Мои мысли понеслись вскачь, когда я попытался догадаться, что она замышляет. Это какой-то трюк? Как такое возможно? В числе самых важных уроков, какие преподала мне Фериус, был арта превис – талант убеждения. И в данную минуту этот талант говорил мне: «Подыграй». Но дело в том, что мне всегда лучше удавался арта валар – или то, что Фериус называет «бахвальством», потому я решил немного испытать удачу.
– Ваше величество, боюсь, я не смогу добросовестно выполнить вашу просьбу.
– Почему?
– Потому что человек не может играть в карты без ставки.
– Что такое «ставка»?
– Пари, ваше величество. Каждый из нас должен иметь то, что выиграет или проиграет. Иначе карточная игра станет бессмысленной.
Королева задумчиво кивнула.
– А, понимаю. Что будет подходящей ставкой в данном случае, господин Келлен?
– Ну… Полагаю, вы могли бы даровать мне жизнь, если я выиграю.
Аррасия глумливо усмехнулась. Лицо Кореша было не на шутку обеспокоенным. Светловолосая наставница выглядела слегка озадаченной.
– Понимаю, – повторила королева. – А если я выиграю, что я получу?
Я беспомощно пожал плечами.
– Боюсь, мне нечего предложить, поскольку моя жизнь уже в ваших руках.
Королева с минуту поразмыслила.
– Это правда, – сказала она, – в моей власти решить, жить вам или умереть, но я согласна принять вашу жизнь как ставку.
Я печально покачал головой.
– Увы, ваше величество, так не получится. Видите ли, поскольку проигрыш не сделает меня более мёртвым, чем отказ от игры, я буду склонен играть безрассудно. Если бы у меня было что-нибудь настоящее, чтобы поставить на кон, это повлияло бы на мои решения.
– Очень хорошо. Если я проиграю, вы будете вольны уйти. Если я выиграю, у вас заберут жизнь без права на последнее желание. Я знаю, это немного – лишиться глотка вина или последнего слова, – но, может быть, хватит, чтобы удержать вас от чересчур безрассудной игры.
Я почувствовал, как глаза мои широко распахнулись. Да, это проблема. Теперь, если я проиграю (как ни трудно такое вообразить, ведь моя противница – одиннадцатилетняя девочка, которая даже не знает, что такое «ставка»), я не смогу потребовать, чтобы с меня перед казнью сняли наручники. Если я выиграю, освободит ли меня королева, как обещает? Она ведь потеряет уважение всего двора.
Королева исподтишка потёрла кружево на шее, обнажив пожелтевшую кожу вокруг пятна потемнее. Я не сомневался – это синяк. Что она замышляет? Каков её завершающий ход? И почему, о предки, я не обращал больше внимания на уроки Фериус, когда та пыталась научить меня арта превис?
Я продолжал надеяться, что кольца вокруг моего глаза начнут поворачиваться, как шестерёнки замка, и откроют в видении правду. В Эбеновом аббатстве другие Чёрные Тени называли такую способность энигматизмом. Ужасно впечатляющее название для того, что по большей части награждало меня головной болью и никогда не давало ответов, если мне случайно не приходил в голову абсолютно правильный вопрос.
«Что она замышляет?» – нерешительно спросил я.
Ничего. Никакого красноречивого пощипывания кожи вокруг глаза, никаких таинственных озарений насчёт тайных мотивов. Этот кон я сыграю на свой страх и риск. За последнюю пару лет я стал дьявольски хорошим игроком, поэтому, если не смогу победить одиннадцатилетнюю девчонку в её первой игре, пусть забирает мою голову.
– Я согласен на ваши условия, – сказал я.
– Довольно! – закричал Кореш, вероятно, не в силах больше сдерживать презрение ко мне или к королеве. – Магистрат Чапрек, не могли бы вы посоветовать её величеству соблюдать приличия? Или я должен сделать это сам?
Магистрат, сопроводивший нас в зал суда – тот самый старик, который недавно вынес мне приговор, – шагнул вперёд. Мне редко доводилось видеть человека, так сильно нуждавшегося в маскирующих чарах, чтобы исчезнуть.
– Ваше величество, – осторожно проговорил он, – ваша прерогатива допрашивать подсудимого так, как вы считаете нужным, и вынести приговор – будь то жизнь или смерть – так, как вы считаете нужным.
Кореш бросил на Чапрека угрожающий взгляд.
