Армандо потряс головой. Он был не на шутку на-пуган, может поэтому и молчал. Тогда Кошка снова рывком за волосы подняла его голову.

– Язык проглотил? Ну-ка посмотрим, где он там у тебя... – Алмазными когтями она ловко зацепила его язык и вытащила наружу. – Покажи-ка свой язычок Кошечке.

Быстро соскочив с его спины и не отпуская окровавленный язык, она подняла бандита на ноги. Потом коленом заехала ему прямо в пах. Армандо икнул, завыл, как шакал, и повалился на землю.

– И все-таки было бы гораздо веселее, если б ты что-нибудь сказал Кошечке, а? – наклонившись над ним проворчала Кошка. – Ну ладно, спрошу еще раз, я не гордая. – Она пошевелила сверкающими в полумраке когтями в каком-нибудь сантиметре от его глаз. – Но потом мне, пожалуй, надоест корчить из себя великосветскую даму. 

– Чего ты хочешь? Мне приказали – я сделал! – сдавленно взвыл Армандо.

– Больше не будешь, – холодно сказала Кошка, медленно приближая к его глазам свои лапы.

Армандо инстинктивно зажмурил глаза.

– Не знаю я никакой твоей подружки! – взмолился он. – Мне приказали открыть шлюз и пустить воду, вот и все! Откуда я знал...

Перед глазами ее вновь возникла картина: огромная, мощная волна сбивает ее с ног, накрывает с головой и тащит куда-то в темноту.

– А зачем? – голос ее напоминал отдаленные раскаты грома.

– Может, она подслушала кое-что, что ей знать не положено!

– И что именно?

– Откуда я знаю! Болайн! – твердил Армандо. – Что-то связанное с Болайном!

«Ну конечно! Как же я сразу не догадалась! – подумала Пейшенс. – Теперь мне все понятно».

– И Хедар все это покрывает?

Армандо кивнул.

– Ну а теперь получи свое!

Изо всей своей кошачьей силы она залепила ему ногой такой удар в голову, что бедняга Армандо рухнул на асфальт и отключился.

На фабрику Хедара Кошка проникла через открытое на крыше слуховое окно. Быстро и безошибочно двигаясь в темноте, она осторожно подкралась к двери конструкторского бюро. Помедлила немного, будто что-то вспоминая. Да, именно здесь она случайно подслушала то, из-за чего ее и убили. Она рывком открыла дверь и увидела, что здесь уже кто-то побывал до нее. Видимо, что-то искали: повсюду были разбросаны бумаги. На полу валялись обломки пластмассы и осколки битого стекла, компьютеры были перевернуты и разворочены, разбросанные приборы сиротливо валялись под столами и по углам.

В ее сознании молнией вспыхнуло еще одно воспоминание из прежней жизни: на экране монитора женское лицо... вот оно становится моложе, еще моложе... потом твердеет, трескается и распадается.

Кошка шагнула в комнату и увидела, что кто-то лежит на полу без движения. Она присмотрелась. Боже мой, доктор Славицки! Пуля попала ему прямо в грудь. Кошка шагнула к нему и склонилась над телом. Сомнений быть не могло: он был мертв, видно с первого взгляда.

Где-то далеко завыли сирены безопасности. Голова Кошки вздернулась, глаза сузились: в офис осторожно вошел довольно немолодой уже мужчина, видимо вахтер. Увидев ее над телом Славицки, он разинул рот от изумления, которое быстро сменилось паническим страхом.

– Пожалуйста... не убивайте меня, – взмолился он и быстро ретировался из комнаты. Кошка бросилась ему вслед.

Когда Пейшенс вошла в больничную палату, Салли смотрела по ящику новости. С собой Пейшенс принесла давешнюю сумочку, битком набитую Саллиными вещами. Открытое лицо, уверенный взгляд – сразу видно, что чувствует Пейшенс себя превосходно. На ней было модное стильное платье – в нормальной одежде и без маски она чувствовала себя гораздо лучше, удобнее как-то, да и свободней.

Когда Салли увидела Пейшенс, глаза ее округлились.

– Ого! – тут она выдержала паузу, чтобы как следует рассмотреть новую стрижку и одежду подружки. – Этот парень недурно на тебя влияет, ей-богу. Скажи, что не рада, что послушалась меня! Пришла навестить?

– Пришла навестить, – улыбнулась Пейшенс. Она поставила сумочку на кровать. – Ну что, будем поправляться?

