Шебд выросла в своего рода… общине, назовем так. Как ни называй, к описываемому времени ее семья там уже не состояла. У мамы Шебд были волосы до пояса и своего рода… сдвиг на эзотерике. Все члены семьи были вегетарианцами, а жили они в маленьком домике, доверху забитом кристаллами, здоровой пищей и… не знаю, какими-то корягами (или не корягами). Не важно. Я дико завидовала своей подружке. Предки разрешали ей все, что захочется, – а Шебд приходили в голову самые безумные идеи: например, обесцветить волосы, а потом выкрасить пряди во все цвета радуги с помощью краски Manic Panic. А мне даже не позволялось подводить глаза. Правда, я все равно подводила, но это уже дело другое.
Папа Шебд, обладатель длинной темно-русой бороды и редкостный молчун, водил нас на концерты! Мы были одержимы ими; мы еженедельно с пристрастием просматривали вашингтонскую City Paper. Лучшие концерты проходили в крошечном клубе Black Cat. Папа Шебд стоял в задних рядах, а мы протискивались к самой сцене: «Простите… извините… простите…» Чокнутые пискли. Шебд была ростом метр сорок два, я – метр пятьдесят два, так что нас охотно пропускали вперед. Конечно, пока дело не доходило до мош-пита[18] – но мы не возражали против небольшой потасовки. Она повышала вероятность того, что вышибалы поднимут нас и водрузят на сцену рядом с колонками и усилителями. Именно таким образом я увидела вблизи L7 – настолько близко, что мне чуть не заехали грифом гитары в физиономию!
Боже, мне нравился даже сам факт присутствия в этом клубе! И мы с Шебд знали один секрет Black Cat: чтобы добраться до своих автобусов, музыкантам приходилось выходить через главный подъезд. Так что если после концерта остаться и немного подождать возле клуба, пока бармены подсчитают выручку, а уборщицы вымоют полы, то можно было лицом к лицу столкнуться с рок-звездами! Взрослые фанаты, как правило, до этого не опускались, но подростки – сама простота, вы же знаете. Пользуйтесь, пока можете, детишки!
Скольких знаменитостей мы там перевидали: Seven Year Bitch, Tripping Daisy, Collective Soul, Presidents of the United States of America. Radiohead! Том был клевый, но куда больше мы сходили с ума по гитаристу Джонни Гринвуду. Он был тощий, бледный, со свисавшими на глаза темными прядями, длинными пальцами и ужасной осанкой. Мы сидели на сцене и визжали каждый раз, как Джонни бросал на нас взгляд, что случалось нечасто (думаю, он нас попросту боялся). А потом, после выступления…
«МЫ ТЕБЯ ЛЮБИМ! – вопили мы, обычно в унисон. – МОЖЕШЬ ПОДПИСАТЬ НАМ ПОСТЕРЫ? ЧМОКИ!!!»
Какие же они были прекрасные. Даже выйдя из Black Cat, мы с Шебд продолжали заливаться слезами.
В юности нужно ходить на концерты как можно чаще! Не пожалеете. Мы с подружками видели Lords of Acid во время их турне Monster, Smashing Pumpkins, Silverchair, Cranberries на Национальной аллее в Вашингтоне. Ради последних мы прогуляли школу, но дело кончилось массовыми беспорядками – нет, серьезно! Нас с Шебд затерло в толпе, пока один симпатичный коп не вытащил нас и не отвез на своей патрульной машине обратно в Бетезду. Мы сидели на заднем сиденье, держались за руки и хихикали.
Но самый главный мой день с рок-звездами случился на фестивале HFStival, когда мне было тринадцать. Там выступали все, кто хоть что-то собой представлял в 1995 году. Мы с подружками, как обычно, протолкались к сцене – но тут-то был не клуб, а стадион имени Роберта Ф. Кеннеди! Возле сцены тусовались совсем уж психи; нам всю дорогу пришлось держаться за ограждение. Выступали Garbage; было жарко, как в аду, но я не смогла выпить ни капли воды, прикиньте, потому что мне было просто не выбраться с этого дурацкого мош-пита. Меня так прижало к решетке ограждения, что в итоге я вырубилась.
