После играет гимн, и президент возлагает на меня корону победительницы. Все короны обычно делаются по одному стандарту, но каждая корона победителя имеет свою изюминку. Прошлогоднему победителю — Уэйду Ранкину — вручили корону, которая была украшена опалом и коричневыми алмазами. Это было в честь булыжника, которым он одолел своего последнего соперника.

У меня теперь есть тиара в виде полумесяца из голубых топазов. Получив свою бессмысленную плату за молчание, я следую за менторами на банкет. Бесконечное позирование, вымученные улыбки и вспышки камер становятся продолжением торжественного вечера. Я, всё лживо улыбаясь, думаю, куда теперь меня занесёт жизнь. Ведь мои мечты вести спокойную жизнь разрушились с самого момента Жатвы.

Мне теперь остаётся потерянно глазеть на неприступную луну. Я думаю о тех людях, у которых украла право на победу и на жизнь. Я думаю о Финч и Катоне. Это люди, к которым я болезненно привязана. Люди, которым я благодарна. Люди, которых я ненавижу и никогда не забуду.

========== Глава 37: Мирта ==========

Всё началось с самого тура победителей. В Двенадцатом, где традиционно начинается этот тур, расстреляли кузена Эвердин. Он пытался пробраться на сцену. Не успела я пикнуть, миротворцы взяли и спустили курок. Парень мгновенно упал на пол, а я от шока продолжала читать бумажку перед потрясенными жителями. Потом меня потащили на унылый приём, где на меня беспрерывно смотрела дочь местного мэра. Смотрела она с немым укором и презрением. Мы никогда не заговаривали, но если она жива, то ей сейчас должно быть около тридцати.

В Одиннадцатом было ещё страшнее. Во время моего выступления треть слушателей попытались покинуть площадь. Смутило ли это меня? Да. Оскорбило ли? Нет. Но с того момента я стала более осторожной, чувствуя, что грядёт что-то грандиозное и нехорошее.

В Девятом я даже не смела поднять голову и мельком взглянуть в глаза миссис Армарин — матери убитой Рейчел. Ментору Девятых я тайком оставила немного денег. Этого точно должно было хватить на полгода, чтобы одинокая женщина не умерла от голода.

В Седьмом я познакомилась с Джоанной Мейсон. После того, как я прочла нелепо скроенную речь на сцене, ментор Седьмых увела меня за кулисы и, простите за грубость, врезала. Нос у меня, конечно, не был сломан, но на лице остался синяк. Она сказала, что это за смерть её трибутов. Я не стала её переубеждать в том, чего не делала. Спорить с непредсказуемыми людьми опасно. Менторам я сказала, что поскользнулась на полу, чтобы не нагнетать обстановку.

Ведь с самого приезда в Седьмой Энобария и Джоанна скалились друг на друга, что жутко нервировало меня. Но перед отъездом случилось странное. Джоанна вызвала меня на приватный разговор, и я согласилась с ней встретиться. Кто-то сказал бы, что у меня напрочь отсутствует инстинкт самосохранения. Они были бы правы. На встречу я взяла ножи, но применять их мне не пришлось. В комнате с тусклыми лампами Джоанна велела мне не спорить с одним человеком в столице и слушаться его. Я была крайне изумлена её высказыванием, ведь этот человек даже не был распорядителем Игр, но я кивнула ей, чтобы быстрее отвязаться.

В Пятом было тяжело. Ведь не объяснишь же людям, что я убила Франческу из-за личных мотивов. Да и жизнь научила не спорить с людьми, которым твоё мнение вообще не сдалось. В Третьем было страшно. Бити Литье был вежлив, но я его боялась до смерти и старалась не отставать от менторов ни на шаг. Ведь Эвелин была его подопечной.

Если в Девятом люди были подавлены, то в Третьем они определённо были обозлены. Как-никак трибуты Третьего убиты нами — Вторыми. Знаете, Капитолий не удивился бы, если бы получил гипотетическую новость, что их победительница случайно умерла от контакта с током, ведь её фен сломался в такой неподходящий момент. Вот такой мне сценарий мерещился весь день, что у меня была жуткая паранойя.

