Ева, тем временем, незаметно подходила к каждому, оценивающе присматриваясь к их работам. Подойдя к мольберту Джорджа, она остановилась и, как показалось Максу, с излишне живым интересом изучала его картину. Макс почувствовал, как внутри растет негодование и даже зависть. «Подойди скорее ко мне! Ну же, давай! Дался тебе этот…». Его мысли были прерваны громким звонком чьего-то мобильного телефона. Это был телефон Клэр. Она с недовольным видом принялась искать его в недрах своей сумочки, а когда, наконец, нашла, звонок уже умолк.

– Муженек потерял меня, – буркнула она. – Что, еду в холодильнике найти не смог что ли?

Клэр встала со своего места и вышла из класса, чтобы, видимо, объяснить мужу, где в холодильнике лежит еда, а Ева, тем временем, подошла к Максу. Настал его черед получить порцию ее внимания. Однако же, к глубокому сожалению Макса, она не долго простояла возле него. Максу даже показалось, что прошло меньше десяти секунд. Это несправедливо! Он ради нее пришел сюда, а она даже не оценила его старания! Но тут Макс заметил, что на лице Евы появилась улыбка, немного другая, не такая, какой она улыбалась всем присутствующим. И это вновь зародило в нем надежду. «Она, наверняка, вспомнила меня!».

Спустя полчаса, когда уже все закончили свои работы, Ева объявила, что оценила труды каждого, и что все отлично справились со своими картинами.

– Сегодня я не бралась оценивать правильность выполнения ваших работ, – подытожила она. – Этому вы сможете научиться на моих занятиях. Самое главное, что все вы сегодня выложились и показали, как широки ваши возможности и как многое вы сможете в будущем, если решите и дальше погружаться в мир искусства. Занятия будут проходить в это же время два раза в неделю – по понедельникам и четвергам. А на сегодня все. Надеюсь, увижу вас в понедельник.

И с этими словами Ева встала и принялась собирать с рабочих мест краски и кисти. Макс, делая вид, что что-то ищет, решил специально потянуть время, чтобы дождаться, пока все выйдут, и они останутся вдвоем. Правда, он совершенно не представлял, что ей скажет. Пока он судорожно думал над этим, подбирая нужные слова, все уже вышли, кроме миссис Хьюстон, которая в силу своего возраста все делала медленно – вот и сейчас она никак не могла совладать с рукавом кофты, который никак не хотел надеваться на руку. Наконец, справившись, она попрощалась и вышла, закрыв за собой дверь. И вот он остался один на один с Евой. Ева, тем временем, закончила убирать все художественные принадлежности. Макс заметил на ее лице ту же самую загадочную улыбку, которая появилась у нее после просмотра его рисунка.

– Решили ходить на занятия? – спросила она.

Макс замялся. Он еще не решил, хочет ли и дальше видеть этого странного Джорджа, вдыхать аромат приторных духов миссис Хьюстон, слышать занудные изливания Клэр… Он хотел лишь узнать ее… Своим вопросом она застала Макса врасплох.

Ева спасла его от невнятных мычаний:

– Если все же решитесь, то у меня одно условие: вы должны сохранить мой секрет…

У Макса заколотилось сердце. «Она хочет со мной поделиться секретом!».

– В тот день в магазине вы меня поймали с поличным – я очень большая сладкоежка!

И с этими словами, подмигнув Максу, она быстро вышла из класса, оставив недоумевающего Макса одного.

Макс снова заерзал на кресле. Сидеть в этом бесформенном мешке было уже не просто неуютно, а прямо-таки до боли неудобно. Макс не привык к столь мягким креслам, которые проваливаются под тяжестью задницы до самого пола, и до ужаса хотелось пересесть на диван. Доктор Райт, казалось, нисколько не обращал внимания на мучения своего пациента. Только что внимательно прослушав рассказ Макса о том, как прошло первое занятие рисования, он сидел и с задумчивым выражением лица смотрел в сторону аквариума.

– Доктор Райт, можно я пересяду на диван? – спросил нерешительно Макс

– Да, конечно-конечно, – ответил тот и махнул рукой в сторону дивана.