Служащие сцены подхватили меня и отнесли в изолятор за кулисами. Медики были в фанатских футболках группы GERMS – в честь бывшего гитариста Nirvana Пэта Смира, который когда-то играл в GERMS, а на этом фестивале выступал со своей новой группой Foo Fighters. Пока меня осматривал врач, я глянула поверх его плеча. А это случаем не… парни из Everclear? Прошли совсем рядом. Тут до меня и дошло, что изолятор расположен между гримерками и сценой…
– Все в порядке, можешь идти, – сообщил мне врач.
– Можно я немножечко побуду здесь? – умоляюще протянула я. На мне были мини-шорты в облипку, позаимствованные у Шебд, и футболка с обложкой альбома YEAH YEAH YEAH YEAH группы Bikini Kill из панк-магазина Smash! в Джорджтауне; ногти накрашены отвязным лаком Urban Decay, глаза подведены сияющими бирюзовыми тенями Hard Candy. – Мне все еще нехорошо.
– Конечно, – ответил доктор. – Только с кушетки не вставай, ладно?
Я кивнула. И, разумеется, сидела на месте и наблюдала за знаменитостями с почтительного расстояния. Шутка!
– ГВЕ-Е-Е-ЕН! – Завидев Гвен Стефани, я воспарила – серьезно! – и полетела прямиком в ее объятья. No Doubt только что прогремели со своим альбомом Tragic Kingdom. На ней был кроп-топ, а на лице – килограммов двадцать косметики (рекламные образцы). – Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ! Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ!
– Ай! – Она меня обняла! Я стенала. Рыдала! Цеплялась за эту сучку, как последняя подхалимка. – Я тоже тебя люблю!
Тут цепочка у нее на животе зацепилась за мое ожерелье. Обалдеть, да?!
Я приставала ко всем подряд: к Ширли Мэнсон (которая сказала, что помнит меня), к Presidents of the United States of America (которые тоже сказали, что помнят меня), к Джуэл, к цыпочкам из Lush и красавчикам из Gold-finger. Только на Gin Blossoms не налетела, потому… потому что это Gin Blossoms.
Они все были очаровашки, но лучше всех – Пэт Смир. После того как я ринулась на него, будто бесстыжая чокнутая телка (как выражаются на MediaTakeOut.com), он повесил мне на шею пропуск за сцену, отвел в буфет для музыкантов и угостил вегетарианским ужином! А потом привел в гримерку Foo Fighters и познакомил с Дэйвом Гролом. Мы втроем – ну, понимаете, я и, по сути, половина Nirvana – сидели и болтали почти целый час! Дэйв сказал, что ему нравится моя футболка!
А потом! Потом Пэт отвел меня к сцене, чтобы из-за кулис посмотреть выступление No Doubt. Помню, во время исполнения Just a Girl я обводила взглядом толпу, собравшуюся на стадионе, и думала… ну, собственно, первым делом я подумала: «Шебд меня возненавидит». (Я оказалась права: она не разговаривала со мной два месяца.) Моя вторая мысль была такой: «Это счастливейший день в моей жизни».
Мне нравилась моя новая «альтернативно-роковая» сущность, но отец меня не понимал. Он был ультраконсервативен – и определенно не в ладах с рок-н-роллом. В семидесятые он водил маму на концерт Rolling Stones на стадион Superdome в Нью-Орлеане, где все спрашивали его, где уборные, – потому что он был там единственным парнем в галстуке! Он никогда не принимал наркотики, даже не курил марихуану. Он происходил из махровой республиканской семьи (как и я): его мать когда-то занимала пост президента пенсильванского отделения Национальной федерации женщин-республиканок. Папа вечно совершал странные поступки: например, объявлял Washington Post слишком либеральным изданием (что отнюдь не так) и отказывался подписаться на него, или уговаривал меня подать заявление на стажировку в фонд «Наследие»[19].
– Если в двадцать вы не либерал, значит, у вас нет сердца, – цитировал папа Уинстона Черчилля в машине по дороге с моего футбольного матча. – Если в сорок вы не консерватор, значит, у вас нет головы. – И включал Вивальди.
Разумеется, папа едва знал, кто такие Кобейны, но ненавидел моих любимцев почти так же, как ненавидел Билла и Хиллари Клинтонов – другую знаменитую пару девяностых. Он спускался в мое полуподвальное логово только затем, чтобы сорвать со стены плакаты с их изображениями.
– Почему он такой противный? – рыдала я у матери после очередного акта вандализма. То есть я понимала его отношение к Курту: папа каждый день занимался лечением неудавшихся самоубийц. Но Кортни? Она была лучше всех! А папа изорвал в клочки их свадебное фото (он заметил, что на Курте платье).
