— А когда Саша был маленький, Марк с ним в усадьбу приезжал?

— Не всегда, если Дмитрий Александрович с Сашей приезжали дня на два-три, то прислугу не привозили, в усадьбе достаточно слуг, чтоб за ними ухаживать. А если на дольше, то, бывало, с Никифором и Марком приезжали. Но и тот, и другой только в дневное время им прислуживали, на ночь уходили во флигель, как и остальные слуги.

— Что же Саша один был ночью?

— Так привык. Когда Павел Александрович с войны вернулся, Сашенька посчитал себя взрослым. Отказался, чтоб нянюшка в его комнатах спала. Луша, а потом Марк ему только переодеться помогали. После Дмитрий Александрович или Павел Александрович к нему приходили — или сказку почитать, или историю рассказать. Он обычно быстро засыпал, сон у него всегда был хороший, крепкий… А если проснется ночью, по надобности или пить захочет, так большой уже мальчик, чтоб с такими делами самому справиться. Ваша Милость, Сашенька никогда не был опекаем сверх меры, Их Сиятельства считали, что он не должен быть маменьким сынком, хоть, конечно, матушки у него и не было… И не любит Александр Дмитриевич, как и Павел Александрович, чтоб прислуживали ему без надобности. И одевается сам, и бреется, Марк ему только бритву и воду готовит. И в бане они с Павлом Александровичем сами управляются, когда вместе парятся. Что и говорить, настоящие мужчины, не неженки какие, как некоторые господа… Марк или Демьян им только белье принесут да стол в предбаннике накроют, квасу да морсу поставят. Павел Александрович и так-то водки не пьет, а уж после бани и подавно, и Саша такой же.

— Яков тоже после бани не пьет.

— Это хорошо, а то говорят, что так можно и Богу душу отдать… Ваша Милость, я для Вас с Яковом Дмитриевичем буду квас с морсом готовить, я знаю, как Харитон их делает. Он мне и несколько рецептов своих блюд записал, простых, конечно, не соусов там заморских, на которые по полдня надо тратить…

— По полдня на такое тратить, это совсем лишнее. У тебя ведь много работы по дому будет.

— Ну, судя по тому, что домик у Вас с Яковом Дмитриевичем маленький, не так и много.

— Марфуша, скоро увидишь его, уже подъезжаем… Марфуша, ты не против, что я тебя так называю?

— От чего же быть против? Мне очень приятно. Меня так немного людей и называло. Батюшка, барышни Пшеничниковы, Демьян… Павел Александрович иногда, Сашенька, тот чаще…

— А Дмитрий Александрович?

— Очень редко, но бывало… от этого так тепло на сердце становилось…

— А у меня сердце из груди выпрыгнуть готово, что я через несколько мгновений увижу Якова. Марфа, смотри, вон они все! Мама, папа и Яков! — расцвела в улыбке Анна.

Марфа тоже выглянула в окно и увидела, что на перроне в компании дамы и господина стоял молодой Его Сиятельство Дмитрий Александрович и в нетерпении поправлял манжет на левом рукаве.

========== Часть 4 ==========

Анна выбежала из вагона первой, Марфа вышла за ней. Сын Его Сиятельства, сияя как начищенный самовар, бросился к жене, обнял ее и поцеловал в щеку, а затем поцеловал ей ладонь. В этом жесте Марфа узнала Павла Александровича. Ей довелось видеть, как Его Сиятельство целовал ладонь Анне Викторовне. Совсем не так, как он целовал руку графине. Поцелуй ладони был проявлением нежности и теплых, светлых чувств, поцелуй руки — знаком учтивости, принятым в обществе. Губы Марфа чуть тронула улыбка — она была рада, что сын князя был мужчиной, имевшим сердечные чувства и не стеснявшимся их показать, а не только чином, занимавшим довольно высокую должность.