Макс, обрадовавшись, что наконец-то можно покинуть ненавистный мешок, попытался встать с него, но в пояснице возникла такая резкая боль, что он невольно ойкнул и вновь погрузился всем весом в мякоть кресла.

Доктор Райт безучастно наблюдал за попытками Макса совладать со своим телом и конечностями, но помочь бедняге почему-то не торопился, предпочтя вместо этого спокойно сидеть в кресле и пить кофе. Наконец, Макс кое-как, не без помощи рук, встал на ноги, выпрямился, при этом в спине что-то хрустнуло, и пересел на диван. Тот, к счастью, оказался довольно плотным, упругим и показался Максу даже приятным. Опершись все еще ноющей спиной о плотную спинку дивана, он расслабился и на пару секунд закрыл от удовольствия глаза. Больше не придется сидеть в этом чертовом мешке!

– Говорите, узнали ее имя на занятии по рисованию? – спросил доктор Райт, прервав вынужденную паузу.

– Да. Ева, так ее зовут.

– Имя главной виновницы грехопадения человечества… – задумчиво произнес доктор Райт.

Макс пожал плечами. Он никогда не задумывался об этом.

– Какие впечатления остались у вас после первого занятия?

– Ну…я не почувствовал особого желания рисовать. Я всегда был далек от искусства, тем более, делать что-то своими руками… Пожалуй, это не по мне. Хотя, тогда мне показалось, возможно, полезным иногда заниматься чем-то подобным. Чтобы отвлечься от повседневных забот.

Макс замолчал.

– Вы упомянули о картине, которая заинтересовала вас. И вы сказали, что почувствовали некую связь между вами и этой картиной. В чем эта связь выражалась?

– Честно говоря, я не знаю, как ответить на этот вопрос, – замялся Макс. – Мне показалось, что на этой картине…что она выражает одиночество.

– А вы чувствуете себя одиноким, мистер Фишер?

– Не знаю. Иногда мне кажется, что все люди в какой-то степени одиноки. Даже те, которые много лет живут в браке, имеют большую семью. Просто в какой-то момент жизни их окружают такие люди, с которыми приятно проводить время, общаться, вместе готовить еду, ложиться спать. Но внутри каждый человек остается один на один со своими мыслями.

– Ваши родители давно в браке?

– Больше тридцати лет.

– Как вы думаете, они чувствуют себя одинокими?

– Не знаю. Я не спрашивал их об этом. Хотя, иногда они замыкаются в себе и могут какое-то время не разговаривать друг с другом. Но это быстро проходит. Каждому бывает необходимым побыть один на один с самим собой.

– Но это же не означает, что они одиноки. Вы не находите это вполне естественным стремлением человека к кратковременному уединению, чтобы поразмыслить над своими проблемами, погрузиться в свое внутреннее я?

Макс пожал плечами. Его не заботили такие подробности о духовных стремлениях людей, тем более, его мало интересовала сама идея погружения в собственное я с какими бы то ни было глубинными целями. Может быть, мыслил он весьма поверхностно, зато практично и в меру реалистично. И это его вполне устраивало.

– Когда вы познакомились с Евой, что именно изменилось в вашей душе, сознании? Изменилось ли ваше мироощущение? – продолжил докапываться доктор Райт.

Макс снова задумался. Сегодня ему приходится думать и копаться в сугробах своей памяти, как никогда раньше. Пожалуй, даже похлеще, чем на выпускном экзамене в университете. Правда, в отличие от экзаменационных вопросов, на этот и подобные ему найти правильный ответ казалось практически невозможным. А существует ли вообще правильный ответ на такой вопрос?

– Ммм…я не думал об этом. Тогда я думал только о Еве, все мои мысли были заняты этой девушкой. Мироощущение и прочая чепуха здесь не при чем.

– То есть, в тот момент Ева стала для вас, не больше, не меньше, целым миром?

– Возможно, – ответил Макс и устало глянул на часы. Прошло уже целых сорок минут. И все это время доктор Райт копался в его сознании, словно шахтер, долбя киркой по горным породам в поисках полезных ископаемых. Только в этом случае полезными ископаемыми, по-видимому, были его, Макса, воспоминания.