Я открываю термос и наливаю кружку замечательного маминого кофе. Это мило.

— Утро, папа.

Он смотрит вниз и улыбается. Он начинает говорить, но понимает, что он держит между зубами. Я держу кружку, и он спускается по лестнице. Мамин кофе всегда заставляет нас прибегать к Кингсли.

Осторожно он кладёт гвозди в сумку с поясом для инструментов. Я не знаю, почему он не держит их там с самого начала. Все мы перестали задавать ему этот маленький вопрос. Я вручаю ему пустую кружку и наполняю её для него. Он долго пьёт.

— Теперь это хороший кофе, — шутит он, указывая на кружку в подражании старой рекламе «Фолгерс».

— Как ты, папа?

— Делаю добро. Пытаюсь натянуть эти огни. С каждым годом это становится всё более сложным.

Я смеюсь.

— Это потому, что ты балуешь своих внуков. У тебя стоит Санта, стоящий рядом с камином, на крыше дома изображены двуглавые олени для оленей, в каждом окне освещены венки, на каждом окне висят венки, а на каждой ветке нашего старого дуба висят огни. Интересно, что это требует вечности, чтобы настроить его каждый год.

— Ты знаешь об этом лучше, Харпер? Я имею в виду, кроме того, как детям это нравится?

Я сунула руку в карман джинсов. Здесь холодно без моих перчаток.

— Нет, папа. Что?

— Это действительно сводит с ума мадам Дюбуа по улице. Я не думаю, что у старого Бидди счастливые кости в теле. Это сводит её с ума, когда я вижу столько огней в одном доме. — Папа врывается в подражание ей. — Это удешевляет район. Разве ты не понимаешь, что живёшь в Садовом районе? — Он пьёт больше кофе. — Не нужно не наслаждаться жизнью. Кроме того, это делает моих детей счастливыми.

— Это всё о том, чтобы дети были счастливы, не так ли?

Он хлопает меня по спине, чуть не заставляя меня подавиться кофе.

— Ты узнаешь об этом, а? Окупаемость, Харпер Ли.

Боже, я надеюсь, что нет. Я умру, если мои дети будут слишком похожи на меня.

— Вопрос, папа. Как мне сохранить жену счастливой?

— В чём дело?

Я пожимаю плечами и качаю головой.

— Хотелось бы, чтобы я знала. Она одержимая женщина. Она приказала мне выйти из кухни, а «Заговора» ещё не было. Она была совершенно взбешена мной по дороге сюда. И, папа, я ничего не сделала. — Клянусь.

Это похоже на жизнь с доктором Джекилом и мистером Хайдом.

— Ты, дорогая.

— Я? — Чёрт.

Он опускает кружку и начинает подниматься по лестнице.

— Да. Это называется послеродовая депрессия, и это сука.

— Это преуменьшение. — Я поднимаюсь за ним, присоединяясь к нему на крыше. Я люблю аллигаторов. Конечно, я всегда любила диких тварей. Кстати, о них. — Так хочешь объяснить это?

— Твоя мама и я проходили это вместе пять раз. Обычно это проявлялось примерно через две недели после того, как родился один из вас. Она устала, подавлена и стала более расстроенной, чем когда-либо могла быть женщина-каджун. — Мой отец садится на одного из аллигаторов. — В некоторые дни я был очень счастлив, что мой французский не так хорош. Или, по крайней мере, я притворялся, что не мог понять, что она говорит.

— Как долго это продлится?

— Зависимо. Пару недель, как правило. Просто покатайся с Келси. Будь добродушна. Помоги детям. И что бы ты ни делала, Харпер Ли, не объясняй это Келси.

— Это сказано из опыта, папа?

Он кивает, выражение его лица доказывает.

— С Джеррардом я не знал, что происходит. Но с Джином я всё выяснил. Поэтому я сказал Сесиль, почему она так зла на меня. Я рассказал ей о медицинской информации, которую я узнал, и о том, как это произошло. Были просто её гормоны из-под контроля.

Я закрываю глаза, представляя сцену. Это не симпатично.

— Что случилось?

— Допустим, мне пришлось притвориться, что я плохо знаю французский. Мне повезло, что я держал сына примерно неделю. И, хотя меня не выбросили из нашей спальни, там было очень холодно.

— Я поняла. Не говори Келс, я получила её номер.

— Нет, если ты хочешь дожить до первого дня рождения близнецов.

