Саске лежал на животе, стараясь, лишний раз не шевелиться. Желание… желание никуда не ушло, оно по — прежнему заставляло омегу извиваться и корчиться, когда очередной приступ почувствовать в себе член альфы словно огнём прожигал суставы. Саске стискивал зубы, дрожал, тёрся о плед, из которого он давным-давно выбрался, и изо всех сил сдерживался, чтобы не закричать. Он итак сошёл с ума, когда звал Наруто… но его самый желанный на свете альфа… самый упрямый из всех упрямцев самец… чёрт, этот альфа никогда не приходит тогда, когда нужен! Выругавшись, Саске открыл глаза, пару раз моргнул, чтобы слипшиеся от пота реснички перестали мешать, и сердито зашипел, не без мрачного удовольствия представляя, как один альфа к нему придёт… а он его пошлёт… далеко — далеко, потому что…

— Мне всё равно.

Задыхаясь, Саске дотронулся до изнывающего члена и вздрогнул, когда сумел довести себя до желанной разрядки практически сразу. Не обращая внимания на полыхающие щёки, Саске судорожно вздохнул. Возможно… возможно Наруто оставил его одного, чтобы дать возможность отдохнуть. Вспомнив, что именно эти слова говорил ему доктор, Саске зажмурился, стараясь привести в порядок свои смятенные чувства. Ведь получалось, что Наруто заботится о нём… о нём, об омеге… а не думает только о том, чтобы использовать его… Вспомнились подробности того, как именно Наруто «использовал» его. Саске невольно заулыбался и снова выгнулся на пледе. Вот только… Сев на колени, Саске закусил губу. Ему было так хорошо, во всех смыслах хорошо, и даже чёртова температура не могла принести неудобство… Кроме… Бледные пальцы дотронулись до шеи.

Наруто заперся в кабинете. Ему нужно было разобраться, подумать, решить… Решить, что…

— Что делать с Саламандрой.

Вслух произнеся эти слова, альфа нахмурился. Потому что сразу полезло воспоминание о близости с омегой. И именно тот момент, когда у него снесло крышу. Когда он хотел заявить свои права… и не заявил.

Взлохматив волосы, Наруто в задумчивости откинул голову на спинку кресла. Если бы Хатаке мог читать мысли, он мог бы гордиться собой. Потому что его настойчивые слова дали ростки.

— Я пожалею… делаю ошибку… — повторил Наруто, словно тот, кто это говорил, стоит рядом.

И замолчал, поражённый одной мысли. Самой простой. Что, если омега был искренен? Не потому, что он Никки, а потому, что это ег̀о омега? Ег̀о, Наруто, и только ег̀о? Их свели звёзды Юга, по воле тайн, потому, что когда — то его отец сбежал, отрицая судьбу? Потому, что судьба не простила, но потому, что взамен силы зла были побеждены? Что, если Какаши ошибся, и Саламандра не может причинить зло… И никто не сможет? Но даже если это так… Он альфа. И он, и только он, сможет защитить себя и свою омегу. Ведь это так просто! Улыбнувшись, Наруто потянулся так, что хрустнули кости. Выпрямившись, встал, решительно стряхивая последние сомнения. В конце концов, ночь он провёл один, но это был последний раз. Когда он один. Без своего омеги.

Не дойдя до заветной комнаты пару шагов, Наруто остановился, словно наткнувшись на невидимое препятствие. Отрицая очевидное, не желая верить своим глазам. Наверное, было слишком хорошо, чтобы стало так… плохо.

В опустевшей комнате Сансё гулял ветер.

Речь идёт о разоблачении.

Расстояние до звёзд настолько велико, что оно измеряется световыми годами, а не километрами. Световой год — это такое расстояние, которое свет проходит за год, оно равно примерно 9 646 000 000 000 км.

Головной платок.

Амэ — но Минакануси, но Ками — главный бог в японской мифологии.

====== Глава 28. ======

«Для того чтобы понять, нужен ли тебе этот человек, нужно его хотя бы раз потерять»

Не поворачиваясь, Наруто отрывисто приказал:

— Здесь не святилище. Проходи.

Бесшумно встав за спиной молодого хозяина, Хатаке бессознательным жестом дотронулся до протеза. Он тоже видел, что омеги нет.

