— Да? — переспросила Лелиана. — И как все прошло?

— Она приняла меня очень любезно. Правда, говорили мы недолго. Поболтали немного о том, о сем. О лекарстве от скверны, о Метке, о порождениях тьмы и Море. Эвелин сказала, что мне всегда здесь рады. Попросила оставаться, а Скайхолде столько, сколько я захочу, но мыслями она явно была где-то далеко. Гораздо более интересный разговор вышел у меня с одной магессой из Орлея. Это мадам Вивьен рассказала мне про дружбу между Эвелин и Кассандрой и про то, что ты и Эвелин в несколько натянутых отношениях. Неужели это правда?

— Ох уж эта Вивьен… — недовольно заметила Лелиана. — Не забывай, что она тоже кандидатка и тоже ведет свою игру. Тем более, она обижена, что Эвелин не воспринимает ее всерьез. Нет, я бы не сказала, что между нами есть какой-то конфликт. Скорее мы делаем разную работу. По-настоящему разную. Как глава Инквизиции Эвелин должна быстро принимать решения, порой без времени подумать. А я стараюсь уберечь ее от опрометчивых поступков. При таком раскладе разные точки зрения неизбежны.

— И все же дополнительных очков это тебе не прибавляет.

— Нет, не прибавляет, — устало согласилась Сестра Соловей. — Впрочем, Эвелин уже явно все обдумала, и я не собираюсь переживать по этому поводу.

— Я ведь знаю, что ты все равно переживаешь, — Амелл села на постели. — Я сожалею, что меня не было рядом. Джустиния очень много значила для тебя, и ее смерть была тяжелым ударом. Именно поэтому эти выборы так важны.

— Я стараюсь об этом не думать, — мягко возразила ей Лелиана. — Раньше я бы посмеялась над всяким, кто сказал бы мне, что я могу продолжить дело Джустинии. Сейчас все изменилось. Когда она умерла, мысли о тебе помогали мне пережить потерю. Я знаю… знаю, что мое избрание будет означать для нас с тобой. Мы и так редко видимся, а тут мне и вовсе тяжело представить, как это будет.

— Пусть другие говорят, — невозмутимо ответила Амелл, — нам нечего стыдиться. Любовь — один из самых прекрасных даров Создателя.

— Я просто хочу быть рядом с тобой. И без всяких «но» на этот раз. Если честно, я жду, когда мы закончим с Инквизицией, чтобы присоединиться к твоим поискам. С переходом в Церковь во мне нет особой необходимости. Так что я несильно расстроюсь, если не стану Верховной Жрицей.

— Я ведь знаю, что ты сильно расстроишься. И не надо оглядываться на меня. И так понятно, что ты ничего не пропустила. Мои поиски по-прежнему безуспешны.

— Вот видишь, моя помощь тебе нужна.

— Здесь дело не в чьей-либо помощи. Поверь мне, я ее сполна получаю. Даже слишком. Просто мои эксперименты ничего не дали. Алистер постоянно интересуется результатами и предлагает увеличить финансирование. Его письма в последнее время полны отчаянием. Я начинаю думать, что он слышит Зов, Лелиана…

— Не может этого быть, — не поверила Сестра Соловей. — Подожди… Подчинение скверне… оно как-то зависит от даты вступления в стражи?

— Имеешь в виду, когда мне стоит дергаться? Нет, у всех по-разному. Здесь больше дело в личной переносимости.

— Мы ведь не знаем точно. Об Алистере. Но я могу выяснить или хотя бы попытаться. Это мне сделать несложно.

— Спасибо, — грустно ответила Солона. — Ты не представляешь, как это тяжело… быть такой беспомощной.

— Не говори так, — Лелиана села на кровать поближе к магессе и взяла ее руку в свою. — Вспомни про Денерим. Как много мы сделали и как много еще должны сделать. Мы остались в живых, и это самое главное.

— Мы остались в живых, мы много для этого сделали, — как эхо повторила за ней Амелл. Ее голос был совсем безжизненным.

— Я очень дорожу тобой, — негромко произнесла Лелиана. Негромко, но как всегда очень ясно, — и буду всегда рядом. Что бы ни случилось.

— А я тебя никуда и не отпущу, — со вздохом заметила магесса.

— Я надеюсь на это, — Лелиана слабо улыбнулась. — Однако сейчас я просто должна тебя оставить. Обязанности вынуждают. Эвелин на несколько дней уехала из замка, и у меня накопилось куча дел.

