… Она только выступила за порог… и увидела прямо перед собою летящую звезду… Размером с ноготь мизинца, лучистое веретёнце, - она неторопливо двигалась по тёмно-лазурному небу, с востока – на запад, в сторону садящегося в сизые туманы тускло-багрового солнца…
… Вирэт стояла – не шевелясь… сколько – не знала… остановилось время, замерло дыхание… Пока жестокий удар хлыста не рванул ожогом плечо! Она качнулась, оборачиваясь. Рыча проклятия, надвигался на неё злобный Отокерт, старейшина рода Харуз, и раньше-то не упускавший случая причинить обиду «своенравной собаке» (ненавидящий необъяснимое спокойствие и отчуждённость холодных глаз пленницы), а сейчас особенно: удачный случай, - хозяин зовёт, а «собака» словно оглохла; так получай же за это, недобитая тварь!.. Хлыст вторично рассек воздух, и если бы Вирэт покорно приняла удар, дело этим, возможно, и закончилось бы, - проучил бы чужую рабыню, передал приказ Терлога (вина, небось, не хватило), ну, пнул бы разок для скорости… Но Вирэт, ещё не пришедшая в реальность, инстинктивно, по-звериному ловко уклонилась, отпрянула, и озверевший от голода, вина и злобы человекозверь совсем потерял рассудок. Оступившись, Вирэт упала. Рука наткнулась на железный штырь, крепящий стропила палатки… Как сумела выдернуть его из промороженной почвы слабая девичья рука? Отокерт наделся на этот штырь, как кусок мяса на шомпол… медленно ощупал его немеющими руками… и тушей, беззвучно свалился на землю…
Несколько секунд Вирэт смотрела ошеломлённо, ещё ничего не понимая… Потом…
… Погони не было, да и не могло быть. Впереди, на многие сотни безжизненных лиг вокруг, только вечная мерзлота Великой Северо-Западной Равнины. Она – смертница, и жизни ей отведено – от силы полтора дня. Тем, кто остался у выхода из ущелья и предпочтёт подобный же путь мечам наседающих врагов, вряд ли приведётся долго радоваться правильности выбора…
Она шла, пока могла - на запад, вслед за Звездой, которую ждала всю свою жизнь, и явь мешалась уже, видимо, с предсмертными видениями: Звезда не гасла - сияющая ладья на небесной лазури, не гас и бесконечный оранжевый закат; тёплый, по-летнему душистый ветер приносил с собою запах моря и шум прибоя, крики незримых чаек…
Она понимала, что умирает…
Она шла Домой…
*
В струящихся, как родниковые воды, глазах Беарнаса – светлеющее предрассветное небо. Он говорит одним дыханием, - точно тёплый душистый ветерок Заморья ласкает висок Вирэт:
- Эарендил…
Она понимает, что хочет сказать эльф - сотни раз продуманное, желанное и всё же отвергнутое ею; качает головой, улыбается горько и беспомощно:
- Нуменорцы были темноволосые и сероглазые… - и как строкой из песни заканчивает зачем-то певучей фразой, - … и век их был долог… А я…
Он улыбается тоже, - как красит его эта чарующая, дивная, нежно-ранимая улыбка! - смотрит ласково, как старший брат на наивного ребёнка:
- Это если они прямиком из Нуменора!
Она изумляется, - совершенно по-детски:
- А разве он позволяли себе… браки с другими народами?..
И безнадёжно качает головой:
- Теперь всё равно не проверить, не выяснить…
- Кто знает?.. Даруир токатор, эт-мерил, даруир…
Она горько кивает, опуская лицо, и - чувствует, как начинает стремительно бледнеть, точно вся кровь отхлынула от лица:
- Что ты сказал?!.
Беарнас тихо улыбается.
- Но ведь ты поняла.
- Что это?!
- Ранний даэрон. На нём говорили на побережье потомки нуменорцев ещё в конце Второй Эпохи. Где я только не жил… - горьковато добавил нолдор и, торопясь успокоить её расширившиеся во всю радужку зрачки, улыбается виновато:
- Я только подобрал слова, которые ты могла бы услышать в детстве…
- «Долгий путь, дитя моё…»
- «… долгий путь»…
… И взрывается сотнями разноцветных искр снег на перевале. Рыжее солнце цепляется краем за иззубренную вершину горы…
«Что там дальше, Дэйри?..»
Он поднимает её на руки… Почему она не посмотрела тогда ему в лицо, - оно ведь было совсем рядом?! Сейчас оно бы вспомнилось, такое бесценно-родное! Но ребёнок тянется глянуть за горные отроги, - как будто можно с такой высоты одолеть неодолимое хотя бы взглядом.
«Что там дальше, Дэйри?!»
Негромкий глуховатый голос, - из далёкого далека, из невозвратных глубин памяти…
«Там за морем страна… прекраснее которой нет на свете…»
«И мы идём туда?»
«Это долгий путь, дитя моё… долгий путь…»
… Низко опустив голову, Вирэт дышит тяжело, со всхлипом. Похолодевшими дрожащими пальцами сжимает виски… словно боится посмотреть в лицо эльфа, боится увидеть другое лицо… Боится ли?!.
- Кто ты?!.
- Ты… что-то вспомнила?
Она поднимает голову, залитые слезами огромные глаза.
- Его звали Даэрон… Брата!..
… Амрод переступил порог. Застыл изумлённо. Потемнел лицом.
