– Ты – женщина, но теперь ты в то же самое время и кошка. Ты Женщина-Кошка. Теперь для тебя каждый предмет виден гораздо, гораздо отчетливее, чем раньше, каждый запах ощущается гуще, каждый звук звучит неизмеримо богаче; все твои чувства обострены до крайности. Твоя независимость, твоя свобода не имеет границ, твоя уверенность в себе абсолютна, твои реакции и рефлексы обладают нечеловеческой силой.

Пейшенс слушала эти слова и понимала, что все это – чистейшая правда. Она снова посмотрела на разбросанные листки на полу. На одном из них было акварельное изображение азиатской женщины-кошки. На другом – маска кошачьей морды. На третьем – нерезкая фотография женщины в плотно облегающем тело маскарадном наряде в образе кошки. Пейшенс вспомнила, что читала про нее в газете – ее звали Селена Кайл.

Офелия схватила со стола маску. Маска была удивительно красива и слегка страшновата своей необычной свирепостью.

– И что мне теперь делать? – спросила Пейшенс. – Ведь я больше не Пейшенс... 

– Нет, ты именно Пейшенс! – резко оборвала ее Офелия. – И ты остаешься женщиной, но теперь ты Женщина-Кошка, ты – и женщина, и кошка. Вас теперь двое в одном лице. – Она протянула ей маску. – Возьми это, дитя мое. Всю свою жизнь ты провела в клетке. Теперь, принимая себя такой, какая ты есть на самом деле, всю себя целиком, без остатка... ты станешь по-настоящему свободна...

Пейшенс сидела на полу своей квартиры и лихорадочно трудилась. Воспоминания о той ночи, когда она умерла, погибла, когда ее – прежней Пейшенс – не стало, быстро сменяли одно другое, и теперь она ощущала сильное желание, нет, скорее потребность, выплеснуть переполняющую ее энергию... в хоть какую-нибудь работу. И вот сейчас она трудилась над ожерельем, тем самым колье с бриллиантовыми коготками, коготками, сделанными из алмаза, самого твердого материала в мире. О, как нужны ей были теперь эти острые алмазные когти – и она выковыривала их один за другим и вставляла в пальцы своих кожаных перчаток.

Она работала и вспоминала, как бежала по мрачным коридорам и цехам фабрики, а за ее спиной слышалось сопение гнавших ее Уэсли и Армандо – она вся дрожала, голова у нее шла кругом, когда в памяти одна за другой вставали эти жуткие картины.

Закончив с перчатками, Пейшенс взяла в руки маску, критически осмотрела ее и ножницами подправила некоторые контуры. Потом надела перчатки и алмазными когтями провела по кожаным штанам. При этом в сознании ее всплыло еще одно воспоминание... Да, кто-то точно так же царапал ее тогда... чьи-то когти вцепились в нее и тащили куда- то, когда она уже теряла сознание под водой... да, волна накрыла ее, сбросила вниз, она тонула... она утонула, почти утонула.

Она вцепилась когтями в рукав кожаной куртки и оторвала его напрочь... потом проделала то же самое со вторым рукавом. Надела маску. Посмотрела сквозь прорези для глаз на хедаровский логотип на своем столе.

Снова ей вспомнилась Миднайт, ее мордочка близко-близко, ее дыхание на своем лице. Да, конечно, эти двое на хедаровской фабрике думали, что она погибла, они хотели ее смерти и бросили ее там умирать.

Она провела по логотипу своими новенькими алмазными когтями.

Кто-то должен ответить на вопросы, которые не давали ей покоя... Самое время поставить эти вопросы и получить на них ответы.

По крышам города бежала кошка – где же еще бегать кошкам, как не по крышам, – и если кто спросит, куда она бежала, то получит недвусмысленный ответ: в сторону фабрики Хедара, куда же еще. В своих рваных кожаных штанах, обтянувших ноги, в сверкающих острыми, как бритва, алмазными когтями черных кожаных перчатках, она легко прыгала с крыши на крышу – сама судьба идет так же неслышно и так же неотвратимо. Тело ее крест-накрест перетягивали два отделанных серебром пояса, и черная маска, над которой торчали два острых кошачьих уха, закрывала ее лицо.

Все чувства ее были обострены. Время от времени она на мгновение останавливалась, поднимала голову... вдруг внизу она увидела Армандо: лицо его высветилось, когда он прикуривал сигарету.

