Но рука Славура ласково коснулась и сжала руку девушки. От этого прикосновения мягкая волна накрыла её, она с трудом перевела дыхание.
- Ты слаба, о дева Вирэт. Но эта слабость временная, ибо дух твой велик, я ясно вижу это. Тебе не на кого или не на что опереться в миг слабости? Я верю и этому, чувствуя, что презрение и гнев на своих собратьев живут в тебе сейчас. Обопрись же пока на нас, мы с радостью подставим тебе своё плечо, ибо решение нами принято и мы разделим твой путь, пока ты будешь в нас нуждаться. Поверь мне: ты выпрямишься, и велики будут дела твои в этом мире – сродни твоему неукротимому духу, потому что нет пустоты в душе твоей! Я вижу в ней светлый клубок огня, в природе которого ты не в силах пока разобраться, утонченный и высокий настолько, что грубые чувства пока не ощущают его присутствия.
- Светлый огонь, говоришь ты? – через минуту произнесла Вирэт со странной зловещей усмешкой. А потом вздохнула. – Ты ошибаешься, благородный Славур. Отблески Света, живущего в твоих глазах, видишь ты, заглядывая в мою душу. Много скорбей и страданий прокалило и обуглило её, боюсь, что там только копоть и гарь, благородный эльф… Прав ты в том, что не ищу я больше опору среди единородных мне, ибо презираю сущность их, хотя размышления об этой сущности веду я в том числе и из наблюдений над сущностью собственной… Не приходило ли тебе в голову, о Перворожденный, - вдруг горячо и жёстко произнесла девушка, - что отказ мой идти с вами мог быть вызван, прежде всего, опасением причинить вам вред, а желание и решимость умереть – это лишь вынесение моего собственного приговора своей презренной сущности, осознанной во всех её чёрных глубинах?!
Она смотрела в упор в прекрасное лицо эльфа, ожидая увидеть в его лучезарных глазах отвращение и боль от её страшных слов. Но увидела только его улыбку, добрую и ясную, как заря.
- А не приходило ли тебе в голову, о смертная дева, - спокойно сказал он, - что твоё нежелание причинить нам вред и стремление уничтожать Зло, начиная с самой себя, и есть отблеск великого Белого Света в твоей душе и - более того! - его победа?
Она откинулась назад, сражённая его словами, и таково было отразившее это потрясение девичье лицо, что Славур звонко рассмеялся… но тут же посерьёзнел и спокойно, почти буднично добавил:
- Тебе нужно поесть. Впереди долгий путь, мы заберём на юго-запад, к Сираноне и её притокам. И ещё тебе, да и всем нам, нужно хорошенько отдохнуть, набраться сил. Весёлые были у нас эти две ночи…
… Хмурое осеннее утро озарило рассеянным северным светом слабо тлеющее, но ещё странно жаркое костровище и лежавших вповалку вокруг него десятерых эльфов и девушку из рода Людей.
========== Последняя сказка Беарнаса ==========
Долгие годы вновь и вновь обречена была она видеть это во сне.
Серебристая Гавань, прекрасная и величественная, залитая нежнейшим розовым перламутром рассвета. Иссиня-чёрные могучие волны неспешно вздымают готовые к отплытию, расцветающие бутонами парусов корабли. Они прощаются уже накоротко - объятиями и звонкими возгласами-напутствиями, обговорив всё подробно накануне. «До встречи в Валимаре!»
И лишь одна она – никогда не увидит больше уходящих…
… романтично-вдумчивого, юношески стройного и пластичного Гэлдора, учившего её слушать лес, птиц, зверей и деревья, читать травы и звёзды, понимать язык ветра и воды…
… пышноволосого, ясноглазого, порывистого Сэйлора, которому обязана была знанием бесчисленных эльфийских хроник, эпосов, песнопений и баллад и почти свободным владением их наречиями - квенеей, нолдорином и синдарином…
… отважного, мудрого и зоркого Меллеона, непревзойдённого её учителя стрельбы из лука, чьё дивное искусство не раз с благодарностью вспоминалось ею в годы Войны…
… улыбчивого, ласкового, неунывающего Периона, под чуткими гибкими пальцами и ободряющими взглядами которого словно сами собою затягивались раны – телесные и душевные…
… и дивного светозарного Славура, научившего её думать и действовать в свете высшего назначения жизни: осознанного выбора самоценности Света и Добра на пути Детей к Отцу…
А тогда, в Серебристых Гаванях, после всех произнесённых слов прощаний и напутствий, - как красиво и поэтично умеют прощаться эльфы! - у неё было ещё несколько минут, чтобы просто смотреть в его глаза. Из всех провожающих Вирэт единственная не смогла разжать спекшихся губ даже из вежливости… «До встречи в Амане!»… Даже в чертогах Мандоса не встретиться эльфам и человеку!.. даже за Чертой!!. К чему слова?!.
