– Мышеведы – исключительно здравомыслящие люди, – обиделся учёный, – у них «крыша», как ты выражаешься, не едет.

– Ладно, давай так, – капитан склонился над картой, расстеленной на столе. – Мы здесь, – он ткнул пальцем в тёмно-синее пространство, – а чуть восточнее остров Таби-Таби. Причалим. Старший механик займётся движком. Дадим радиограмму твоему индусу, так, мол, и так, обстоятельства непреодолимой силы, задерживаемся. Извинишься, и я не вижу больших проблем.

Курортная поликлиника занимала добротное старинное здание с толстыми стенами, высокими потолками и большими окнами. Поднявшись по широкой мраморной лестнице на третий этаж, Константин Байков остановился у двери с табличкой «Психотерапевт Кисиди Христофор Константинович» и огляделся: коридор был почти пуст, только несколько человек сидели на стульях, расставленных вдоль стен.

– К Кисиди есть кто-нибудь? – спросил Костя.

– Там посетительница, – ответила, отняв ладонь от распухшей щеки, пожилая женщина, ожидавшая приема к дантисту.

В этот момент дверь распахнулась, из кабинета психотерапевта вышла блондинка в красном шёлковом пиджаке и джинсах, плотно облегавших бедра. Девушка была явно чем-то расстроена. Следом, поправляя густую чёрную бороду, показался лысый мужчина в белом халате, с надорванным по шву карманом.

– Ты молодая, сочная девка, – не обращая внимания на присутствующих, напутствовал бородач пациентку. – Перестань хандрить! Найди себе нашего, понимаешь, на-ше-го, – произнёс он по слогам, – мужика: русского, армянина, татарина, грека, еврея – не важно, и через два дня у тебя всё будет нормально. А принца своего из Сомали забудь.

– Он не из Сомали, – возразила девушка, – и меня не отпускает.

– Не важно, откуда, забудь, и всё будет хорошо.

– У вас карман оторван, – палец расстроенной пациентки указал на полу халата доктора.

– Профессия такая моя опасная, – нисколько не смутившись, пояснил врач и попытался ладонью приладить на место оторванную ткань. – Предыдущий посетитель, которому я посоветовал бросить пить, оказался буйным.

Каблучки застучали по мраморным ступеням. Проводив пациентку взглядом, Кисиди с треском оторвал карман и, рассеяно комкая тряпку, посмотрел на Костю.

– Вы ко мне?

Под жизнерадостный ритм танца сиртаки, который выстукивали пальцы доктора на столешнице, Константин Байков сел на стул.

– Ну-с, с чем пожаловали?

Константин коротко рассказал о проигранном поединке, пожаловался на мух, зудевших в голове.

– Мухи, мухи, – задумчиво произнес доктор, надевая очки. – Ну, что вам посоветовать? Изучайте ваших обидчиков. Чем больше о мухах будете знать, тем меньше они смогут вам досаждать… Так, так, поднимите голову. А что у нас с глазом? – Кисиди, осторожно раздвинул пальцами веки на правом глазу Байкова, и недовольно констатировал. – Кровоизлияние… хм… лопнул сосудик… Сколько вам лет?

– Двадцать девять.

– Так, из комсомольского возраста, как я понимаю, вы уже вышли, и зачем же вам, мужчине под тридцать, такие приключения?

– Бокс, что поделаешь, – пожал плечами Костя.

– Хм, – Христофор Константинович обеими руками приподнял бороду вверх. – Прожить можно и без бокса. Не всю же жизнь мутузить других и получать самому по мозгам. На земле есть и другие, я бы сказал, более приятные занятия.

Маленький бородач попросил Константина пройти за ширму, лечь на кушетку, расслабиться. Сам присел на табурет, взял пациента за запястье и, пристально глядя ему в глаза, заговорил:

– Ты молодой, красивый парень. Всё в твоих руках. Плюнь на этот бокс. Выбери себе бабу, женись, пусть она нарожает тебе детей. Всё будет хорошо.

Повторив заклинание несколько раз, Христофор Константинович, отпустив руку пациента, поднялся, погладил пальцами его виски, слегка надавил на лоб и так постоял некоторое время. Жужжание в голове боксёра, сместившись в затылочную часть, стало стихать.

Врач, тем временем, отошёл к раковине, вымыл руки, глядя в зеркало, распушил бороду и довольный сел за стол выписывать счёт за консультацию и сеанс гипнотерапии.

