Вирэт встала и, скинув со своих плеч плащ Славура, превратившийся в её руках в почти невесомый комок, протянула его эльфу через холодное пепелище. Он сделал было останавливающий жест, но, увидев её окаменевшее в неприклонности лицо, взял, потемнев какими-то сразу усталыми глазами. И в миг – словно стена отделила друг от друга эльфов и человека. Вирэт произнесла слова напутствия и прощания, необходимые вежливые пожелания удачи, склонилась в поклоне. В неживой тишине – только пел в расщелинах Камня ветер – поклонились эльфы. Повисло тягостное молчание.
- Мы оставляем тебе провизию и кресала для огня, о Дева, Сделавшая Выбор, - начал было один, - Славур молчал, - но Вирэт ладонью остановила его речь – недвузначным жестом отстранения.
- Благодарю вас, Перворожденные, но мне не нужны ни продукты, ни огонь. Прошу вас только, если можно – оставьте мне кинжал или маленький топор… - она посмотрела себе под ноги, на стылую каменистую землю. – Об остальном я позабочусь сама.
Эльфы отошли. Вспыхнул рокот голосов, но сразу смолк.
Вирэт обессиленно опустилась на подушку мха. Остановилось время… А когда слабый солнечный лучик, пробивший внезапно хмарь облаков, упал на её безжизненное лицо, она вздрогнула… И быстро вскочила. Стиснув зубы, с холодной болью смотрела, как тает в отдалении каменных россыпей силуэт последнего уходящего эльфа.
И снова точно застыло время… Страшный стон разорвал вдруг стиснутые зубы девушки, и точно эхом откликнулся в небе гай пролетающей стаи отарков – поедателей падали. Этот зловещий гай заставил Вирэт окончательно очнуться и взять себя в руки. Нужно было торопиться. Она глазами наметила у подножия Камня участок менее каменистой почвы в свой рост, стала сдирать с него и бережно откладывать в сторону легко рвущиеся подушки сизого мха. Ногти царапнули об острую гальку, замерзшие пальцы рвануло болью. Тогда она спохватилась и быстро обогнула Камень, направляясь туда, где возле покинутого костровища эльфы должны были оставить ей нож.
Ножа не было…
Был тугой вещевой мешок. И сверху него – эльфийские кресало и трут!
Вирэт встала, точно врезавшись лицом в стену.
В первую секунду не было ничего. Только шок от отсутствия так необходимого для копки каменистой земли инструмента.
Потом…
Вирэт задохнулась. Жгучей волной ярости и гордости хлынула в её лицо кровь! Она ослепла, звон в ушах подавил все остальные звуки. Девушка покачнулась и медленно опустилась на землю. Рыдания без слёз скрутили её тонкое измождённое тело, оскорблённая гордость затопила её сознание, как боль от пощёчины…
Через минуту она была уже на ногах. Рывком вскинула на свою худую спину вещевой мешок – он был лёгок и удобен, как всё эльфийское, продела руки в лямки и слепо, яростно рванулась в ту сторону, куда пролегал путь уходящих в Заморье эльфов.
Стремительного, легконогого, не знающего усталости эльфа догнать почти невозможно, но счастье Вирэт, что покидающие этот мир Квенди в этот раз шли не торопясь, прощаясь таким образом с землёй, которой подарили века своих бессмертных жизней, свои знания, свои свет и любовь. Но только ночью, когда круглая белая луна озарила окрестности своим прозрачным светом, увидела Вирэт среди бескрайней равнины их огонёк. Тихо было у этого костра, почему-то сейчас эльфы не пели, не журчали их звонкие голоса и не переливались вокруг стоянки самоцветные россыпи изумрудных светлячков.
Они увидели её приближение куда раньше, чем она обнаружила их костерок. Двое стояли на ногах, но никто не двигался, и на устремлённых в её сторону лицах жили только отблески и переливы огня.
Вирэт подошла к их стоянке на последнем усилии яростной гордости. Эльфийский мешок бесшумно стек по её рукам на землю. Все эльфы сразу увидели, что ни единым пальцем не были тронуты причудливые завязки на их походном снаряжении.