– Однако, – продолжал магистрат, – подумайте о последствиях своего поступка. Если вы проиграете этому человеку, этому картёжнику… суд окажется в неловком положении, поскольку…
– Понимаю, – ответила королева. Её голос был таким же мягким, как всегда, но в комнате почему-то стало немного прохладнее. – Вы хотите сказать, почтенный магистрат, что, по-вашему, двухтысячелетняя правительница дароменской династии будет побеждена в испытании умов заядлым карточным кидалой?
Странно… Большинство людей не знали, что такое карточный кидала – особенно те, кто сами никогда не играли. Королева знала о моей профессии больше, чем хотела показать. Со своей стороны, магистрат Чапрек выглядел, как человек, внезапно осознавший, что стоит по пояс в зыбучих песках.
– Я… Нет, конечно нет, но…
– Или вы предпочли бы сказать двору, что, поскольку я всего лишь глупая одиннадцатилетняя девочка, я наверняка проиграю в простой карточной игре?
– Я… Ваше величество, это…
– Будьте добры ответить на вопрос, который задала ваша королева, почтенный магистрат.
Чапрек оказался лицом к лицу с неприятной дилеммой. Если он и вправду верит, что королева – двухтысячелетняя душа, у него нет никаких оснований сомневаться в её способности выиграть партию в карты. Если он будет настаивать на возможности её проигрыша, он тем самым объявит, что правительница Дарома – всего лишь одиннадцатилетняя девочка. Надо отдать должное её величеству: она умела блефовать.
Магистрат, шаркая, отступил обратно в толпу.
– Конечно, ваше величество, простите мою дерзость.
– Что ж, отлично. Мы с господином Келленом сыграем партию и увидим, чей разум острее. А теперь – у кого-нибудь есть колода карт?
В комнате наступила тишина, пока аристократы переминались с ноги на ногу и поглядывали друг на друга. Прошло около минуты, и тут за моей спиной кашлянули.
– Я, э-э… Кажется, у меня есть при себе колода, ваше величество, – сказал грубый голос.
Королева приподняла бровь.
– Маршал Харрекс, если я правильно поняла, вы держите при себе колоду карт?
– О нет, ваше величество… В смысле, да… В смысле – я, наверное, конфисковал их у кого-то и забыл от них избавиться.
Не обращая внимания на маленький скандал, королева сказала:
– Тогда нам повезло. Кто-нибудь, принесите стул для господина Келлена и стол. И ради бога, кто-нибудь, снимите с него наручники. Вряд ли он попытается меня убить, когда вы все здесь готовы меня защитить, верно?
Среди собравшихся послышались бормотание и ропот, но слуги всё-таки принесли маленький простой столик и стул, в то время как Харрекс расстегнул мои наручники.
Я сел на стул и, гадая, что делать дальше, посмотрел на колоду карт, лежащую между мной и королевой. Проблема заключалась в картах. Если я начну их тасовать, порошок с моих рук осыплется, и все мои попытки сохранить на пальцах достаточно крупинок, чтобы воспламенить своё заклинание, пойдут прахом.
Азартные игры приводят в действие вероятности. К несчастью и для меня, и для королевы, с точки зрения статистики лучшим ходом было её поджарить и надеяться, что благодаря этому я кому-то понравлюсь. Но перспектива переиграть предположительно двухтысячелетнюю правительницу Дарома, чтобы выйти отсюда свободным человеком и показать нос самой могущественной империи мира – немалое искушение. Я всегда оказывался на стороне проигравших сил. Всегда. Единственное, что помогло мне остаться в живых так долго, это то, что время от времени я рисковал.
– В какую игру сыграем, ваше величество? – небрежно спросил я.
– Прошу прощения?
– В какую игру? «Загон скота»? «Стрит и тузы»? «Королевский двор»? «Неровные ступеньки»?
– Подождите, – сказала королева. – Как вы сказали – «Королевский двор»? Расскажите мне об этой игре.
Я улыбнулся, взял колоду в правую руку и начал её тасовать, ощупывая карты, чтобы проверить – не краплёная ли колода у Харрекса, нет ли у некоторых карт заломов, помогающих ему жульничать. Это была дароменская колода, к которой я не привык. Фериус научила меня дюжине игр риска и стратегии, но мы редко играли колодой в шестьдесят пять карт: четыре масти, в каждой есть туз, девять нумерованных карт и пять картинок, а в придачу четыре разноцветных джокера, которые в дароменской колоде имели вполне подходящее название – «изгои».