— Что я хотел вызвать сюда Куро, и что — то мне подсказывает, гадёныш по — любому сбежал бы. Я удивляюсь только, что он медлил. Почему?
Желваки на скулах дёрнулись, Наруто с силой затянулся. «Я знаю, почему!». Но промолчал. Не заметив ожесточения, мелькнувшего в похолодевших глазах молодого наследника, Какаши продолжил:
— Очень вовремя! Он…
На секунду Наруто «выключился».
Сердце забилось так, что едва не выпрыгнуло. Но больше всего Наруто поразила догадка Какаши, от которой он всё ещё открещивался, отрицал, особенно в свете недавно увиденного… и, тем не менее, это было именно то, от чего он отказаться так и не смог. Что его всё это больно задело, вот что. Клыки прикусили изжёванную сигарету, крошево попало на язык, тут же неприятно защипало. Прежде чем ошеломлённый парень сообразил, что ему с этим дерьмом делать, Хатаке повысил голос и он, наконец, услышал:
-..... Впрочем… это ни о чём не говорит. Он будет охотиться на тебя. На Саламандру. Особенно когда догадался, что омега тебе дорог. Ведь так? Или бесчисленное количество темноволосых шлюх просто совпадение?
— Зачем мы ему? — ушёл от ответа Наруто, отворачиваясь к окну. Хатаке не понимает, так зачем оправдания?
— Я же объяснял, — терпеливо подсказал Какаши, — Саламандру отдали специально тебе. Тебе, сыну Намикадзе Минато. Чтобы ненависть кое — кого направилась по правильному руслу. И тогда Куро загребёт себе наследство Сенджу. Дошло?
Наруто обернулся и едва не сел мимо кресла:
— То есть… — медленно заговорил, шаря в поисках целых сигарет, — Хатиман — доно убили. А не… «Смерть от естественных причин»?
— Дошло, — удовлетворительно сощурил глаза Хатаке и вздохнул, кидая в сторону слишком горячего, на его взгляд, альфы, лишнюю пачку.
Наруто вскочил, отшвыривая так и не взятую ярко расписанную затейливыми вензелями коробочку, стремительно полетел по коридору:
— Саске!!!
Хатаке подобрал сигареты, с философским равнодушием прикурил, устремил взгляд вдаль. Если змея скрылась среди камней, она нескоро укусит. А Наруто…
Уже выбежав, резко остановился, остыв также стремительно, как и стремительно рванулся туда, где его... не ждут. Или поцелуй ему померещился? «Он же Никки», — подумал Наруто, медленно идя в сторону комнат Саламандры. Не хотел, но шёл. Не хотел, но тянуло. Туда. К нему. К омеге. К Саске. Последний поворот. Заветная дверь. Ноздри альфы вдруг дрогнули, жадно впитывая весьма красноречивый запах. Течной омеги, ждущей своего альфу. С силой закрыв глаза, Наруто лбом оперся о чёртову дверь, с горьким юмором думая о себе как о самом последнем болване, которого ведут инстинкты. Там, за дверью, стонет на простынях омега. Что раздвинет ноги, стоит ему только войти. Захотеть. Там, за дверью. Саламандра. Саске. Его Саске. Член дрогнул, причиняя весьма ощутимое неудобство.
— Блять… — сквозь зубы прошипел Наруто, и его вдруг накрыло злобой. Первобытной, беспричинной.
Ведь это Никки его призывает! Тот, кого учили соблазнять, призывать, отдаваться так, как будто ты первый и единственный! Вот почему Саске так нарядился… Так изменил себя… свой облик… Внимательный, цепкий ум Наруто подметил всё, даже новую стрижку омеги… Вот только выводы сделал неправильные. Его затрясло. Практически ничего не соображая, Наруто закрыл глаза, которые заливал пот, и буквально отодрал себя от двери, где на смятых простынях метался и скулил омега, проклиная себя, поедая поедом, и продолжая звать Наруто к себе. С силой проведя по губам тыльной стороной ладони, грязно выругавшись, Наруто, шатаясь, побрёл прочь, а в помутневшем сознании снова и снова вставала одна и та же картина, и он никак не мог её забыть. Куро, страстно целующий его омегу, которая совсем не против подобного расклада. Картина, принимающая всё более и более чудовищные подробности, заставившая разум замолчать и повторять только одно:
— Это Н̀икки меня зовёт!
Ласковое обращение. Типо «бабуля».
Амару не всегда была доверенным лицом в доме Намикадзе. Что — то вроде Спецназа.
Ясно, почему.
Нечто вроде «парикмахер, визажист и косметолог в одном флаконе».
====== Глава 22. ======
«… В круговороте мирской жизни отступить на шаг не зазорно. Отступление — залог продвижения вперёд (Хун Цзычен, китайский мыслитель (XVI—XVII века)».
