– Не понимаю. Если вы можете одолеть муху, почему бы не сделать это как можно скорее?

– Чтобы справиться с бедствием, мне нужны полномочия, полномочия, которыми в нашей стране наделён только президент. Я верю, американцы сделают правильный выбор, проголосуют за меня, и Америка забудет Гринхилс, как кошмарный сон.

– Про отношения с русскими. Со времен «холодной войны» ситуация изменилась. Советский Союз распался. Коммунистическая партия потеряла власть. Поменялась идеология. Россия, насколько я понимаю, уже не ставит перед собой целью разрушение Соединенных Штатов.

– Да ты, Ралф, оказывается пацифист! – наигранно удивился Питон.

– Я – нет, но вот другие считают…

Кандидат в президенты жестом руки остановил комментатора.

– Другие, это кто? Ларри и его компания?! Враг в лице Москвы был, есть и будет! Русские патологически ненавидят Америку, а Ларри виляет перед ними хвостом, словно он не президент могущественной державы, а маленький трусливый щенок. Как только я переселюсь в Белый дом, никто не посмеет разговаривать с Америкой с позиции силы. Сила – единственная гарантия, что мы не будем стоять на коленях. Я, как все истинные патриоты, убеждён, нельзя жалеть денег для укрепления этой гарантии!

Интервью прошло по всем новостным каналам американского телевидения, его напечатали ведущие газеты страны. В информационных лентах интернета замелькали заголовки: «Ларри поджал хвост», «Враг в лице Москвы был, есть и будет!», «Русские патологически ненавидят Америку», «Штатам нужен лидер, который не будет извиняться и кланяться!»

На стенах домов и на рекламных щитах появились плакаты, с которых действующий президент США грозил автоматом Калашникова американскому флагу.

Как утверждают некоторые историки, Когда Наполеон Бонапарт сердился, он выкатывал глаза, скрежетал зубами, швырял на землю треуголку и, брызгая слюной, яростно растаптывал. Нервные припадки у французского императора случались потому, что он слишком много воевал, слишком много работал и находился в запутанных отношениях с женским полом.

Директор научного института «Медмышь», один из лучших в мире специалистов по мелким грызунам, академик Российской академии наук Назар Ефимович Ганюшкин тоже много работал, но в отличие от Наполеона не вёл сражений, не управлял государством, да и в отношениях с женщинами у него всё было значительно проще и яснее, чем у знаменитого полководца.

Жена легендарного учёного, преподаватель математики и завуч по внеклассной работе московской школы номер двести двадцать четыре Нина Кузьминична отличалась спокойным характером, а, если и приходила домой поздно и в растрёпанных чувствах, то только после бурных педагогических советов или родительских собраний.

Тем не менее, Назар Ефимович, услышав от капитана парусного фрегата «Исток», что из-за неполадок в двигателе придётся делать непредвиденную остановку, разозлился до такой степени, что бросил себе под ноги шляпу и готов был растоптать, но во время одумался. Известно, что великий император возил в обозе запас треуголок из отличного сукна, а Назар Ефимович имел только одну и то соломенную шляпу, для которой, такая расправа наверняка была бы последней. А головной убор в тропических широтах – далеко не роскошь.

Парусник, на борту которого находился обладатель двенадцати почетных ученых званий, в том числе, доктора Сорбонны, Оксфорда, индийского университета имени Джавахарлаву Неру и Китайской Академии наук, шёл из Владивостока в Мумбай. В переходе участвовали двадцать три члена экипажа и девяносто два курсанта Владивостокского мореходного училища. Командовал «Истоком» бывший военный моряк, капитан первого ранга в отставке Иван Васильевич Фролов.

Российского академика пригласил в Индию ректор Мумбайского университета Ромеш Кришна Рао, кстати, также известный мышевед. Ганюшкин планировал прочитать в Мумбае цикл лекций на исключительно актуальную для Индии тему «Мышь в большом городе». Время путешествия учёный использовал для завершения книги «Жизнь мышей», рукопись которой лежала на столике в любезно предоставленной Ганюшкину просторной гостевой каюте.

