– Будет сделано, – отозвался боцман и побежал исполнять указание.

Описав полукруг, «крокодил» притормозил у трапа, захрипел, затрясся и затих. Из кабины вылез туземец в красном кителе, с золотым аксельбантом на груди и красными лампасами на белых шортах. Сочетания красно-белых цветов пришлись по вкусу Назару Ефимовичу, с юности болевшему за «Спартак».

«Вылитый Никита Симонян, только загорел сильнее», – подумал академик.

На погонах военного сияли бриллиантами большие генеральские звезды. Правой рукой он придерживал сабельные ножны.

– Так, Назар Ефимович, нам оказана большая честь, церемонию встречи возглавляет генерал, спускаемся, – капитан поправил фуражку, одёрнул белую форменную сорочку и решительно двинулся по трапу вниз. За ним последовал Ганюшкин.

Человек в спартаковской форме, ткнув себя пальцем в грудь, гордо представился:

– Дженерал Агубар! – после чего, обернувшись к воинам, громко крикнул, взмахнул клинком и те, подняв вверх копья, и покачивая ими запели.

Бойкую, не лишенную приятности мелодию подхватили люди на площади и, подпевая, стали пританцовывать. Генерал размахивал клинком, будто дирижёрской палочкой.

– Видимо национальный гимн, – прокомментировал Назар Ефимович и, чтобы подчеркнуть уважение к патриотическим чувствам местного населения, попытался придать своей сугубо штатской фигуре, какое-то подобие военной стойки. Иван Васильевич взял под козырёк. Курсанты, выстроившись в две шеренги вдоль борта, замерли, вытянув руки по швам. Горячий ветер шевелил ленточки на бескозырках.

Торжественностью момента прониклись, однако, далеко не все. Густые ветви громадных развесистых деревьев, окружавших площадь, вдруг зашатались, словно от внезапно налетевшего вихря, и на них показались сотни коричневых обезьян, каждая размером с хорошего теленка. Несколько десятков приматов попрыгали с деревьев. Оскалив большие зубы и, зловеще пританцовывая, они стали двигаться в сторону парусника.

Про церемонии встреч с участием обезьян академик Ганюшкин ничего ранее не слышал.

«Раздерут на части, прямо на трапе, не успеем до борта добежать!» – подумал он, бледнея.

Но испуг оказался напрасным. Караул из шести туземцев обладал достаточным боевым потенциалом. Один из воинов, выхватив из кобуры ракетницу, выпалил в крону дальнего дерева. Красный шар рассыпался огненными брызгами. Полыхнула жёлтым пламенем соломенная крыша над лавкой, увешанной гроздьями бананов.

Испуганные обезьяны, прыгая как зайцы, пустились в бегство и успокоились, только взлетев на деревья, откуда стали скалить зубы, гримасничать и ругаться. Загоревшуюся крышу туземцы быстро затушили, поливая водой из узких бамбуковых ведер.

Агубар спрятал саблю в ножны, взял под козырек, и жестом левой руки пригласил гостей усаживаться. Ганюшкин, приблизившись к автомобилю, стал, пыхтя, втискиваться внутрь.

– А вы, Назар Ефимович, хоть знаете, куда они собираются нас везти в этом цинковом катафалке? – поправив на поясе темный футляр радиостанции, капитан стал пристраиваться на сиденье рядом с учёным.

– Я полагаю, на аудиенцию к главе островной администрации.

Заскрежетав коробкой передач, механический крокодил тронулся, оставив на причале двух воинов, которые, обнажив ракетницы, наставили огнестрельное в полном смысле этого слова оружие в сторону обезьяньих позиций. Там, в густых кронах деревьев, такая откровенная угроза вызвала беспокойную возню, недовольный гвалт и перегруппировку сил на отступление.

Вечером того дня, когда необычное транспортное средство с капитаном Фроловым и академиком Ганюшкиным на жёстких сиденьях, недовольно фыркая, скрипя рессорами и тяжело переваливаясь сбоку на бок отошло от пристани, в интернет-кафе на бульваре Сен-Жермен в Париже вошёл коренастый, похожий на жука человек в сером плаще и клетчатой шляпе. Быстро окинув зал и убедившись, что он пуст, вошедший защёлкнул за собой замок изнутри.

