Тут изо рта Кошки раздался дикий рык, и раскаты этого первобытного рыка так и покатились по всем уголкам громадного помещения. Кошка сделала еще один прыжок, сбила Лорел с ног, и обе, яростно вцепившись друг в друга, покатились по полу. В пылу борьбы Лорел на какое-то мгновение удалось освободиться, она хотела бежать, но в руке у Кошки откуда ни возьмись снова появился хлыст, она щелкнула им, захлестнула концом его свою противницу и рванула на себя. Нечего делать, пришлось той снова защищаться.

Кошка дралась отчаянно, словно демон, глаза ее угрожающе сверкали, как два пылающих угля. В первый раз Лорел казалась не на шутку напуганной яростной атакой своей противницы. Резко выбросив руку, Кошка полоснула Лорел по лицу, вонзив свои острые когти в живой мрамор ее щек и. заставив ее завертеться волчком. Раздался какой- то жуткий сверхъестественный треск, и Лорел отшатнулась.

Кошка снова вцепилась когтями ей в лицо, и снова кожа Лорел затрещала, словно стекло. Она испуганно шагнула назад, к фонарю огромного окна.

– Нет! – вскрикнула она.

С быстротой молнии Кошка взмахнула хлыстом, конец его змеей обвился вокруг запястья Лорел и удержал от неминуемого падения.

Лорел обернулась и посмотрела вниз, на далекий тротуар.

– Пожалуйста, – взмолилась она, едва удерживаясь, чтобы не соскользнуть назад, – помоги же, я падаю!

Кошка посмотрела на обезображенную красоту Лорел, на ее потрескавшееся, как у старой куклы, лицо и вспомнила, что когда-то ведь Лорел была к ней, то есть нет, конечно, не к ней, а к Пейшенс, добра. 

– Возможно, я и не героиня, – сказала Кошка, – но по крайней мере я не убийца. Кроме того, я бы хотела, чтобы все увидели, какой ты стала, – сказав это, Кошка рывком втащила Лорел в помещение.

И тут манекенщица увидела свое отражение в стекле.

– О нет! – выдохнула с ужасом она. – Не может быть! Разве это я? Эта уродина?!

Пальцы свободной руки ее пробежали по трещинам, почти сплошь покрывшим ее лицо. Другой рукой, чтобы снова не упасть, она отчаянно вцепилась в конец плети. Видно было, что она действительно потрясена. И тут хвост плети, которая была вся изрезана осколками стекла, затрещал и разорвался.

– Лорел! – закричала Кошка.

Лорел почувствовала, как пол уходит из-под ее ног. Охваченная ужасом, она замахала руками, пытаясь ухватиться хоть за что-нибудь, но руки ее хватали лишь пустоту.

Кошка бросилась было к ней, но, увы, опоздала. Лорел как стояла, так и провалилась спиной во тьму, и камнем падала вниз, навстречу смерти.

Шмякнувшись об асфальт, владелица и новый исполнительный директор компании «Хедар Бьюти» разлетелась на мелкие кусочки, словно мраморная статуя.

Пейшенс печально посмотрела вниз. Она понимала, что не все было плохо в этой женщине... но в конце концов тщеславие ее взяло верх над ее Добрыми качествами. Вся королевская конница, вся королевская рать, – всплыли у нее в голове строки, в то время как вокруг разбившейся Лорел собиралась и росла толпа. 

Что-то зашуршало за спиной Пейшенс. Она обернулась и увидела Лоуна.

– По крайней мере теперь они узнают правду, – сказала Кошка. «Даже если за это пришлось заплатить такую ужасную цену», – мысленно добавила она, подходя к нему.

– Я все видел, – сказал Лоун. – Ты сделала все, чтобы спасти ее.

На губах Кошки затрепетала улыбка.

– Тебя это удивляет?

– Нет, – ответил он. – Нисколько.

Пейшенс заглянула ему в глаза и увидела там все ту же теплоту, которую она разглядела в самую первую их встречу, в тот поистине удивительный день, когда он спас ее от смерти и когда началась для нее новая жизнь.

– Знаешь, – медленно сказал Лоун, – если завтра утром Пейшенс снова окажется в своей камере, будет очень нелегко доказать, что именно она и была эта таинственная Женщина-Кошка.

– Я же говорила, – ответила Кошка, – я везучая.

