В первую минуту шупо в замешательстве глядел на смеющиеся лица. При свете газового фонаря ему казалось, что на него уставились какие-то дикие рожи. Он не сразу сообразил, что ему делать. В сущности, ведь ничего противозаконного не случилось. Но от одного этого смеха дрожь пробегала у него по спине.

Он запыхтел, его красное лицо еще больше покраснело, а испуганные глаза перебегали от одного лица к другому.

— Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха! — вопили люди хором, и эхо разносилось по темной улице.

— Разойтись! — взревел, наконец, полицейский и рванул: свой свисток. Карл услышал пронзительный свист. Ужасный звук, на который со всех сторон сбегаются полицейские.

Карлуша бросился снова бежать. Ему слышался позади, ужасный смех и топот ног. И он все бежал и бежал. Вдруг он очутился на широкой светлой улице. Может быть, это Курфюрстендам? У высокого ярко освещенного дома стояла большая толпа. Много людей… Это хорошо. Карл протолкался в самую гущу и затерялся среди взрослых, которым он едва доходил до пояса. Тут он почувствовал себя в безопасности. Можно, наконец, отдышаться.

Что здесь случилось? Откуда столько людей? Он не понимал, так как ему ничего не было видно. Его толкали справа и слева. Он видел только спины и животы. Он слышал:

— Не нажимайте так сильно!

— Если вам мало места, возьмите себе ложу!

— Они уже идут, идут! — послышалось со всех сторон, и военный оркестр где-то впереди заиграл бравурный марш.

Началась давка. Все лезли вперед. Карл под напором людской массы тоже стал продвигаться. А где мог, пролезал сам. Раз уж он попал сюда, ему хотелось что-нибудь увидать.

Внезапно в толпе образовался просвет, и Карл увидел впереди себя полицейский кордон.

Мальчик хотел тут же повернуть и пуститься наутек. Он узнал черные кожаные краги. Но любопытство было сильнее страха. Теперь ему было хорошо видно. Из открытых дверей здания лился яркий свет. На земле лежал большой красивый ковер, а на ковре цветы, много цветов… розы, тюльпаны, гвоздики… Весь ковер был усыпан ими. В ослепительном свете ярких огней казалось, что красивые цветы сами светятся. Литавры гремели.

Вдруг Карлуша увидел движущиеся ноги. Много ног… Проходившие по ковру люди были видны ему только до колен. Но и так можно было узнать, что это за птицы.

Он видел блестящие, лакированные сапоги с серебряными шпорами. Белые шелковые дамские туфли с искрящимися украшениями. Все они выходили из автомобилей и шли к зданию. Там, по-видимому, был большой бал. Некоторые дамы были в настоящих золотых туфлях. И все они шагали по ковру, наступая на розы и тюльпаны. Оглушительно ревели трубы.

Внезапно началась сильная давка. Ноги вокруг Карла затопали, засеменили. Карла толкали со всех сторон. Он заметил, что все кругом смотрят наверх, и запрокинул голову, чтобы узнать, в чем дело. Некоторые люди даже протягивали руки, но Карлуша не мог понять, почему. Он ничего наверху не видел.

Но тут на ярко освещенный ковер, среди красивых цветов, упало четыре листка. Четыре маленьких серых листочка с печатным текстом, медленно кружась в воздухе, как осенние листья, беззвучно легли среди тюльпанов и гвоздик. И все же казалось, что лакированные сапоги и шелковые туфельки точно споткнулись. Они на миг остановились, неуверенно затоптались и затем быстрее пошли вперед.

Один листочек упал близко, у самых ног шупо. Шупо не мог без приказа покинуть своего места. Он вытянул ногу и, шаркая ею, придвинул листочек поближе к себе. Печатный текст лежал сверху, и не успел полицейский нагнуться и затянутой в белую перчатку рукой поднять листок, как Карлуша прочел несколько слов:

«Мы хотим работы и хлеба! Мы не хотим войны. Руки прочь от Советской России, от родины всех рабочих! Долой фашизм!»

Это была листовка. Коммунистическая листовка! Она упала откуда-то, как снег на голову. Прямо к ногам фашистов. О! Это было здорово придумано!