В Капитолии было торжество. Брут после Игр как-то говорил мне, что на Играх меня активно спонсировала одна капитолийка — Калиста Ньюсом. Именно она дала деньги на вещество, замедляющее пульс, благодаря которому трибуты посчитали меня мёртвой и отстали на время. Моя тётя, которая не стала нас с Мирной разыскивать после автокатастрофы. Наверное, ей не хотелось брать на себя заботу о двух детях в таком юном возрасте. Осуждать её глупо, по крайней мере, после того, как она попыталась загладить вину таким образом. Встречались ли мы после Игр? Нет, не встречались, и я этому была крайне рада. Больше я о ней ничего не слышала и не желаю слышать.

После того, как тур был совершён, на меня (в составе специальной группы) возложили мрачную миссию — подавить мятежные настроения. Не самолично, а через разработку пропагандистской литературы. Архивы и библиотеки стали моим вторым домом. Однако утихомирить людей не получилось.

Да, задание провалилось по многим причинам. Думаю, основная причина заключалась в том, что мы не сработались с Плутархом Хевенсби. Уж больно он меня невзлюбил и относился с плохо скрываемым презрением, хоть старался иногда замаскировать это за маской безразличия. Говорят, что на играх он ставил на мисс Эвердин.

И потом, не он ли подбивал президента на безрассудные поступки? Изменить изначальный план третьей квартальной бойни? Да пожалуйста! Зачем отправлять на арену родственников победителей, когда можно их самих? Президент согласился, хотя его не раз пытались отговорить, что позже стоило ему жизни и потери власти.

На семьдесят пятых Играх от Второго выступали Энобария с Брутом. В принципе, мисс Голдинг могла бы не идти на Игры. Но когда на Жатве выбор пал на Лукрецию, Энобария запросто заменила её. Я впала в прострацию, когда на Играх мистера Саммерса убил Литье своим током. Теперь в новом правительстве этот гений занял весьма важный пост. Что касается Энобарии, то она осталась жива, ведь Игры были сорваны повстанцами!

Может, Игры похоронили Кашмиру с Блеском, но не Одейра с Джоанной. К Четвёртому я отношусь нейтрально, но Джоанне я благодарна. Именно она, возглавив революцию, убедила Коин всучить всем живым победителям иммунитет. Даже победителям Второго. В это сложно поверить, но даже Энобария получила помилование. Видимо, они решили, что сами позже разберутся, когда всё закончится. Джоанна — сильная личность, ведь она взяла под свою ответственность почти каждого победителя, который сумел пережить революцию. Время от времени она интересовалась, как мы поживаем. Я всегда отвечала:

— Всё хорошо.

Кстати, забыла сказать, что президент после разрушения арены приказал миротворцам устранить остальных победителей. Как мне удалось избежать расправы? Лаим постаралась. Помню, после моей победы она собрала всех молодых победителей Второго и всучила нам рации, чтобы поддерживать связь.

В одну беспокойную ночь мне сказали бежать из архивов и прибыть в одно место в столице, если хочу остаться живой. Я не стала спорить. Именно Лаим вызволила меня и Лукрецию из столицы через подземный тоннель. Нам удалось скрыться и притвориться мёртвыми, но Ранкину не повезло. Его уже успели пырнуть ножом. А сама Лаим была недосягаема, так как была лидером местных повстанцев.

Грянула война. Погибло много людей. Особенно пострадали Восьмой и Третий. После всех этих трагичных событий оставшуюся в живых Энобарию отправили в ссылку во Второй. Конечно же, при надзоре Лаим — нашей мятежной победительницы.

Джоанна и Лаим попросили меня притвориться сумасшедшей, если я хотела прожить спокойную жизнь, ведь новая власть боялась, что победители захотят пойти в политику и вмешиваться в жизнь страны. Я должна была убедить всех, что не представляю опасности, ведь некоторые лица не были уверены в том, что живые победители поддерживают Коин. Джоанна была лицом революции, а Лаим изначально была за повстанцев, так что никто ничего от них не требовал. Энни вообще была сумасшедшей, так что она была вольна жить так, как ей хочется, в отличие от меня.

Пришлось разыгрывать спектакль. Не думаю, что Коин поверила в моё сумасшествие. Ведь она тогда сказала: