Постепенно девушка очнулась. Сначала ещё бессознательное лицо её залил багровый румянец возвращающейся уже от Последней Черты жизни, потом дрогнули ресницы и одновременно с мучительным стоном, хрипло сорвавшимся с её потрескавшихся губ, распахнулись глаза: тёмно-карие, полные слёз и боли, ничего ещё не видящие и по-детски беззащитные в своей слепоте.
И вдруг всё лицо её дрогнуло: она, наконец, увидела склоненные над нею лица и осознала увиденное. Никогда раньше не видела девушка эльфов, ошеломление и восхищение всё более овладевали её взором. Вскоре, отпив ещё предложенной эльвы, она смогла сесть – ещё слабая и дрожащая, но крепнущая с каждой минутой; старалась держаться с достоинством, но глаза против воли тянулись к прекрасным лицам и лучистым глазам Высоких Эльфов, как тянется детская рука к чему-то восхитившему ребёнка безмерно.
Предводитель маленького отряда присел напротив неё и заговорил с девушкой на Всеобщем Языке голосом чистым и мелодичным, слушать который было наслаждением.
- Мы – эльфы из рода Высоких Эльфов Света – Калаквенди – покидаем Средиземье и уходим в Запредельный Край, окончив свой путь в этом мире. Я – Славур из рода Всеславуров. Скажи нам, кто же ты, дева из рода Смертных, и как оказалась среди этой холодной пустынной равнины – одна, без тёплой одежды и провизии?
Она ответила не сразу, но только потому, что сильно ошеломил её облик детей Дивного Народа.
- Моё имя – Вирэт, и это всё, что помню я о себе, дивные эльфы. Где моя родина и откуда мой род – не ведаю. Мы были скитальцами на этой земле, и ещё ребёнком попала я в плен к могучему племени хазгов. В битве с соседним народом дефингов хазги потерпели поражение, отступали всем миром через Сизые Ущелья, здесь мне удалось бежать, а дальше… почти не помню…
Славур поднял лицо к своим. Секундный обмен взорами разрешился потоком чарующей эльфийской речи. Говорили трое, в том числе предводитель, остальные задумчиво внимали. Потом на несколько минут установилась тишина. И заговорил уже на языке Всеобщем Славур.
- Мы уходим навсегда из мира Людей, дева Вирэт, - в тот мир, куда нога Смертного ступить не сможет никогда. Но возможно, что сохранились ещё старые поселения эльфов-Авари, Невозжелавших Пересечь Черту, - там, у самого края Заморья… Мы приглашаем тебя отправиться с нами до Заморья, и это, к сожалению, всё, что можем мы сделать для тебя. Если ты не захочешь покинуть мир Людей, - мы оставим тебе продуктов, но лишь на месяц. Пересечешь ли ты за четыре недели Великую Серую Равнину? Решай сама, выбор за тобой.
- Дайте мне подумать до утра, - попросила девушка севшим голосом, голосом больного, которому пообещали, что он будет жить… а, дав улечься восторгам, добавили, что только ценой трудной и рискованной операции.
Славур качнул серебристоволосой головой, и эльфы стали готовиться к ночлегу, потому что белесая луна уже сияла в рваных прорезях облаков и ночные сумрачные тени поползли по Великой Равнине. Но спали эльфы очень мало, а сейчас была их пора песен, бесед и музыки. Доставались из походных мешков музыкальные инструменты, чудесные изумрудные огоньки осветили полукругом место их привала, словно тут, под слоем мертвого камня и редкими подушками сизого мха, веками дремали исполинские светляки, а песни и звонкие голоса эльфов разбудили их. Черноволосый эльф в тонкой берилловой диадеме, перехватывающей чистый высокий лоб, красивым мелодичным голосом запел древнюю балладу о Сиянии Валинора. Голоса других эльфов вплелись в дивную, чарующую мелодию, и о девушке забыли, отрешившись от всего земного и устремясь душой в тот запредельный мир, куда держал путь их отряд.
Никто не обратил внимания на то, как встала Вирэт и вышла из их окружения, прихватив с собою большую охапку хвороста и горящую головню из костра. Никто не глянул в её потемневшее от внутренней боли лицо, когда она уходила разжигать свой собственный костерок за обломком скалы, черным от времени. Песни эльфов слышны были здесь глухо, потому что плотный ветер относил их голоса в сторону, а каменная глыба заслоняла собою их костёр.