— Ну, раз это необходимо, — Амелл прищурилась и закрыла один глаз.

***

Мемориал в Убежище поставили на месте старой разрушенной Церкви. Само здание решили не восстанавливать, обнеся возвышенность красивой и высокой оградой. Два непродолжительных летних месяца здесь иногда цвели кусты сирени и даже сладко пахло пыльцой. Все остальное время в горах обитала суровая и вечная зима. В особенности когда магам надоедало тратить силы на хорошую погоду. И холод, порой пробиравший все до костей.

Сам мемориал был высечен из цельного камня. Из горной породы, которую подобрали гномы. Массивное архитектурное сооружение, носившее на себе десятки разных фамилий. Напоминание о жертвах. Имена, вырезанные в камне. Напоминание об ошибках Лелианы.

Каждая буковка словно резала по сердцу. Каждая черточка словно нашептывала о боли.

Это она. Да, это ее ошибки. Это ее нежелание пожертвовать жизнями скаутов. Это она привела сюда Корифея. Это она оставила Убежище без защиты. Это она, не Эвелин. Это она погубила десятки людей, десятки фамилий. Никогда больше так много зараз.

Имена, вырезанные в камне. Они напоминали ей, что она не смогла быть сильной.

Лелиана склонилась у ступеней мемориала, почти скорчилась над вечным и холодным камнем. Внешне такая же ледяная, такая же цельная, а внутри одна горячая мольба о прощении. Мольба и упование на Создателя.

Она была здесь не раз и не два с тех пор, как закончились постройки. Приезжала каждый раз рано утром, когда надо было по делам в Убежище. Отдавала свою дань. Беспрекословно. Без ропота. Смотрела пустыми глазами на камень, на вырезанные в нем имена. Иногда проводила время в раздумьях, иногда лишь в молитвах. Среди вечной памяти ее ошибок. Среди вечных мук совести.

Левая рука должна жить дальше. Левая рука должна сбросить свое бремя.

Ржание лошади и скрип копыт по снегу прервали ее молитвы. Лелиана поспешно поднялась и обернулась. Сейчас раннее утро, и в этой части деревни обычно никого не бывало. Кроме дозорных, но дозорные никогда не совали нос в ее дела.

— Не ожидала тебя здесь увидеть.

Эвелин Тревелиан спешилась и привязала свою лошадь к ближайшей коновязи.

— Инквизитор, — Лелиана слегка поклонилась, — надеюсь, путешествие было приятным.

— Да, иногда надо менять обстановку. Это расслабляет. Подожди, — Эвелин насторожилась, заметив улыбку на ее лице, — или ты уже знаешь?

— Только если захочешь мне сама рассказать.

— Ладно, — Эвелин махнула рукой, — у нас еще будет на это время.

Она оглянулась на высокий мемориал. Почтительно помолчала с минуту.

— Я тоже люблю сюда приезжать. Это место напоминает мне, как много мы потеряли и одновременно как сильно мы продвинулись с того времени.

— Да, — согласилась с ней Лелиана, — мы много тогда потеряли.

— Я знаю, что ты продолжаешь винить себя, — вздохнула Эвелин и покачала головой в знак сомнения. — Хотя это последнее, чего бы я для тебя хотела.

— Ты должна понять. Я сталкивалась с этим и раньше. Власть Верховной Жрицы простирается далеко, но тянется всегда ее левая рука. Это море лжи. Море крови и предательств. Да, приказывала она, но страдала от этого моя совесть. Но никогда так… так много знакомых мне людей зараз. Людей, которых я сама призывала в Инквизицию.

— От Корифея нас бы ничего не спасло. Вот кого стоит винить на самом деле.

— Мы этого не знаем. Мы. Это. Никогда. Не узнаем. Если бы я была более… целеустремленной, возможно, мы бы не потеряли Убежище, — Лелиана горько вздохнула и отвернулась. — Я не люблю это место, но все равно возвращаюсь время от времени. Особенно когда полна гордыни. Это мое напоминание об ошибках. О том, что я далеко не совершенна.

— Мы все не совершенны. И у всех нас есть причины, чтобы не спать по ночам, — задумчиво отозвалась Эвелин. Она достала из сумки письмо и отдала его Лелиане. — Однако пора двигаться дальше.

— Что это? — Лелиана развернула пергамент. На нем косыми буквами было выведено ее имя.