Все как в тумане. Темная волна страсти захлестнула их внезапно. Их обоих. Где-то там, на подкорках сознания, угасала последняя недосказанная мысль. Последнее не свершенное желание.

Она облизнула засохшие губы. Наслаждалась его близостью. Нежным, едва ощутимым прикосновением пальцев. Жадно вдыхала его запах. Такой родной, такой знакомый. Сгорала в его объятьях. И не могла насытиться.

На ее обнаженной груди блестели бисеринки пота…

А Каллен обхватил ее талию рукой, прижался еще ближе, мерно управляя движениями. Устанавливая четкий контроль. Он уткнулся носом ей в шею и утонул в ромашке. В ромашковом поле. В терпкой ромашковой волне. Исчез и растворился в их бездне. В их пугающей неизвестности. Растворился полностью.

***

— И как мы все это будем собирать? — весело спросила Эвелин через некоторое время. — Хоть убей, но я совсем не помню расстановку.

— Как-то надо, — отозвался Каллен, застегивая свой дублет.

Он не спускал глаз с Эвелин. Она была как никогда прекрасна. Веселая, смеющаяся леди Тревелиан с распущенными волосами. Растрепанная, раскрасневшаяся, в одной его только белоснежной рубашке. Слишком большой для нее. Не по размеру. С закатанными рукавами.

В притворном недовольстве Эвелин потерла одну босую ногу о другую. Пританцовывая на холодных плитах замка, держа в руках несколько золотых и серебряных фигурок одновременно.

— Представь только, — улыбнулась она. — Жозефина входит в ставку командования и обнаруживает, что все отметки на карте не совсем верны. Не так расставлены. А дальше она зовет Лелиану, и они вместе на пару гадают, что случилось. Зовут разведчиков, ищут нового шпиона в замке. Пытаются понять, кто пробрался сюда и спутал им карты.

— Находят пуговицы в ставке командования, — хмыкнул Каллен.

— А вот это… вместе с растерзанной рубашкой может нас выдать, — подмигнула ему леди Тревелиан.

Зараженный ее весельем, Каллен тоже рассмеялся. И ему так внезапно захотелось снова обнять ее, покрыть поцелуями всю от пят до макушки, прижать к своему сердцу и никогда уже не отпускать. Никогда.

— Ты самая потрясающая женщина, которую я когда-либо встречал, — тихо произнес он.

Однако Эвелин его услышала. Подняла голову от карты и понимающе улыбнулась.

— Я люблю тебя, — просто сказала она.

Каллен не отвечал. Слова встали комком в его горле. Он смотрел на нее, невыносимо веселую и прекрасную. Тянулся к ней каждой клеточкой своего тела. Отчаянно тянулся. И старался запомнить. Такой, какой она была в эту самую минуту. А потом решился наконец произнести свои мысли вслух:

— И я тебя. И это ничего не изменит. Той уверенности, которую я обрел с тобой в этой жизни. Ничего не изменит, — твердо повторил он и подошел ближе. — Вообще-то есть кое-что… о чем я хотел… о чем намеревался с тобой поговорить.

========== Лелиана ==========

Объятья Амелл дарили покой. Покой. Который она давно не знала.

Нежные, почти невесомые прикосновения. Манящие к себе, призывно зовущие, соблазняющие. Дорожка поцелуев по коже. Легкая, почти незаметная. И сладкая дрожь по всему телу. И нега, разлитая в воздухе. А внизу живота так тепло, так приятно. Желание скручивало комком все члены, разгоняло тягучую кровь по венам.

Она горела в объятьях Амелл. Таяла и плавилась словно лед от солнца. Стекала талой водой с высоких гор и падала вниз бурным, пенным водопадом. А внизу. Внизу была их бездна. Водоворот из чувств, эмоций и полузабытых желаний. Он затягивал внутрь. Он пожирал жадно. Он засасывал ее почти бесконечно…

В порыве нежности, в порыве какой-то горячности она так сильно прикусила губу, так сильно надавила ногтями, что алая кровь брызнула во все стороны. На белоснежные простыни, на белоснежное одеяло, на белоснежные подушки. Россыпь ярких карминовых каплей. Сильно выделялась на белом фоне. Эссенция ее неспокойной, ее короткой, ее незаурядной жизни…

На ощупь Амелл была мягка и податлива. Как глина. Меняя форму и выгибаясь навстречу. Это бесконечное слияние так приятно. Как духовное, так и физическое. Два молодых тела, наполненные силой, две души, изголодавшиеся друг по друг. Она опустила руку вниз и коснулась самых сокровенных участков тела, самых потаенных уголков сознания.