Сжавшаяся в одинокий комок девушка сидела здесь всю ночь, провалившись во внутренний мир своих горестных раздумий, как в тяжёлое беспамятство, а когда слабая зарница зари шевельнула край мрака на востоке, за камнем послышались лёгкие шаги эльфийских туфель, и Славур, ясноокий и точно умытый рассветом, присел у её потухшего костровища.
- Наступает утро, и сердца наши тянет в дорогу… Что решила ты, дева из рода Смертных?
Вирэт подняла тёмные больные глаза, секунду помолчала, оправляя горячую вспышку боли и тоски в спокойствие, и сумела ответить твёрдо и с печальным достоинством:
- Благородный Славур из рода Всеславуров, я благодарю тебя и твоих собратьев за участие и помощь… но я решила остаться и – умереть здесь.
Дрогнуло безмятежное лицо эльфа, и великое изумление отразилось в его прекрасных глазах:
- Умереть здесь?.. Я не ослышался, дева Вирэт?..
Она медленно покачала головой:
- Другого выхода у меня нет.
Он смотрел на неё, и впышка изумления гасла на дивном челе, это лицо успокаивалось, так – как может утвердиться покой на лице очень мудрого, и впервые отразили эти вечно молодые и сияющие глаза истинный возраст Первородного эльфа – длиною в тысячелетия.
Он не добавил больше ни слова, не стал вдаваться в расспросы и уговоры, как поступил бы на его месте человек, и Вирэт поняла, что он просто признал за нею свободу на право выбора – каким бы он не был, и – содрогнулась, потому что поняла в этот ошеломительный миг, что выбрала правильно…
Смеющиеся певучие голоса слышались от костровища эльфов, девушка видела, как безмятежно и споро собирали они свои вещи в дальнюю дорогу, словно совсем забыв, - а может, и действительно уже забыв - о деве из рода Смертных. Но Славур сидел ещё здесь, и опаляющий шквал боли и горечи рванул окаменевшую душу Вирэт, и она заговорила – только чтобы не было больше этого фона из жизнерадостных сборов и многомудрых глаз вечноюного старца напротив неё.
- Я много слышала раньше, о благородный Квенди, о вашем народе, и я понимаю, что пути Смертных и Бессмертных разошлись навсегда; я принимаю это, как бесспорную истину, и никого не обвиняю и не осуждаю. Действительно, зачем вам наше общество и наши жизни – яростные, но короткие свечки, – по сравнению со светом ваших Неизбывных Первородных Огней? Что вам наши боль и ярость, всплеск восторга и муки, наша боль и наша ненависть, когда через недолгий миг от свечи всё равно остаётся только оплавленная горка воска? Крохотные свечки в непроглядном мраке – что осветят они вам, видящим сквозь века призмой Первородного Света, оком тысячелетнего опыта и милостью Илуватора?.. Вы хотели проявить милосердие, вы подняли и отогрели меня, как замерзающего светлячка, потому что он – искорка вашего собственного Света… Я благодарю вас… но лучше бы вы прошли мимо, ибо Смерть была в тот миг милосерднее ко мне! Столкнуться с Вечностью – и осознать своё ничтожество в своих – и в ваших! – глазах!.. Вы предлагаете мне продление жизни в пустынных поселениях на краю Заморья, продление одиночества и… бессмысленность такого продления, ибо смысл коротких жизней Смертных – в силе их слитности! Это всё, что успела понять я своим скудным разумом, а гордость – непонятная вам, полагаю, гордость обречённого на смерть – раннюю или позднюю, подсказывает мне, что в дальнем вашем пути я буду вам только обузой, как обуза уже сейчас. Никто из вас не подошёл ко мне в эту страшную для меня ночь, но и за это я благодарна вам, потому что смогла всё же решить правильно. Если бы всё затенили эмоции… Вы проявили милосердие в эту ночь, но это – нечеловеческое милосердие, и хоть я не осуждаю его, но и не оправдываю… Что ж… у вас свой путь, благородный Славур, у меня – свой. И моя Судьба меня не минует. Тебя ждут, - добавила она, подняв глаза и увидев, что все эльфы с поклажей на плечах и в походных плащах уже стоят за спиной своего предводителя и внимательно слушают её слова.