*

Я заправляю одеяло вокруг Коллина, когда он успокаивается.

— Спи спокойно, Пушистик.

Я возвращаюсь на кухню, где наконец собралась остальная часть КЦ. Взяв свой сок, я опускаюсь на стул и наблюдаю, как Кэтрин обнимает Бреннан.

— Это лучшая часть этой семьи: теперь у младших членов рождаются дети.

— Скажи, — ворчит Рене, проводя рукой по животу.

О, я чувствую к ней.

— Мы с Кэтрин получаем удовольствие от того, что обнимаем и обнимаем новорождённых, не имея больше необходимости, — трубит Элейн, занимая своё место за столом. — Теперь мы можем оставить это младшей, более энергичной из наших сестёр.

— Я такая же энергичная, как слизняк в наши дни. — Я позволяю своей голове упасть на стол, что вызывает смех.

Я поднимаю её, когда чувствую руку мамы в моих волосах.

— Разве Харпер не помогает тебе так, как должна?

— О, нет! Харпер в большинстве случаев великолепна. Пока она не скажет что-то глупое, я хочу её убить.

— Ой-ой. — Я слышу, как все мои сёстры и мама говорят одновременно.

— Что? Это правда. На днях я спросила её, как я выгляжу, и она ответила: «Отлично для женщины, у которой недавно были близнецы». Я имею в виду, давайте, почему она просто не сказала: <<Келси, ты выглядишь как корова Гернси?>>

Теперь они все рассмеялись надо мной. Элейн смеётся так сильно, у неё слёзы на глазах.

— Что!?

— Келс, Харпер была искренней. Ты отлично выглядишь для женщины, у которой недавно были близнецы, — предлагает Рэйчел. — Ты просто ошиблась. Это часто случается после рождения ребёнка. Поверь мне. — Она машет рукой над столом. — Я видела это много с этими тремя.

— Абсолютно. — Мама забирает у Кэтрин Бреннан и даёт ей бутылку, которую она закончила разогревать. — В этом нет ничего постыдного, и ты не можешь это контролировать. Мы с Джонатаном пять раз проходили через это, и я видела это в каждой из вас, девочки. — Она целует голову Бреннан, а затем слегка встряхивает. — Однажды у Кэтрин был бедный Джеррард в слезах после рождения Джозефа. Вы все можете быть злым потомком гадюки, когда захотите.

— Я не хочу ворчать на неё, как я, — торжественно отвечаю я. — Кажется, это просто ускользает.

— Мы знаем, Келс. Доверься нам, мы знаем. — Кэтрин гладит меня по руке. — И это пройдёт. Просто постарайся не быть слишком жёсткой с ней. Она имеет в виду хорошо.

— Я знаю. И она прекрасно справляется с детьми. Так почему факт, что она дышит, кажется, так сильно меня беспокоит? И если я услышу слово «гормоны» из ваших уст, я закричу.

Они все молчат. Но они смеются надо мной.

Люблю свою семью.

— Это пройдёт. Хотя, постарайся не убивать Харпер в процессе. — Мама улыбается и подмигивает мне. — Я слишком стара, чтобы заменить её, и я бы не стала переживать то, что ты переживаешь снова за всё золото в Форт-Ноксе. У меня всё поднято, и теперь я могу испортить своих деточек. Кроме того, меня. Не думай, что Джонатан сможет принять меня за то, что я — давай посмотрим, как же он меня снова назвал? — Женщина Демон Каджуна, я думаю, была его любимой. — Она проверяет бутылку Бреннан. — О, какой у тебя аппетит, малышка. У кого из мамочек ты это получаешь?

*

— О, погода на улице ужасная, но огоньки такие восхитительные, и так как нам некуда идти, пусть идёт снег, пусть идёт снег, пусть идёт снег! — Я перевязываюсь вместе с Натали Коул.

Мы собираемся купить нашу первую рождественскую ёлку всей семьёй. Близнецы спят на заднем сиденье. Им нравится моё пение.

Келс протягивает руку и выключает автомобильную стереосистему.

Видимо, моей жене нет.

Внутренне я начинаю петь свою новую любимую песню под мелодию «сыромятной кожи»: гормоны, гормоны, гормоны. Ох уж эти противные гормоны. Гормоны сводят мою жену с ума. Гормоны. О, как я надеюсь, что они скоро покинут её тело. И мы все будем счастливы ещё раз. Гормоны. Возьмите их. Уберите их. Гормоны!