«Конечно, жениться, именно жениться! Почему же я раньше этого не сделал? Надо жениться, непременно жениться и как можно скорее! – Сквозь пелену, навеянную гипнозом, стало пульсировать в костиных висках. – Но на ком жениться?!»

Словно в ответ на этот вопрос перед глазами боксёра закурилось голубое облако, в центре которого нарисовался размытый женский силуэт. Постепенно приближаясь, он становился все чётче и чётче. Девушка в длинном синем платье кружилась в туманном ореоле. Костя различил её грустное лицо, русые, слегка волнистые волосы. На груди танцующей сиял золотой кулон с подвешенными на коротких цепочках рубиновыми камнями. Байков вдруг узнал её. Это же та девушка, которая вышла от врача. Она самая, только в другой одежде и волосы не крашены.

«Она очень красивая, – подумал Костя. – И откуда у неё такое необычное украшение?!»

Тут танцовщица закружилась быстрее, облако вокруг неё сгустилось, потемнело, в последний раз багровыми искрами сверкнули рубины, и видение исчезло.

Байков застонал и открыл глаза.

– А что это за девушка вышла от вас передо мной? – спросил он слабым голосом, находясь еще в полусне.

– Работает в цирке, кажется, воздушная гимнастка, – ответил бородач.

– А причем здесь принц из Сомали?

– Этого я вам сказать не могу из соображений врачебной этики, – строго обрезал Кисиди. – Я вижу, мой хороший, вы уже отошли. Вам стало легче, но, чтобы болезнь не дала хронический эффект, психикой надо заниматься.

Доктор рекомендовал боксеру читать литературу о жизни крылатых насекомых и тренировать силу воли, пытаясь, мысленно управлять ими. Ещё лысый бородач рекомендовал ходить в театр, в кино, предпочтительнее на лёгкие комедийные фильмы.

– А в цирк можно? – спросил Байков.

– Цирк тоже неплохо, – психиатр почесал бороду и добавил. – И никогда не надо бить человека по голове. Зачем бить по голове? Ведь черт знает что, может случиться, если ушибить голову!

Приблизившись к Таби-Таби, «Исток» замедлил ход. В лучах утреннего солнца, был отчётливо виден белый пустынный пляж с кокосовыми пальмами, поросшие кустарником крутые склоны холмов, утопающие в зелени бамбуковые хижины. Фрегат, осторожно миновав стиснутую скалами горловину, вошёл в просторную, окружённую зелеными холмами бухту, описал широкую дугу, и, сбросив со всех трёх мачт паруса, стал медленно приближаться к длинному деревянному причалу.

На портовой площади образовалась толпа смуглых полуголых и очень радостных людей. Фролов приказал выбрасывать трап. Курсанты засуетились. Заскрипела лебедка. Свободные от вахты сгрудились у борта. Одни фотографировали, другие с любопытством рассматривали столпившихся на пристани туземных обитателей, третьи приветственно махали бескозырками, вызывая этим восторженную реакцию полуголой публики.

Вдруг из-за бамбуковых лавчонок, теснившихся вокруг площади, послышался грозный, быстро нарастающий рокот. Толпа немедленно отхлынула от трапа, и на площадь, рыча и фыркая, выехало средство передвижения, напомнившее Ганюшкину бетонное изваяние зубастого крокодила, виденное академиком в парке города Сосногорска. Сходство с хищником придавал чудищу выдвинутый далеко вперёд стальной бампер и изображённая на капоте разинутая пасть с большими острыми зубами. Ни дверей, ни стёкол средство не имело, двигалось медленно, оставляя за собой пыльный шлейф и клубы чёрной копоти. Справа от водителя, который был в танкистском шлеме и чёрных очках, восседал человек в белой фуражке с красным околышем. Сопровождали механического крокодила шесть обнажённых по пояс воинов.

– Ты посмотри, у каждого на боку по пистолету, а ствол такого калибра, хоть картошкой стреляй, – изумился Ганюшкин.

– Это не пистолет, а сигнальная ракетница, её за оружие считать нельзя, – отозвался Фролов. – Полагаю, этот лимузин прибыл за нами. – И, обернувшись к боцману приказал. – Упакуй буханку чёрного, бутылочку «Морского волка», баночку селёдки и наш вымпел!