Какаши многое что испытал и, соответственно, благодаря событиям, о которых, так или иначе, уже сообщалось, через многое прошёл. Но и этот невозмутимый альфа испытал шок. Устав ждать возвращения Наруто, с которым надо было обговорить ряд вопросов, не терпящих отлагательств, Хатаке стряхнул пепел очередной сигареты, скинул ноги на пол и отправился прямиком в комнату последнего. Где и испытал тот самый культурный шок… Закрыв дверь, так по — свойски распахнутую, без предварительной договорённости… Какаши поспешно захлопнул её обратно, для верности приваливаясь спиной. Благо открывалась она наружу…
— Дерьмо!
С чувством и осторожно косясь в сторону прикрытого куска дерева здоровым глазом. Какаши поостерёгся уточнений, потому что впервые ощутил себя дряхлым, выжившим из ума стариком. У Наруто начался гон… И троекратный поворот ключа подтвердил подозрения седовласого альфы. Все до одного нехорошие. ̀Этот гон молодой Глава намерен пережить в одиночку. Недобро усмехнувшись, Какаши бросил мимолётный взгляд в сторону апартаментов Саламандры. Чт̀о бы там ни говорил Наруто, с юных лет пропадавший в Лиге, те омеги, так сказать, «жертвы домашнего насилия» или найдёныши, выросшие на улицах, и в подмётки не годились омегам Юга. Особенно тем, кого называли «Никки». И дело тут, к сожалению, было даже не в том, что он насмотрелся на них досыта, ведь не всегда он был таким. Прожженным, циничным, далеко не молодым альфой. И Рин появилась в его прошлой жизни не сразу… Нет. Возможно, и это было одной из самых главных побудительных причин, дело было в образе жизни этих существ. В них самих как таковых… Никки не способны изменить свою суть, это Какаши понимал каким — то звериным чутьём, на подсознательных инстинктах, нечто вроде сродни интуиции. Или он просто не верил тому, кого учили только одному. Соблазнять. Обольщать. Растворяться без остатка в том, под кого тебя подложили. Но, к сожалению, у монеты две стороны. И не факт, что вторая светлая… Да… Сжав руки, он с удивлением обнаружил, что дрожит. Всё тело дрожит предательской дрожью. И не знаешь, чего в этой дрожи больше, ярости или страха. Едва сдерживаясь, выругался сквозь зубы. И, сука, причина была ясна, как божий день. Он снова посмотрел в сторону апартаментов. Он не знал, какие мысли бродят в одной отдельно взятой головке одной лживой сучки… но будь он проклят, если не узнает все мысли, все до одной! Подавив злобу, отвернувшись от проклятой двери, из — за которой слышались гортанные стоны, переходящие в рычание, равномерные удары и треск материи, Какаши уверенно двинулся вперёд.
Собственно говоря, он ещё не знал, с чего начать разговор, и прикидывал в уме разные варианты. Зная, отчего ему не удаётся уговорить себя взглянуть на происходящее под более миролюбивым углом. Даже учитывая пребывание (и побег, что уж) одного негодяя. Оттого, что Какаши действительно не верил таким, как Саламандра. Ни на йоту. И переубедить себя не мог. Шаг замедлился. Щёлкнула зажигалка. Какаши пробил озноб, когда на подсознании мелькнуло «И Наруто тоже не верит!». Всё очевидно. Слишком очевидно. Крепкая рука с шершавой, загрубевшей кожей, с силой приложилась о стену. Зеркально отражая удар ещё одной руки. Там, за запертой дверью, фон̀ившей запахом ярости сходящего с ума зверя. Он видел подобное. Когда альфа, у которого начинался гон, страдал без своей пары.
— Дьявол! — рыкнул Какаши, с шумом втягивая воздух. Ещё один удар. «На это они и рассчитывают».
Оторвал себя от стены. Чуть дрогнувшей рукой поправил повязку. Ну, уж нет. Возможно, Наруто укрепил свои позиции молодого лидера, сумел оправиться после гибели Минато и доказал, что способен довольно неплохо ориентироваться не только в бизнесе, но и в его «тёмных порождениях». * Когда — то покойный Минато, а позднее (да что там, не так уж и давно!) Какаши, если и могли в чём упрекнуть молодого наследника, так это в излишней доброте. Недоверчивость шептала, что Наруто не должен был принимать подарок. Не должен был быть таким снисходительным. И уж тем более не должен был… Спать с омегой так, как будто это драгоценный дар. С рычанием Какаши прикусил потрескавшиеся губы, с какой — то мучительной радостью ощущая, как в нежную кожицу словно вонзилась тысяча иголок. Он всё ещё боялся, что Саламандру воспитали именно так, чтобы погубить того, ради которого он сам мог погубить кого угодно. И сцена в коридоре — достаточно веское подтверждение многочисленных смутных догадок. Резко остановившись так, будто налетел на невидимую стену, седовласый рванул ворот домашнего кимоно. А разве… разве нет?!