Марфа не стала подходить к своим новым хозяевам, но смотрела в их сторону. Сын Дмитрия Александровича был очень похож на него, но в то же время в нем не было степенности, некой вальяжности и лоска, присущих Его Сиятельству. Правда, она встретила князя, когда ему было за пятьдесят, а его сыну около сорока. Но и в пятьдесят с лишним он вряд ли станет таким же, каким был князь. И воспитание другое, и жизнь другая, не такая беспечная, какая была у Его Сиятельства, которому не нужно было зарабатывать на свое существование. Но в любом случае в Якове Дмитриевиче была видна порода, то, что передалось ему по наследству от отца, а не было следствием его жизненного опыта. Достойнейший человек, Его Сиятельство мог бы гордиться таким сыном. Да, видно, и гордился и брак его одобрил, раз оставил его жене перстень княгини. Яков Дмитриевич женился на прекрасной барышне, доброй, искренней, приветливой, не высокомерной или спесивой. А что до того, что ведет себя порой не как дама, из револьвера стреляет или полицейским расследованиям помогает, так, может, родит деток и угомонится немного. Ну или будет потом сынка своего стрелять учить на пару с его батюшкой или дядюшкой. Все лучше, чем ничем не заниматься цельными днями, от безделья маяться с кислой миной да прислугу шпынять без причины. А то, что странности у нее — духов видит, так это гораздо меньший изъян, чем дурной и вздорный характер, от которого ни себе самой, ни кому другому покоя нет. Лишь бы только не страдала, когда к ней духи приходят. Но у нее хоть муж понятливый и сердечный, не будет орать на нее благим матом, что она его ночью криком разбудила, а тоже сразу успокаивать бросится, чтоб ей не так тяжко было. Прекрасная они пара, сразу видно.

Марфа могла бы и дальше любоваться на супружескую чету, но нужно было поспешить, не дай Бог поезд уйдет, а багаж Ее Милости в нем останется. Она подхватила корзину и небольшой чемодан, которые поставила на перрон, выйдя из вагона.

— Ваша Милость, извините, что отвлекаю, мне нужно отойти, о багаже позаботиться.

— Да, Марфа, я от радости совсем забыла об этом.

— Позволь мне пойти с тобой, — сказал Виктор Иванович. — Ты сама можешь все нести?

— Не извольте беспокоиться, барин. Чемоданчик не тяжелый, а в корзине посуда, которую Его Сиятельство для Анны Викторовны в дорогу купил. Она недорогая, но Ее Милости понравилась, поэтому корзину с ней я никому не доверю, а то побьют еще.

— Ну смотри, а то я хотел тебе свою помощь предложить.

— Вот еще удумали прислуге помогать.

— Да на прислугу ты сейчас как-то не похожа, — Виктор Иванович отметил, что у Марфы внешность не деревенской женщины.

— Так и не только сейчас, — засмеялась Марфа. — Что ж поделать, коль такой уродилась, а судьба иной оказалась. Но Вы это в голову не берите, у Вас и своих дум, поди, хватает.

— Марфа, нас извозчик дожидается, я найму мужиков, чтоб помогли ему погрузить багаж.

Когда все сундуки и чемоданы вынесли на перрон, Миронов засомневался, что все это поместится на задок одной пролетки, пролетка — это не карета Его Сиятельства, где еще и не такие громоздкие сундуки можно было разместить без труда.

— Пожалуй, придется еще одного извозчика взять. Марфа, ты покажи потом, где твои вещи, их отдельно погрузят. Мы заедем сначала домой к Анне и Якову Платонычу, оставим там ее поклажу, а потом сразу же поедем к нам. Прасковья обед готовит, в дороге-то проголодались поди.

— Харитон, повар Его Сиятельства, нам много всего в дорогу собрал. Только вот Ее Милость сегодня от переживаний кроме пирожка ни к чему и не притронулась, даже к блинчикам, которые Его Сиятельство Александр Дмитриевич уважает, и которые ей самой так понравились… Мне их пришлось самой съесть, а то жалко было бы, если б пропали.

— Хороший повар у Павла Александровича?

— Очень хороший, много лет в его доме. Всякие заграничные изыски умеет готовить, да так, что не в каждом столичном ресторане могут. И простую пищу вкусно готовит. Его Сиятельство не только заморские блюда уважает, но и простую кухню.

— А ты сама сколько лет в доме князя прослужила?

— Лет пятнадцать, и все время в горничных.

— Только ли в горничных? Помогала, наверное, дамам, которых князь приглашал в усадьбу? — чуть ухмыльнувшись, спросил Виктор Иванович. — Или они со своей прислугой приезжали?