С трудом выпрямившись, Вирэт пошатнулась… но усилием воли разжала спекшиеся, в кровь искусанные губы и глухо проговорила:
- О благородные Квенди, вы забыли эти вещи на своём последнем привале… а мне не хотелось бы воспользоваться вашей забывчивостью и лишить вас так необходимых вам в дальней дороге предметов. Услуга за услугу, если позволите. Я повторю свою просьбу: подарите мне какой-нибудь прочный клинок, и вашего добра смертная дева не забудет до своей последней минуты.
Она стояла, шатаясь – но стояла.
Эльфы не шевелились. Долго. Ни единым мускулом.
Потом медленно, словно ломая себя, поднялся Славур, подошёл к ней и без единого слова протянул ей свою фляжку с напитком эльвы. Вирэт остановила движение его руки не глядя. Она посмотрела в глаза эльфа недрогнувшим взором и жестом указала на блестевший за поясом предводителя мифриловый топорик работы морийских гномов. Славур выдернул его – и подал…
Она сделала шаг назад. И склонилась в поклоне, - до того уровня, чтобы только в миг обессилевшее тело не перевалило через черту, за которой начинается падение лицом в землю. Развернулась и шагнула на подламывающихся ногах обратно в ночь. Она спотыкалась о каждый камень, но шла в свой обратный путь – в гробовом молчании неподвижных Детей Варды у удаляющегося костра.
… Эльфы нашли её лежащую на камнях в полулиге от их стоянки. Топорик был намертво зажат в руке. Дыхание Вирэт почти остановилось, гасли удары сердца. Славуру пришлось взламывать клинком стиснутые насмерть зубы, чтобы осторожно вливать в пересохший рот живительную эльву. Закутанная в эльфийские плащи, она долго не приходила в сознание возле жадно полыхающего огня. Эльфы молчали. И смотрели в глаза друг друга.
Когда, наконец, уже перед рассветом, дрогнули и разлепились ресницы её глаз, у Вирэт не было сил даже для стона. Они смотрели на неё. А она – на них: без чувств, без радости или укора. Тело её было согрето, горячо струилась оживленная напитком эльвы кровь, но душа её молчала, ибо сказано и сделано ею было всё.
И тогда заговорил Славур:
- Их нельзя сломить, квенди. Их тело можно убить, но дух… Этот дух не отдаст Врагу Арду никогда!.. Да, от единого с нами Огня зажжён он и единой Рукою! Мы рано поставили крест на судьбе этих земель. Рано отреклись от родства с Младшими Братьями… Не осуждаемые Смертными, не осудим ли мы себя сами?.. Ты победила, дева Обречённого Народа! Мы остаёмся. И пойдём за тобою туда, куда угодно тебе будет повести нас.
Вирэт закрыла глаза, но сознание жило в ней – горячими толчками вновь просыпающейся боли.
- Мне некуда вести вас, Светлые Эльфы, - прошептала она через силу. – Я не могу найти и себя-то в этом мире. Я не знаю и своего места под этим солнцем. Неужели вы подумали, что только обида на вас, - если таковая и жила во мне подспудно, - толкнула меня на дорогу смерти?..
Снова что-то дрогнуло в лице Славура. Он склонился над ней с ясным изумлением во взоре.
- Расскажи нам о себе. Что происходит в душе твоей, дева? Слишком долго не было эльфам дела до людских душ, и в этом, быть может, роковая ошибка Бессмертных.
Она медленно покачала головой, и опущенные ресницы её заблестели от первых за всё это время слёз.
- Что в душе моей? Пустота в душе моей, благородный потомок Всеславура! Да не будет вам моя душа ориентиром!.. Что правит душами людей? Слышала я, что одно из двух: Гордость – или Ужас перед грядущей Смертью. Слепая яростная гордость – Дар или Кара Людей? – даёт силы на время забыть о Грядущем Неизбывно, и тогда человек не видит и не хочет видеть вокруг себя ничего, кроме мимолётных золоченых бликов своего мимолетного величия и мимолётных вожделений. Ужас же Смерти толкает его на дела, и велики и чудовищны бывают его поступки, весь мир порой готов он загнать с собой в бездну, ревнуя к неизменности этого мира и страшась потерять его, как привычную опору, за Последней Чертой… Если так это, то лишь гордость держала высоко поднятой мою голову на краю недорытой могилы, ибо над страхом смерти сумела я подняться от бесцельности своей жизни. Гордыня моя рухнула, ибо поняла я и презрела её пустоту. Я – пуста, и мир мой пуст. Не на что опираться мне больше… Чудовищно ваше милосердие, эльфы!