Карлуша даже вспотел от восторга. Его сердце стучало все сильнее и сильнее. Он не заметил, что его все больше толкают и сжимают. Он слышал только глухой шум взволнованных людей. Внезапно впереди раздался крик:

— Долой фашистов!

Затем еще голоса:

— Долой фашистских убийц!

Тут Карл не выдержал. Он вытянул голову и закричал звонким, ясным детским голосом:

— Долой фашистских убийц! — Его щеки пылали, глаза сверкали. Он сжал кулаки и, затертый среди людских спин, крикнул еще раз: — Долой фашистских убийц!

— Р-а-с-с-т-у-п-и-с-ь! — рявкнул вдруг вблизи грубый голос, и громадная рука в белой перчатке опустилась сверху на Карлушу. Неужели его схватят?

Карлуша съежился и пролез между чьими-то ногами. Но тут появилась другая рука в белой перчатке. Она была уже близко. Она почти касалась его плеча. Карлуша, недолго думая, укусил ее.

Рука вздрогнула и отдернулась. Мальчик этим немедленно воспользовался. Он опустился на четвереньки и, как хорек, быстро прополз сквозь ряды ног. Он полз зигзагами, чтобы запутать своих преследователей. Но тут поднялся такой шум и гам, что полицейским все равно было не до него. Никто не гнался за мальчиком.

Несмотря на это, он пустился во все лопатки. Он все еще чувствовал на своем плече руку полицейского, а во рту противный вкус полицейского пальца.

Вскоре вокруг него снова стало тихо и темно. Он очутился на маленькой глухой улице и пошел медленно, хотя и продолжал оглядываться по сторонам. Карлуша отлично знал, что в такой поздний час его непременно задержит полицейский патруль. Маленькие дети не ходят ночью одни по городу. Его начнут выспрашивать: как, и что, и почему, и куда он идет, и как его зовут, и где он живет… Нет! Ему нельзя встречаться с полицейскими.

Карл долго еще блуждал по улицам. Он выбирал большие площади, широкие улицы, где было светло и оживленно. Мальчик боялся темноты. Там, где было много народа, полицейские всегда могли подумать, что он идет не один, а с кем-нибудь из прохожих.

На больших улицах было много блестящих ресторанов. Оттуда неслась веселая музыка. На каждом шагу попадались нищие. Автомобили катили непрерывно один за другим.

Карл знал, конечно, марки всех автомобилей. Он узнавал их сразу по радиатору. Впрочем, все мальчики в школе это умели. Тут были: «крейслеры», «фиаты», восьмицилиндровый «штейер», «оппель», «вандерер», «адлер», даже длинный «ланчиа» проплыл мимо. Множество широких «бюиков». Красавец «линкольн» подъехал к тротуару, его легко было отличить по борзой собаке. Но желтую «минерву» не всякий бы узнал. Новые «форды», «ситроен»… На них не стоило и смотреть. А вот и черный лакированный «рольс-ройс». Всякий его узнает. Зато ту голубую машину, что остановилась напротив отеля, пожалуй, и Франц не узнал бы. Но Карл уже видел однажды такой автомобиль. Он его внимательно осмотрел и даже расспросил шофера. Это был «испано-сюиза»… Немногие имеют такую машину. Только самые богатые. У нее не меньше двенадцати цилиндров, и катится она, как по бархату. Слышно только тихое жужжание и больше ничего. Вот это машина!

На таком автомобиле Карл с удовольствием бы прокатился. Не всегда ведь они будут принадлежать капиталистам. А пока что, Карл уже научился обращаться с тремя скоростями и тремя педалями. Как-то раз он даже помогал мыть машину.

Начался дождь. Мальчик словно очнулся от сна. Он так загляделся на автомобили, что забыл на время обо всем. Теперь он сразу почувствовал, что очень устал и хочет спать. Да и кушать хочется к тому же. Но об этом нечего было и думать. Вот поспать где-нибудь, пожалуй, удастся. Может быть, найдется местечко, куда можно будет залезть на ночь.

Дул холодный ветер, и мальчик начал зябнуть. Да, всего этого он не ощущал, пока смотрел на автомобили.

«Тиргартен[3] недалеко, — размышлял он. — Там, конечно, найдется куст, под которым можно незаметно улечься».