– Зачем вы это делаете?! – испуганно закричала тёмнокожая кассирша.

Человек сощурился и приложил палец к губам.

– Стихни, и не дёргайся! – перед глазами кассирши возникло удостоверение сотрудника частного сыскного агентства «Нарцисс». – Я парень серьёзный. Вспомни-ка лучше одного клиента, красотка!

Вошедший говорил на французском с сильным американским акцентом. Он назвал дату и время, когда полковник Бризар, прикинувшись парижским бездомным, направлял из кафе послание в адрес Ани Ламберт.

– Я не могу, отвечать на ваши вопросы, не поставив в известность шефа, – кассирша потянулась за телефонной трубкой, но железная рука ухватила её за волосы, в горло упёрлось острие ножа.

– Делай, что тебе говорят, сука! – В стальных глазах ночного посетителя вспыхнул злой огонек.

«Этот ни перед чем не остановится!» – поняла женщина.

Клиент, из-за которого сотрудник частного агентства угрожал ножом, остался в памяти кассирши, удивив тем, что, расплатившись мелочью, не взял сдачу.

Женщина рассказала всё, что запомнила, но ночной посетитель остался недоволен.

– И это всё?!

– Да, месье… он был-то всего минут десять-пятнадцать… я смотрела телевизор…

Сыщик перебил её.

– Говоришь, хромает на правую ногу?!

– Да, месье, кажется, на правую.

– Кажется или точно?!

– Да, да, точно на правую.

– Цвет волос?!

– Я не знаю, ей богу, не знаю, – залепетала кассирша. – Он не снимал шляпу.

– Номер машины?!

– Он пришёл пешком… я говорю правду… ей богу, правду… я не знаю, – острие ножа больно впилось в кожу, из глаз женщины брызнули слёзы и покатились по щекам. – Пощадите… у меня четверо детей!

– Ничего не знаешь, дура! – Мужчина дёрнул кассиршу за волосы так, будто хотел вырвать клок вместе с корнями. – Смотри, сука, – лезвие ножа блеснуло перед носом кассирши, – если скажешь кому-нибудь, о чем я тебя спрашивал, всех твоих выродков утоплю, как котят!

– Нет… нет… я никому не скажу… ей богу… клянусь! – женщина заплакала.

Механический крокодил, преодолев с надрывным воем очередной подъём, яростно затрясся и, плюнув напоследок облаком чёрного дыма, затих на вершине холма у большого строения на деревянных столбах с островерхой крышей из пальмовых листьев. Наверх вела приставная бамбуковая лестница, пространство под ней была закрыто тростниковой ширмой.

Агубар, знаками показав выходить из машины, тут же заставил чужеземцев поднять руки и ощупал карманы. У капитана он вежливо изъял пакет с бутылкой водки, банкой селёдки и судовым вымпелом, а также висевшую на плече сумку с биноклем. Жестами потребовал снять с пояса рацию, но капитан, яростно замотал головой и сделал шаг по направлению к машине, давая понять, что средство связи он не отдаст ни за что. Туземный генерал настаивать не стал.

За тростниковой перегородкой послышались возня и недовольное ворчание. Гости переглянулись. Капитан недоуменно пожал плечами. Агубар отодвинул ширму: в ржавой железной клетке металась обезьяна необычной серебристой масти. На шее у неё болталось ожерелье из ракушек.

Увидев гостей, пленница выхватила откуда-то пудреницу, помаду и, поглядывая в круглое зеркальце, стала красить пухлые губы, затем припудрила мордашку, и, закончив макияж, забросила пудреницу в угол, а тюбиком помады стала показывать на капитанскую фуражку. Просительно повизгивая, она хлопала себя ладошкой по макушке и протягивала лапу сквозь решётку.

Капитан недовольно крякнул, поправил форменный головной убор и отрицательно покачал головой.

– Зарипа, – представил попрошайку Агубар.

Услышав знакомый ей хриплый голос, обезьяна обернулась и с размаху запустила в генерала тюбиком губной помады. Помада задела решётку и, изменив направление, упала в густую траву. Совершив акт неуважения к высокому генеральскому званию, кокетка утратила интерес к капитанской фуражке, схватилась за щёку, словно у неё болел зуб, и опять, причитая и жалуясь, стала метаться по клетке.