Вирэт спала, накрытая плащом Беарнаса. Обеими руками, как ребёнок, удерживала под своей щекой ладонь сидящего на краю кровати эльфа. Его пальцы были ещё мокрыми от её слёз. Он не убирал руку, не шевелился, смотрел неотрывно в её лицо.
Амрод быстро подошёл:
- Брат!..
Увидев, что в поднятых на него глаза, ещё больше нахмурился. Властно и твёрдо взял нолдора за плечо. В коридоре они развернулись друг к другу.
- Что ты делаешь, делло?! Разве ты не догадываешься, почему ушёл Славур?!
- Я не Славур.
- Ты ведь помнишь его слова, - у неё свой путь в этом мире! И путь, быть может, великий, но это путь – человеческий… без нас!.. Зачем ты связываешь её сердце?
Эльдар замолчал, озадаченный тенью горькой улыбки на губах собрата.
- Её сердце – не в моих ладонях, делло. Ты ошибаешься.
- Я ошибаюсь?.. Тогда что ты делаешь с самим собой? С собой-то ты – зачем?!.
Улыбка погасла на помертвевшем лице. Нолдор отвернулся.
- Мои проблемы – это только мои проблемы, делло… - тихо ответил он.
***
После ухода в Благословенный Край – уже перед самой Войной – Теора и Эллеона, в эльфийском отряде эльфов осталось всего трое: Амрод, Беарнас и Мэлнор. Вирэт никогда не спрашивала, что удерживает их до сих пор в мире Людей. Из бесед с нолдором поняла, что не будет очень радостной встреча его с родичами даже в Валиноре. Может, это только казалось его замкнувшейся в одиночестве душе? Он привык терять, смирился с этим. Поняла Вирэт и причину, по которой не ушёл Беарнас вместе со Славуром: он уже и сам пугался своей привязанности к предводителю отряда. Возможно, что Славур и не знал этого - никто во всём мире не умел скрывать свои чувства лучше принца-изгоя. Сколько помнила Вирэт, Беарнас всегда был молчаливо-обособлен и ровен со всеми, готовый шагнуть глубже в тень от первого неприязненного жеста. Непритязательным он был и в отношениях со Славуром. Быть может, она заняла его место у ног Учителя? Но ни малейшей ревности, огорчения или обиды никогда не мелькало в грустных глубоких глазах Беарнаса… К тому же, в отличие от Мэлнора и Амрода, Валинор не был родиной нолдора. Он родился в Средиземье, в Лориэне и корнями души уходил в его леса и озёра, долгое время жил там в полном одиночестве и охотнее всего говорил именно о Лориэне, о его тишине, звёздных заводях и иссечённых солнечными лучами изумрудных дебрях. Лориэн же дал Беарнасу дивное умение целительства душ. Но об этом узнала Вирэт уже позднее… И ещё она чувствовала, что нолдор боялся быть странным и в Краю Вечного Веселия. «Самые подходящие чертоги в Валиноре будут для меня в обителях Мандоса», - мрачно отшутился Беарнас, когда Сэйлор воскликнул уже на сходнях корабля: «Идём приготовить вам чертоги в Амане!»
Но, как ни странно звучит, больше всех Сумеречного Эльфа любил солнечный Амрод. Он редко понимал Беарнаса умом и духом, но чутким сердцем умел находить верную тактику поведения и лучше всех влиять на поступки нолдора. И хотя Амрод был особенно заинтересован в том, чтобы вернуться в горячо любимый им Валинор (с предпоследним отрядом эльдары отправили в Заморье своих женщин, а с ними уплыли мать и жена Амрода), он оставался в Средиземье с Беарнасом, хорошо понимая – без него тот не соберётся в Аман никогда… А ради Амрода не трогался к морю и его побратим из народа эльфов-тэлери. В день чудовищной резни в Альквалондэ Мэлнор потерял всю свою семью. Полубезумный, шёл он по скользким от крови пирсам, перешагивая через тела погибших сородичей, и проклинал судьбу, не приведшую ему быть в гаванях во время сражения. А потом наткнулся на своего сына… Меч оставался в ножнах молодого тэлери, незамаранный ничьей кровью, - юноша не доставал его, не хотел, не верил… С телом сына на руках пришёл Мэлнор в Валимар к престолу Манвэ, требуя отмщения Эру за кровь своих детей. Тогда и увидел его Амрод из народа ваниаров, живущих на северо-западе Амана, случившийся в этот день в Тирионе. Горе Мэлнора тронуло его сердце. Он с трепетом слушал слова Короля Мира, призывающего тэлери не браться за оружие ради мести и не возгараться ненавистью, потому что Путь Нолдоров отныне сам по себе стал для безумцев проклятьем и карой, причём такой страшной и горькой, что сам Враг не придумал бы страшнее… Мэлнор выслушал, понял и содрогнулся; помрачение отошло от его души, но он просил Манвэ дать ему возможность увидеть собственными глазами, как всё это сбудется, ибо скорбь его была велика и горек удел возвращаться в кровавые гавани. И Амрод пошёл вместе с ним в Средиземье, потому что полюбил его, и они дали друг другу клятву побратимов, чтобы никогда не разлучаться. Особый же дар получил Мэлнор от Манвэ: читать в сердцах нолдоров, чтобы видно стало тэлери действие кары, как и просил тот, но предсказал Владыка, что если хоть к одному проклятому потомку Феанора смягчится и потянется сердце Мэлнора, в тот день утратят и все тэлери свою крепчайшую непримиримость к нолдорам и откроется возможность для возвращения изгнанников в Валинор с миром.