Где — то хлопнула дверь; потянуло холодом. Ветер по — прежнему кружил по комнате, трогал своими холодными ладошками остывшую постель. Шевелил лёгкую ткань штор. Заставлял слегка дрожать оконные стёкла. Тихонько зазвенели колокольчики «музыки ветра», словно пытаясь что — то сказать.

«Вот оно, — пронеслось в голове старшего альфы, — я отмахивался, не хотел ничего слышать, но разве можно отмахнуться от неизбежного?». Неизбежного? Сглотнув, Какаши сжал челюсти. Чувство вины… оно, это неприятное чувство, опять подняло голову, разрастаясь, уверенно захватывая всё новые рубежи. Когда ты не можешь заставить себя успокоиться. Не есть себя поедом. Потому что ты всё сделал правильно. Потому что ты прав. Так ведь? Моргнув, Хатаке перевёл взгляд в сторону распахнутой настежь балконной двери. Наверное, он плохо спал этой тревожной ночью. Наверное, тени прошлого слишком близко подступили к нему, заставляя час за часом ворочаться на одинокой постели… Рин, Кушина, Минато. Именно последняя тень словно дала силы принять себя. Свой поступок. Уверенно встретить утро. Заставить замолчать едкие реплики второго «я» альфы, словно он всё ещё стоял и смотрел на далёкую звезду, и в душе рождалось сомнение, приправленное горьким, терпким ароматом вины.

Какаши решительно встряхнулся. Заставил себя отвести взгляд. От этой чёртовой распахнутой настежь балконной двери. Мягко сжал плечо воспитанника.

— Мой мальчик. Наруто. Я ведь предупреждал…

Плечо дрогнуло. Чуть сильнее сжав пальцы (ведь Наруто не хотел сбросить руку?), тихо добавил в пустоту:

— Саламандра сбежал.

Развернувшись, Наруто открыл рот, хотел что — то возразить, но седой альфа не дал. Кивнув в сторону открытой балконной двери, как отрезал:

— Он Никки, Наруто. Его суть изменить нельзя. Даже такому великодушному хозяину, как ты.

Скинув руку Хатаке, Наруто молча, шагнул вперёд и резко захлопнул дверь.

Не поворачиваясь, зная, что сейчас за его реакцией наблюдают, зная, что от него ждут хоть каких — нибудь слов, не говоря о действиях, он тихо попросил:

— Какаши — сан, пожалуйста, позовите сюда прислугу. Я хочу, чтобы всё здесь убрали.

И замолчал. Словно враз обессилел.

— Наруто — сама…

Несмотря на то, что Хатаке Какаши вырастил его, можно сказать, с младых лет, он всегда понимал, когда необходимо отступить. И «Наруто — сама» лишнее тому подтверждение.

— Наруто… — тихо — тихо, на грани слышимости, но Наруто услышал.

— Возможно, Саске ушёл с Куро. Я нашёл дзукин того. *

— Довольно!

Много ли надо для смятенной души? Судорожно глотая воздух, Наруто согнулся пополам. Не разгибаясь, повторил:

— Прекрати.

Хатаке прищурился. Хотел сказать что — то, но сдержался. Хватит и того факта, что на несколько довольно неприятных секунд он боялся, что Наруто прямо взглянет на него, и напряжённость в усталых глазах выдаст седого с головой.

На какое — то пр̀оклятое мгновение комната превратилась в жерло вулкана, в прямом смысле выкачав из многострадальных лёгких воздух. ** Уперев руки в колени, чтобы как — то справиться с непонятной слабостью, Наруто сквозь зубы выругался. На висках выступил пот, вниз смотреть не хотелось, отчего делалось всё паршивее и паршивее. Проклятая сущность альфы. Иногда — он слышал о таких редких случаях, омеги сопротивлялись тому, что являлись таковыми. Нежными, страстными, похотливыми. Омегами. Также отрицая свою сущность, влекомую к выбранному альфе со страшной, губительной силой. Но теперь Наруто уже сомневался, что такие случаи есть. А вот альфы, видимо, бессильны перед своей проклятой природой. Не слишком ли много проклятий?!

— Твою мать…

Неуверенно, надеясь, что один черноволосый искуситель, погибель, покинет мозги и один воистину проблемный орган оставит его в покое. Горький смешок. У — па — дёт. Ведь так?

Было так паршиво, что он желал только одного. От всего сердца желал остаться наедине с собой.