Конечно, жить напротив автобусной станции может только законченный псих, поэтому весной 2001 года я переехала за тридцать кварталов оттуда, в лофт на Бродвее, к югу от Юнион-сквер, рядом со знаменитым книжным магазином Strand. Я снимала комнату у профессиональной ораторши, подруги друзей Мими. Квартиру украшали индийские тряпки в стиле «цыганский шик». Я попала в настоящий старый манхэттенский лофт: таинственное, похожее на пещеру жилище со скрипучими полами и пятиметровыми пололками.
У ораторши было двадцать девять тысяч правил и две кошки. Мне не разрешалось приводить гостей, зато предписывалось пускать кошек в свою спальню, если они захотят. А они всегда хотели! На редкость своенравные кошки. И хотя помещение лофта было огромным, большая его часть находилась для меня под запретом. Мне разрешалось ходить лишь в собственную комнату без окон, выгороженную прямо посредине, да в убогую ванную, где на трубе над душем вечно сидел таракан размером с корнишон. Это было мое первое знакомство с данной категорией нью-йоркских обитателей. Каждый раз, поднимая взгляд и натыкаясь на мерзкую тварь, я вопила, как Дженет Ли в «Психо»! И выскакивала из ванной вся в мыле.
Первый год обучения в актерской школе закончился в мае, поэтому я оказалась свободна на несколько месяцев, ожидая, примут ли меня на второй курс. Ораторша постоянно отсутствовала – видимо, уезжала толкать свои речи, – а я была слишком застенчива, чтобы общаться с ее крутым, суперсимпатичным приемным сыном Ишмаэлом, который занимал комнату дальше по коридору, когда приезжал домой из Оберлина. Он был диджеем и вечно возился со своими диджейскими пультами. Много позже он написал бестселлер «Долгий путь» о том, как ребенком участвовал в военных действиях в Сьерра-Леоне[40]. Пожалуй, вам стоит прочесть его мемуары вместо моих.
То лето получилось дико длинным. Впрочем, я продолжала получать по почте лекарства (мамин почерк на конвертах и папино имя на этикетках маленьких пузырьков). Я совершала все более и более долгие прогулки, ходила в солярии и лежала там, налепив на глаза защитные наклейки Wink-Ease и гадая, когда же у меня появится новый бойфренд. Купила себе маленький телевизор со встроенным видеомагнитофоном и четырьмя каналами и смотрела новости по АВС7 и сериал «Конан». Вечерами на полу я подолгу качала пресс. Кошки наблюдали за мной из-под кровати своими блестящими глазками.
День независимости, 4 июля, я встретила в чрезвычайно угнетенном состоянии. Это был очень, очень плохой день. Мне отчаянно хотелось отправиться на шоссе Рузвельта смотреть салют, но было не с кем пойти; одна я поехать не могла, чтобы люди не сочли меня неудачницей. Я весь день провела в Вест-Виллидже, как обычно, подрабатывая няней. И беспрестанно проверяла телефон, надеясь, что кто-нибудь из актерской школы позовет меня на барбекю или еще куда-нибудь. Но тщетно. А с чего бы им меня звать? Сама-то я никогда никому не звонила. Самые близкие отношения сложились у меня с таблетками.
В тот вечер после работы я в одиночестве тащилась домой по Западной 11-й улице. Моросил дождик, окружающие с веселыми криками бежали по улицам, чтобы успеть на грандиозное зрелище на Ист-Ривер. Кажется, никогда еще мне не было так грустно. К тому времени, как я добрела до Бродвея и купила в киоске на колесах, припаркованном рядом с книжным, рожок шоколадного мягкого мороженого с разноцветной посыпкой, я практически плакала – и все потому, что на праздник оказалась без друзей. Молодость – счастливая пора, не правда ли?
Салют начался в тот самый миг, когда я добралась до порога своего дома. Бах, бах, бах! В ушах у меня до сих пор звучат разрывы петард, которые грохотали, пока я поднималась по лестнице в свой лофт. Мороженое таяло. Отпирая дверь в квартиру, я слизнула с руки большую каплю. Дома никого не было.
Я прошла в свою спаленку, включила телик – бах, бах! – и тут же выключила. Зрелище разноцветных огней, искрившихся на экране, добило меня. Я села на постель и доела мороженое.
Что теперь?
Меня окружала гнетущая тишина.
А потом я сделала то, чего прежде никогда еще не делала. Я пошла в ванную комнату, встала на колени перед унитазом и засунула в глотку пальцы, чтобы меня стошнило. На удивление не противно! На выходе мороженое осталось таким же холодным и сладким, как было на входе. В унитазе плавала разноцветная посыпка.