Каждое слово, каждый взгляд, каждый жест полны обещаний. Несбывшихся надежд и разрушенных временем клятв. Доверия или отсутствия такового. Они столько раз теряли друг друга и столько раз находили. Сейчас время играло им на руку. И на мгновение, на короткий промежуток вечного времени они постарались забыть обо всем. Укрыться от остального мира. Исчезнуть и раствориться в своей бездне…

Когда все наконец закончилось, Лелиана смогла вернуться в прежнее положение. Она откинулась на мягкие подушки и удовлетворенно вздохнула.

— Надеюсь, тебе стало легче, — едва слышно произнесла Амелл.

— Определенно легче, — ответила ей Лелиана.

— Хочешь чего-нибудь? Я попрошу Дагну принести тебе чай.

— Нет, спасибо. Сейчас раннее утро, и она удивится, если ты покажешься из моей комнаты.

— Ничего страшного. Я думаю, и так весь Скайхолд знает.

Лелиана перекатилась на бок и встала с кровати, запахнувшись в одно из белоснежных простынь. Выглянула в окно. Небо над Скайхолдом стремительно светлело, отвоевывало свои позиции у темноты. В поддернутом дымкой саду замка не было сейчас никого. Только где-то там, вверху, в молочно-белом тумане иногда виднелись огоньки ночной стражи, еще бродившей с зажженными факелами по стенам замка.

— О чем сейчас думаешь? — задумчиво спросила ее Солона и сладко потянулась среди белых подушек.

— О выборах. Не могу выкинуть это из головы. Остались считанные недели. А потом практически сразу же инаугурация новой Жрицы.

— Я верю в твою победу, Лелиана.

— А я вот в нее совсем не верю… Хотя это и бесполезно. Все сейчас находится в руках Эвелин.

— Разве кто-то может обладать таким влиянием на верховных клириков?

— Она может. Поверь мне, в свое время я задавалась тем же вопросом. Как Церковь могла выбрать кого-то из нас? Когда они клеймили Инквизицию со дня ее возрождения. Как Церковь могла выбрать меня? Ведь пусть я и была левой рукой Верховной Жрицы, я не принадлежу к духовенству. В моем прошлом слишком много такого, что помешало бы рассматривать меня серьезно, — пустилась в объяснения Лелиана. — А теперь я понимаю. На самом деле Церковь сейчас переживает глубокий кризис. Смерть Джустинии, взрыв на Конклаве, распад ордена Искателей, коррупция среди храмовников. Раскол слишком очевиден. Поэтому нужна новая кровь, нужна сила, чтобы собрать все воедино. Чтобы снова придать Церкви мощь на международной арене. Привнести политическое значение. И этой силой станет Инквизиция. Самая популярная организация в Тедасе. По правде говоря, они бы не моргнув глазом сделали бы Жрицей и саму Эвелин, если бы не боялись ее и ее Метки.

— Я все равно не понимаю. Почему ты считаешь, что она не выберет тебя?

— Я не знаю… я… просто не уверена, — Лелиана провела ладонью по стеклу, тяжело вздохнула. — Эвелин никого не хотела брать с собой, кроме Жозефины. Никого, кто участвует в переходе Инквизиции в Церковь. Но в последний момент передумала. В Вал Руайо с ней поедет Кассандра. Если не для представления клирикам, то тогда для чего?

— Я слышала, они с леди Пентагаст близкие подруги. Но я не сомневаюсь в объективности Эвелин.

— Я тоже в этом не сомневаюсь. Личные интересы не имеют значения. Но Кассандра близка к ней и в другом плане. Они разделяют общие взгляды. На мир, на устройство Церкви. Эвелин — человек, воин и представительница знати. Как и Кассандра. Она не знает проблемы магов так, как понимаю их я. Она за то, чтобы вести умеренную политику. Реформировать Круги, а не распускать их. А я хочу начать все с чистого листа. Для нее это будет означать хаос. Если не насилие.

— Недавно я была на приеме у Инквизитора, — вдруг призналась Солона.