— Тебе не терпится в столицу?
— Аня, мне не терпелось лишь снова быть с тобой, снова делить с тобой любовное блаженство… Где это произойдет, не столь важно…
— И все же ты скучаешь по Петербургу.
— С такой женой как ты у меня нет никакого повода для скуки.
— Но там другая жизнь, другие люди… Такие, как тот полковник, с которым ты встречался помимо службы… Что он за человек?
— Анна Викторовна, Вы лежите с мужем в супружеской постели, а интересуетесь другим мужчиной. Это как понимать? — подначил Яков жену, перебирая ее волосы.
— Ну так муж заинтересовался им прежде меня. В чем же его интерес к этому мужчине? — не осталась в долгу Анна.
Если бы он рассказал про исчезновение Тани, одну из причин по которой они, так сказать, сошлись с Дубельтом, он не удивился бы, если бы Анна решила помчаться к Карелину прямо с супружеского ложа.
— Ну прежде всего, как я уже сказал тебе, Дубельт — знакомый Павла. Он пришел в управление не только из-за преступлений, совершенных офицером гарнизона, в котором он проводил проверку, но и чтоб познакомиться с родственником Павла Александровича, пострадавшим от этого. Мы начали беседу, слово за слово, и перешли к темам, не связанным с теми случаями… Ты спросила, что он за человек. Насколько я могу судить, порядочный, честный, добросердечный… Человек, с которым мне было легко общаться… Ему немного за пятьдесят, он вдовец, жена умерла более десяти лет назад. Сын — офицер, служит где-то далеко от Петербурга. Дочь твоего возраста, недавно вышла замуж, ее муж примерно моих лет, офицер в Военном министерстве. Оказалось, я даже встречался с ним однажды — он сам пришел в полицию по одному делу как свидетель, если бы не он, могли бы осудить невиновного. За Юлией ухаживало двое мужчин, этого ей порекомендовал в мужья дух ее умершей матушки, чему поспособствовал месье Пьер — медиум, практиковавший тогда в столице, — чуть улыбнулся Штольман.
— Месье Пьер?
— Так он себя называл. Хотя нам он знаком как Петр Миронов.
— Как же тесен мир… Получается, дядюшка Петр устроил брак дочери полковника.
— Получается так. С мужем она счастлива, Дубельт рад за дочь, и сестра жены, воспитавшая девочку после смерти матери, тоже. Эта семья представляется мне очень приятной, поэтому когда Дубельт пригласил нас с тобой на обед к ним домой, когда мы будем в Петербурге, я не стал отказываться. Ничего, что я дал на это согласие без твоего ведома?
— Яков, ты сказал, что тебе легко общаться с полковником. Для меня это много значит. Почему я должна быть против ужина с его семьей?
— Полковник надеется, что его дочь и зять понравятся нам с тобой, и мы сможем поддерживать компанию с ними, ну и с ним самим тоже.
— Мне уже приятно, что дочь полковника не считает спиритизм чем-то… греховным… Ты пригласил Дубельта в ресторан, так как он пригласил тебя домой на ужин?
— Мне это показалось само собой разумеющимся — ужин в ресторане Дворянского собрания. Там и выяснилось, что Павел открыл для нас с тобой счет.
— То есть у моих родителей ты об этом не пошутил?
— Аня, какие шутки… Конечно, я хотел заплатить сам, но Дубельт сразу же стал настаивать, чтоб это сделал он, поскольку получает дополнительные столовые для инспекционных поездок. Потом пришел Паскаль — порекомендовать нам некоторые блюда и сказал, что князь Ливен открыл в ресторане счет… В общем, мы поужинали за счет Его Сиятельства…
— А как часто полковник ужинает за счет Его Сиятельства в Петербурге?