Работал Ганюшкин жадно, с увлечением. Утомившись, откладывал на час-полтора рукопись, выходил на палубу и любовался морскими пейзажами. Вдыхая живительный морской воздух, Назар Ефимович думал об удивительно разнообразной, богатой и яркой подводной жизни. Какими бы умными не считали себя люди, рассуждал академик, они до сих пор не знают и миллионную долю того, как устроена жизнь в морских пространствах. Какую гармонию сформировала природа! Один вид существует, благодаря другому, и сам же воссоздает условия для выживания третьего. На обитателях только одного кораллового рифа можно защитить сотни, тысячи докторских диссертаций!

Тут высокие мысли общепризнанного авторитета в мышеведении из морских глубин, где, действительно, черт знает, что только не водится, всплывали на поверхность и, перенесшись на сушу, обращались к теме, которой он посвятил жизнь.

«А взять, к примеру, ту же самую мышь, самую что ни на есть обыкновенную домашнюю мышь. Вроде бы такая мелочь, пустяк – всего лишь мелкий грызун, – философствовал ученый, находясь в самом благостном и мечтательном расположении духа, – а на самом деле какая богатая история?! Какая роль в эволюции человечества?! Не было бы мышей, не было бы и домашних кошек! Многие народы обожествляли мышь! Она вошла в народный эпос в сказки и стихи…»

Оторвавшись от московской суеты и хлопот со сложным институтским хозяйством, Назар Ефимович, жил настоящей творческой жизнью, о которой может только мечтать человек, беззаветно преданный науке. Но не бывает в жизни беспредельного счастья! Известие о неполадках в двигателе вывело Ганюшкина из состояния эйфории. Будучи человеком пунктуальным и обязательным, академик не любил опаздывать, а теперь, получалось, что из-за какого-то мотора придётся нарушить свои обещания.

Ветер раздувал паруса. Море вздымалось изумрудными валами, океанская ширь, насколько хватало глаз, переливалась под яркими солнечными лучами. Корабль быстро шёл вперед, рассекая острым носом волны и оставляя за собой широкую пенистую полосу, но всё это великолепие уже не радовало Назара Ефимовича: график морского перехода был составлен очень жёстко, отклонение от курса и потеря нескольких суток на ремонт означали опоздание.

– Не волнуйся, Назар Ефимович, будешь в Мумбае непременно, но чуть позже. – Попытался успокоить учёного капитан Фролов. – Три дня туда, три дня сюда, какая разница?!

Дрожащими руками академик снял шляпу и нервно стёр платком капли пота, выступившие на лысине.

– Какая разница?! Какая разница?! Разница очень большая! – Забегал Ганюшкин по узкой рубке. – Меня ждут преподаватели, студенты! Мой друг доктор Ромеш Кришна Рао!

Академик споткнулся о железную ножку стола, вскрикнул от боли, со злости метнул соломенный головной убор в экран корабельного локатора и запрыгал на одной ноге.

– Погоди, Назар Ефимович, так ты сам инвалидом станешь и мне в придачу фрегат развалишь. Локатор, он не для того, чтобы в него шляпами кидаться. – Капитан взял друга за плечо. – Присядь, подумаем.

– Что тут думать, что тут думать?! Всё рушится! Слушай, – в глазах академика загорелся огонёк надежды, – а может, плюнем на двигатель и пойдём только под парусами? Обошёл же Магеллан вокруг света без всяких двигателей, а почему мы не можем на парусах пройти каких-то семь тысяч километров до Мумбая?!

– Нет, ты успокойся всё-таки. Море есть море, с ним шутки плохи. Без двигателя не пойдём. Мало ли что нас может ожидать впереди?! А если ураган сорвёт паруса, фрегат потеряет управление, и его будет носить по океану, как какую-нибудь щепку? А потом, есть же обстоятельства непреодолимой силы. Их понимают все нормальные люди, и твои мумбайские знатоки мышей, если у них крыша окончательно не поехала на этих серых грызунах, также должны понимать.