Я встала и вымыла в раковине руки.
«Делов-то», – подумала я. Глаза в зеркале были полны слез. Я чувствовала, как таракан пялится на меня.
Девятнадцать мне стукнуло 10 сентября 2001 года. На следующий день наступил апокалипсис, а ведь я жила в даунтауне, всего в нескольких кварталах от полицейских заслонов на Четырнадцатой улице (каждый день мне приходилось демонстрировать конверт со своим адресом, чтобы меня пропустили домой). Забыть такое невозможно: объявления о пропавших, горчащий воздух, пыль, хаос. Я избавлю вас от пятнадцати страниц бессвязных воспоминаний и просто скажу… Я люблю тебя, Нью-Йорк! А теперь заранее простите, что я вернусь к своей незатейливой сюжетной линии.
В сентябре 2001 года стартовал второй год обучения в актерской школе. Первое полугодие я помню неотчетливо. Но в январе начался курс сценического грима, приведший меня в восторг. Я научилась подделывать следы от инъекций на коже! Капаешь немного клея ПВА – он почти как резиновый клей – на локтевой сгиб, чтобы образовались «волдыри», а потом наносишь поверх красные и желтые тени для век, если надо сделать «уколы» воспаленными и нагноившимися. Тем же методом можно воспроизводить метамфетаминовые язвы, «простуду» на губах, да что угодно! А если понадобится создать образ экс-наркомана, выбираешь лиловые тени для век и с помощью капель клея имитируешь старые заскорузлые шрамы от уколов. Я все это делала! А еще без зазрения совести прикарманивала искусственную кровь Ben Nye: ведь если стремишься к выразительному естественному оттенку губ, лучшее средство – втереть подушечками пальцев чуточку театральной крови.
Моя светская жизнь по-прежнему оставляла желать лучшего. Я мало общалась с окружающими – чаще всего просто принимала аддерол и шлялась по магазинам. Но затем произошло знаменательное событие.
Была весна 2002 года – заканчивался второй и последний год моего обучения в актерской школе. Так, ладно, смотрели вы сериал «Луи»[41]? Помните, как в начале Луи Си Кей ест кусок пиццы, а потом отправляется в подпольный стендап-клуб? Это легендарный Comedy Cellar в Гринвич-Виллидже: будете в Нью-Йорке – обязательно сходите. В апреле я побывала там с тремя девчонками из актерской школы. Мы налакались сангрии, а после шоу флиртовали с двумя комиками. Годфри когда-то был известен как «парень из рекламы Seven Up» (а еще в него превращался Бен Стиллер в «Образцовом самце», когда скрывался под личиной негра); Арди Фукуа был просто великолепен, милый Арди (пока я писала эту книгу, он попал во все выпуски новостей в связи с жуткой аварией лимузина, в которую угодил вместе с Трейси Морганом, – но, к счастью, уже поправился). Этих ребят отличали безумно позитивная энергия и обалденные зубы. Просто обож-ж-жаю обоих – до сих пор!
Короче. Арди и Годфри запихали накачавшихся сан-грией белых девиц – то есть меня и трех моих подружек – в два такси и сказали, что отвезут нас в клуб! Мы вышли на Лафайетт-стрит, в двух шагах от места, где у Бритни Спирс предположительно была квартира над Tower Records. У входа выставили заграждение, но швейцар тут же приподнял бархатный канат для Арди и Годфри. Я сделала шаг внутрь и сразу поняла: я нашла то, что искала.
Pangaea! Так назывался этот клуб. Я стала его завсегдатаем. И по сей день я считаю его одним из лучших заведений. (Если вы молоды, то просто обязаны переехать в Нью-Йорк и клубиться, пока хватает сил! Я ни разу не пожалела.) Там всегда было полным-полно крутой публики. Везде стояли белые мягкие кушетки, на стенах висели маски, а музыке подыгрывали живые ударные. Чуть ли не на каждом столике стояло большое ведерко со льдом и бутылкой шампанского, и молодая девчонка могла просто сесть в любом месте – кушеток там было море, – и ей немедленно предлагали бокал-другой-третий. И «дорожку» кокса! Мужчины обязательно угощали девушек кокаином из небольших пакетиков, и пакетики обязательно были сиреневыми, розовыми или алыми. А под диджейским пультом за тяжелыми занавесями имелась даже потайное пространство, предназначенное – неофициально – исключительно для подзарядки коксом. Избранные гости могли валяться на кушетках и после закрытия клуба. И там всегда было полно знаменитостей – известных манекенщиков, популярных фокусников, – которые клеили всех баб без разбора.