Она только смотрела, скорбной тенью замерев у пирса, как свежий утренний ветер перебирает струящиеся пряди его длинных серебристых волос, развивает полы светлого плаща, как тени-прочерки чаек скользят по граням бриллианта на лбу и нежное марево рассвета переливается на самоцветах древнего валинорского меча.
И Славур не сказал ни слова. Молча подошёл и закрыл собой от всех. Но лицо Вирэт не дрожало; запрокинув голову, она тихо и безжизненно смотрела последний раз в эти родные и самые красивые на свете лучистые глаза, такие бездонные, что в них даже не отражалось её лицо. И когда он поцеловал её в лоб, - не шевельнулась, не вздрогнула, только, прикрыв глаза, задержала дыхание, чтобы сохранить в памяти его запах, - сладковато-пряный, странно-тревожный запах эльфа. Запах их бесконечных бесед, полных печальной и светлой эльфийской мудрости, развернувших перед очарованным взором девушки дивную панораму эпох давно минувших, древних хроник и битв, встающих и рушащихся царств, расцвеченных таинственными отблесками огня на старинных фолиантах и свитках, на лезвиях скрещенных мечей и сияющих эльфийских щитов, когда видения её снов чудесно переходили в явь, одаривая прикосновением к самому великому в мире сокровищу – его раскрывающейся родственному сердцу душе, ранимой, сострадающей, светлой и высокой эльфийской душе… душе Учителя и Друга.
Что ж, она знала всегда, что придёт этот день неминуемо! Кончалась эльфийская эпоха Арды. Давно проводила Серебристая Гавань белоснежные корабли с уплывшими в Благословенный Край нолдорами и синдарами. Последние отряды лесного народа короля Трандуила тоже готовились к отплытию. Сумеречных эльфов-Авари да мореходов владыки Серебристых Гаваней Кэрдана Корабела только и можно было ещё встретить редкому счастливчику на Окраинном Западе. Недолог был и их срок в Средиземье… Она знала… Но разве от этого было ей легче?!
Никогда не спрашивала Вирэт пятерых уходящих – почему они уже уходят? Как никогда не спрашивала пятерых остающихся - почему ещё остаются они. Были в их отношениях области и темы, на которые смертная дева не получала ответа. Эльфийские заботы и печали, эльфийские пути и судьбы не всегда постижимы для простых смертных. Да и редко кого вообще из людей посвящали эльфы в свои тайны и проблемы, редко кого нарекали Друзьями, с кем делили трапезу и огонь в пути. Ей ли, найдёнышу без рода и племени, одаренную эльфийской дружбой и возможностью черпать из кладезя сокровенной эльфийской мудрости, было роптать на Судьбу?!
Она не роптала. И благословляла эту боль, своё потаённое, безнадежное, скорбное счастье дышать этой неизбывной болью, носящей имя – эльф Славур… Знал ли он об этом? Теперь Вирэт была уверена, что да. И возможно, что именно это и повлияло на его решение уйти в Валинор. Славур всегда был мудр и чуток; ей ли было, как тщательно ни старалась она, скрыть от него сокровенное своей души, которую и так читал он как раскрытую книгу? Ведь когда Сэйлор Анарсул - Солнечный Ветер, который больше всех братьев был и душой, и внешностью похож на отца, стал склоняться к тому, чтобы пока всё же остаться в Средиземье, Славур говорил с ним наедине целую ночь перед отходом и наутро Сэйлор уже не колебался.
На другое утро после проводов эльфы нашли девушку в бреду тяжёлой горячки.
Позднее, вышучивая по какому-то поводу своего друга Беарнаса, поставленного Славуром предводителем оставшихся в Арде эльдаров, золотоволосый Амрод проговорился, что именно нолдор «захватнически узурпировал лекарские права» в их отряде и на протяжении нескольких суток никого другого к постели больной не подпускал «на добрую лигу»… До тех пор, пока Вирэт не пришла в сознание. В тот миг, когда встретились впервые их взгляды, как молнией поразила беззащитную душу девушки сострадающая боль в глазах эльфа; с ужасом поняла она, что причина, вызвавшая такой внезапный надлом в её здоровье, известна стала уже и им… Через некоторое время – после шутливой реплики Амрода – что только одному из них… Беарнас молчал, ни словом, ни взглядом не напоминая Вирэт о том, свидетелем каких откровенностей мог оказаться он за эти несколько суток. Более того, старался лишний раз не тревожить её своим присутствием, понимая, как тяжело ей видеть его теперь. Но всякий раз, когда нужна была его помощь, мгновенно и ненавязчиво оказывался рядом. И как-то раз увидела она вновь его глаза – в тени, за спинами других эльфов, чьи жизнерадостные песни и шутки стали основными «лекарственными процедурами» для выздоравливающего друга. И замолчал Амрод, обернулся изумлённо, недоумевая, к чему так странно приковались глаза Вирэт.