Еще одно воспоминание как вспышка пронеслось у нее в голове. Армандо... да, это он, именно он стрелял в нее тогда.

Стиснув зубы, Кошка прищурила глаза: Армандо распахнул дверцу лимузина и протиснулся внутрь. Машина тронулась. Не спуская с нее глаз, прыгая с крыши на крышу, Кошка последовала за ней.

Армандо остановил лимузин возле ночного клуба. Когда он вышел из машины, за его спиной на своих сильных, упругих задних, лапах уже стояла свирепая Кошка. Из открытой двери клуба неслось механическое «бумс, бумс» музыки, свет вспыхивал и гас в ритме ее... Армандо вошел внутрь; за ним незаметно вошла и Кошка. Армандо направился прямиком в бар – туда же неслышной тенью проследовала и Кошка. На ступеньках эстрады кружились танцоры.

У бармена округлились глаза, когда он увидел у своей стойки... кого? Баба – не баба, кошка – не кошка, просто черт знает, что такое...

– Чем могу быть... вам полезен?

– Водки, – приказала Кошка, слегка покачиваясь в такт музыки, – русской. Льда не надо. И полстаканчика сливок.

Бармен на секунду замешкался, потом повернулся, чтобы исполнить заказ.

– Ваши сливки, – сказал он, подавая ей рюмку.

Кошка одним глотком опрокинула в себя водку, потом сливки, облизала губы и нашла глазами в толпе Армандо: он продвигался в сторону эстрады.

Танцующими движениями она направилась к нему, легко вспрыгнула на приподнятую над полом эстраду, где извивались в такт музыке двое танцоров, обтянутых в черную кожу. Один из танцоров держал в руке хлыст.

– Дай сюда, – промурлыкала Кошка, выхватив у него хлыст. Потом она несколько раз щелкнула им, вызвав в толпе танцующих внизу возгласы одобрения. А Кошка уже двигалась по эстраде в ритме музыки, и кошачья грация ее была неподражаема. Стоя на четвереньках, она поскреблась когтями о металлический столб, который что-то там поддерживал, потом отошла, щелкнула хлыстом – и конец его крепко обвился вокруг столба. Кошка завертелась вокруг, потом вскарабкалась по нему наверх и перевернулась вниз головой. Армандо был совсем рядом. Она спрыгнула на пол и двинулась к нему, угрожающе щелкая хлыстом буквально в нескольких сантиметрах от его лица. Армандо вздрогнул, потом тупо ухмыльнулся. Тем временем Кошка игриво захлестнула конец хлыста вокруг его шеи, вытащила на эстраду и повлекла слегка обалдевшего бандита в глубину сцены... и дальше через заднюю дверь наружу. Споткнувшись на пороге, Армандо со всего размаху упал на тротуар узенькой улочки позади бара.

Одним прыжком Кошка настигла его и вцепилась ему когтями в ребра.

– А-а-а-м-я-у, – прорычала она, – вот это кайф!

Отпихнув ее в сторону, Армандо лихорадочно нашаривал пистолет.

– Что с возу упало, – снова промурлыкала Кошка, – то пропало. – В руке у нее откуда-то взялся пистолет Армандо; она поиграла им перед лицом ошарашенного бандита и швырнула револьвер в ближайшую урну. Армандо неуклюже метнулся за ним, но не тут-то было: Кошка щелкнула хлыстом, и снова конец его обвился вокруг шеи громилы. Мощный рывок – и Армандо стоит перед ней и явно не понимает, что происходит; еще один умопомрачительный рывок – Армандо вертится волчком и глухо шмякается о стенку здания. 

– Узнал меня? – снова промурлыкала Кошка, в то время как бедняга пытался встать на ноги.

Кошка не стала дожидаться ответа: резкий удар ноги заставил его еще раз поцеловать грязную мостовую.

– Нет? Зато я тебя узнала, – проворчала Кошка. Она наступила ему коленом промеж лопаток и, вцепившись в волосы, вздернула голову.

– Что тебе от меня надо? – взмолился Армандо.

– Ну-ка вспоминай, быстро: ночь, девушка, ни в чем не виноватая девчонка... а ты со своим дружком убил ее... – что было сил она приложила его лицом к заплеванному асфальту, – а ведь она никому ничего не сделала плохого. Никому, ты это понимаешь? Это была моя лучшая подруга. – Шмяк еще раз. – Признавайся, зачем это сделал?