– До сих пор не могут понять, что со мной, – отозвалась Салли, помешивая в тарелке какую-то больничную гадость. – Так что они понимают, что отпустить меня отсюда им просто выгодно. Да я и в самом деле чувствую себя лучше. Может, разве что поменьше есть шоколада. – Тут Салли ткнула пальцем в сторону телевизора, свисающего с потолка. – Смотри, смотри! Какая-то чокнутая в костюме кошки ночью убила Славицки!

По животу Пейшенс пробежал холодок: она осторожно посмотрела на экран. Там красовался полицейский фоторобот Женщины-Кошки.

«И совсем непохоже, – подумала Пейшенс, во все глаза глядя на портрет: с экрана на нее смотрело лицо какой-то очень противной тетки. – Ни капельки!» 

– Помяните мои слова, – вещал с экрана Джордж Хедар перед группой журналистов, – преступление этой сумасшедшей не остановит нас – «Болайн» будет стоять на полке в каждом доме, где живет женщина. Мы начинаем производство через неделю, как и планировали по графику. Мы сознаем свой долг перед всеми женщинами этой страны. Мы сознаем свой долг перед памятью нашего безвременно ушедшего коллеги.

Пейшенс с трудом выровняла дыхание. Она была в бешенстве – Хедар лгал на всю страну, ни в одном его слове не было и капли правды. К тому же он обвинял ее в преступлении, в котором на самом деле повинен был он сам.

– Вот жулик, – рассеянно заметила Салли. Она вытащила из сумочки крохотную коробочку и вынула из нее пузырек с «Болайном». – Черт, почти ничего не осталось.

Пейшенс взяла у нее пузырек.

– Послушай, Сал, у тебя давно эти головные боли?

– Несколько месяцев.

– Сделай мне одолжение: брось пользоваться этой штукой.

– Это еще почему? – нахмурилась Салли.

Пейшенс посмотрела на этикетку.

– Чтобы «стать еще лучше», – прочитала она вслух. Слова «стать еще лучше» были лозунгом фирмы, лозунгом «Болайна».

Пейшенс бросила пузырек в мусорный контейнер, на котором красовался значок «вредно для здоровья», и громко захлопнула крышку.

– Хватит с тебя. 

На рабочий стол Лоуна шлепнулась папка, но он даже и бровью не повел.

– Что с тобой, Том? – детектив, принесший папку, а звали его Бобом Джонсоном, был слегка задет таким невниманием. – Дело по убийству Славицки. Может, все-таки полюбопытствуешь?

– Послушай, Боб, – задумчиво сказал Лоун. – Вот, скажем, твоя жена могла бы полезть из окна по карнизу, чтобы спасти беспризорную кошку?

Джонсон только пожал плечами.

– Может, и могла, особенно если в зубах у кошки была бы пицца.

Губы Лоуна скривились в улыбку.

– Понятно.

Когда Джонсон вышел, взгляд Лоуна упал на бумажный стаканчик, в котором несколько дней назад Пейшенс принесла ему кофе; на стаканчике было от руки написано одно только слово «простите». Почему-то ему не хотелось выбрасывать этот стаканчик, так что он поместил его в углу своего стола, рядом с баскетбольным трофеем и фотографией родителей. Он смотрел на него – и слабая улыбка играла на его лице. Потом он перевел взгляд на сумку, лежащую у него на столе. В ней лежал тот самый, бумажный пакет, в котором преступница-кошка подкинула украденные драгоценности. И на пакете тоже стояло всего одно слово «простите».

Причем почерк и здесь, и там был странно похожим...

Ощущая какую-то неясную тревогу, Лоун поднялся и направился в лабораторию. Через несколько минут специалист-графолог уже изучал оба образца, увеличив их на большом белом экране.

– Ну что скажешь? Один человек писал? – спросил Лоун, пытаясь подавить сосущий под ложечкой страх.

– Сходство, несомненно, есть, – ответил графолог. – Форма буквы «с», завитушка на конце буквы «е». Но в одном случае, – он ткнул в копию слова на стаканчике, – вот смотри, каждая буква здесь написана отдельно, а это говорит о чувстве одиночества, которое испытывает писавший. Вот это «о» видишь, как написано? Это значит, что автор надписи чего-то лишен, чего-то ему не хватает, он хочет что-то найти, что ли, отыскать, обрести. Вдобавок он не уверен в себе. Почерк тут ясно говорит, что это человек добрый, отзывчивый, мягкий, возможно, даже робкий. А вот посмотри сюда, – графолог показал на образец из ювелирного. – Видишь, какая резкая черта, сколько энергии в ней, силы! А как энергично написана буква «р»? Уж эта женщина знает, что она хочет, будь покоен. А тут, похоже, она еще и сердится на что-то. А буква «о»... Здесь она вообще написана как-то странно.