– Нет, – поправил ее Лоун, улыбаясь, – ты говорила, что Пейшенс везучая.

– Точно.

Кошка поцеловала Лоуна, и в этом поцелуе слились воедино животная страсть Кошки и любовь Пейшенс. Этим поцелуем открывалась перед ними новая и счастливая жизнь.

Оторвавшись наконец от Лоуна, Кошка скользнула в темноту и пропала.

Лоун, улыбаясь, смотрел ей вслед.

Пейшенс прохаживалась по картинной галерее, изумляясь сама себе: и в самом деле, как многого успела она добиться! Среди работ молодых и ранее неизвестных художников, выставленных в этой престижной галерее, висели и ее картины! Она остановилась перед одной из них и принялась с гордостью рассматривать ее.

Погруженная в свои мысли, она не замечала человека, стоящего у нее за спиной.

– Эту художницу я заметил уже давно, – прозвучал вдруг мужской голос, – задолго до того, как она стала знаменитой.

Пейшенс обернулась и увидела Лоуна. Она улыбнулась. Тут же откуда-то из толпы вывернулась Салли с двумя коктейлями в руках.

– Лучшее место в городе, – сказала она. – Все по первому классу. Я тут должна кой за чем присмотреть. Я ушла.

Лоун поблагодарил ее за коктейль, и только она отошла, передал стакан какому-то гостю выставки: полицейский всегда на службе. 

Освободившись от коктейля, Том снова повернулся к Пейшенс; в глубине его глаз сверкали искорки гордости за Пейшенс и одновременно обиды.

– Поздравляю, Пейшенс. Я очень рад за тебя.

– Спасибо, – отозвалась девушка. – Твои слова много значат для меня. – Она догадывалась о той боли, которую она причинила этому полицейскому, этому по-настоящему хорошему парню.

– Ты меня прости... – начала было она, но Лоун перебил.

– Я прекрасно знаю, о чем ты думаешь. Что у нас никогда не могло получиться. Что мы слишком разные люди.

Пейшенс в первые секунды не знала, что сказать. Ведь еще совсем недавно она была застенчивой, неуверенной в себе девушкой, и будущее ее было неопределенным, словно она мчалась куда-то на полных парах, а куда, кто знает? Теперь же исполнилась ее тайная мечта: она признанный художник, ее работы висят в одной из самых авторитетных галерей города.

– Я не говорила слова «никогда», Том, – наконец ответила она. – Но я только теперь поняла, кто я такая, то есть что я из себя представляю, и я не знаю, смогу ли я остаться ею, то есть такой вот с тобой. Или, если уж быть до конца честной, я не уверена, смогу ли даже попытаться.

Лоун понимающе кивнул, но до него не сразу дошел истинный смысл ее слов.

Они заглянули друг другу в глаза. Оба понимали, что им хотелось бы, очень хотелось бы, чтобы все было иначе. Наконец Лоун улыбнулся и взял Пейшенс за руку. 

– Если передумаешь, ты знаешь, где меня найти.

Потом он лукаво, шутливо и мягко коснулся сверкающего бриллианта у нее в ухе, наклонился, чтобы поцеловать ее, и в поцелуе его было столько же нежности, сколько и горечи.

Подмигнув Пейшенс, Лоун снова улыбнулся.

– Смотри, не делай ничего такого, чего бы не стал делать я, – добавил он.

Он повернулся и зашагал прочь – из галереи и, очень возможно, из жизни Пейшенс. Она задумчиво и с какой-то тоской смотрела ему вслед.

Но тут подвернулся какой-то хлыщ, явно сноб, каких много крутится в мире искусства и вокруг него.

– В ваших работах столько энергии, какой-то нечеловеческой, я бы сказал звериной, животной силы! – с апломбом заявил этот знаток и любитель искусства. – Энергичный мазок, уверенность колорита, оригинальная палитра! Вас ждет большое будущее!

– Спасибо, – снисходительно улыбнулась Пейшенс. – Мне кажется, в ваших словах есть доля правды.

И она пошла сквозь толпу, и то, как мягко, по-кошачьи она обходила людей, говорило: о да, эта женщина знает себе цену.

А из дальнего угла за ней наблюдала Офелия. Она удовлетворенно улыбалась, и на плече у нее довольно мурлыкала Миднайт.