— Было пару раз, они не близкие знакомые, больше общаются по служебной надобности… Еще оба были на Турецкой войне, а там вместе в госпитале…
— Ты не знаешь, что за ранение было у Павла? Я как-то спрашивала его про войну, он лишь сказал, что был там ранен и что не любит говорить о войне…
— Дубельт мне ответил то же самое, что князь не любит говорить об этом. Однако сказал, что в отличии от него самого, вынужденного в связи с ранением перейти на другую службу, Павлу Александровичу свою менять не пришлось… А сама ты не видела никаких… последствий ранения? Это может проявляться, если он занедужит на погоду или устанет… Ты же с ним находилась больше времени, чем я, могла что-то заметить…
— Нет, я ничего не заметила… ни при перемене погоды, ни после его упражнений в стрельбе или фехтовании с Демьяном… Может, какое-то недомогание он когда-то и чувствует, но не показывает этого… А, может, просто остались шрамы… Где они у него, я, конечно, не знаю… — Анна подумала, что не видела Павла даже без рубашки, так как он, меняя ее после схватки на шпагах с Демьяном, попросил ее отвернуться.
Яков знал про крайней мере об одном шраме у Павла — на бедре, его он получил не на войне, а во время катастрофы.
— Тот мой знакомый из Петербурга, что был в Дворянском собрании, сказал, что видел заместителя начальника охраны Императора у министра Посьета после крушения Императорского поезда, и тот хромал…
— Павел был в том поезде?! И, судя по всему, был ранен? — нахмурилась Анна.
— Был, — Штольман не сказал Анне о том, что ранее узнал об этом от самого Павла. Зачем было расстраивать ее? А теперь это… пришлось к слову… — Но не думаю, что он расскажет о катастрофе… как и о войне… И о своих ранениях тоже…
— Да, это на него похоже… как и на тебя… Я ведь тоже не знаю, откуда у тебя все шрамы… Знаю про отметину от пули от дуэли с Разумовским, про ранение здесь в Затонске и все…
— Зачем тебе знать про это, милая моя? Это ранения, от которых только остались шрамы… не увечья… Они не мешают мне как мужчине проявлять мою любовь к тебе… — улыбнулся Штольман и поцеловал жену. — Или ты считаешь по-другому?
— Нет, что ты. Об этом я совсем не думала… Яков — ты самый лучший мужчина, какого только я могла пожелать…
— В данный момент я самый оголодавший мужчина… и по любви… и не только по телесной, но и по обычной пище…
— Ну насчет телесной пищи Вы, Яков Платоныч, преувеличили. Сейчас Вы точно не голодный, — усмехнулась Анна.
— Да я только червячка заморил, — ухмыльнулся Штольман. — Чтоб насытиться, этого совершенно недостаточно… А относительно того, что проголодался, это правда.
— Что-то мне подсказывает, что тот червячок, которого Вы заморили, был очень крупным… размером со змею, наверное… — рассмеялась Анна.
— Аннушка, как я тебя люблю, — Яков приобнял жену сильнее. — Ну пусть он со змею… или с рыбу, которая у нас в подполе…
— Ой, у нас ведь рыба осталась, я и забыла совсем.
— Куда уж тебе было помнить о рыбе, когда твои мысли были заняты совсем другим.
— Как в тот момент и твои… Но, видимо, ты действительно голоден.
— Мне бы очень не хотелось покидать спальню, — честно сказал Штольман. — Но, похоже, придется. Мне очень жаль.
— Яков, у нас вся ночь впереди… — Анна встала с кровати и накинула домашнее платье, которое муж приготовил для нее.
Оно было простым, еще проще пеньюара, в котором ее увидел Павел, когда под утро, услышав ее крик, прибежал утешать ее от привидевшегося кошмара. Чтоб узнать, успокоилась ли она, он позволил себе замечание, что для Якова ей лучше было бы носить нечто более пикантное. Она поддалась на его провокацию и сказала, что представляет, что он там покупает для графини. И Павел ответил, что он никогда не покупал подобных предметов одежды для любовниц, лишь, бывало, оплачивал счета. А когда Наталья Николаевна получила известие о том, что ее сын упал с дерева, она вместе с Мартой помогала ей собирать вещи и увидела, что пикантных предметов гардероба, о которых говорил князь Ливен, у его любовницы не было. Она еще тогда удивилась — графиня приехала к любовнику, на которого имели виды и другие светские дамы, но не пыталась поддерживать его интерес к ней с помощью фривольных нарядов. Видимо, князь Ливен не из тех мужчин, для которых подобное имеет значение. Ее губы тронула улыбка — ее Яков такой же, для него важно совсем другое. И она только что испытала это в полной мере.