Однако он ещё не догадывался… как ему сказочно повезло. И что он был неправ в своей озлобленности, упёртости, считая, что верить никому нельзя. Доверишься — и бросят. Как сделал Наруто полтора года назад. С силой сжав руки так, чтобы слегка отросшие ногти помогли, черноволосый омега попросил:
— Не выдавай меня, Эм.
И попал в яблочко. Так её называли, когда она была в Отряде. **
— Ладно. Твои отношения — твои. Я и не собираюсь лезть... больше того, что влезла!
Карие глаза хитро блеснули. Саске хмыкнул.
— Так что?
— Я хочу тебе предложить…
Она взяла в руку одну из блестящих чёрных прядей, подвела Саске к зеркалу, встала рядом. Если бы Саске знал, чт̀о!
Наруто разъярённо смотрел на задумчивого Какаши, который, конечно, сейчас задумался и находится в своих думах далеко — далеко, но ему — то что?
— Я впустил в свой дом врага, и ты промолчал! — рявкнул он, с трудом пытаясь успокоиться и — одновременно — хоть какое — никакое оправдание. То ли себе, то ли молчаливому мужчине, по непроницаемому лицу которого ничего не поймёшь. Как и… Образ одного черноволосого искусителя против воли мелькнул так явственно, словно Саламандра всё ещё был здесь. Ноздри альфы хищно дрогнули, впитывая аромат, слышный, наверное, только ему. *** Он в растерянности с силой потёр виски, не замечая, что Какаши очнулся от дум.
— Если, правда. То, что ты рассказал… Мой неожиданно объявившийся брат. Дьявол, он не должен как — то общаться с… С моим. С Саламандрой! Вернее…
В волнении запустив пятерню в волосы, Наруто на миг утратил сдержанность, представ перед единственным человеком, которому он доверял безоговорочно, обыкновенным смертным. Альфой.
— Ты опоздал, Наруто.
— Что?!
— Собственно, я за этим тебя и потревожил. Чтобы предупредить. Куро хитёр, он будет лгать и изворачиваться. Вызови его сюда! Прикажи и увидишь, вернее, услышишь. Он…
Не дослушав, Наруто вскочил на ноги и быстро пошёл к выходу.
— Как всегда, не дослушал, и как всегда, всё делает сам. — недовольно покачал головой Какаши, но не стал задерживаться и поспешил вслед, решив, что успеет договорить. Ведь нет никого более глухого к разумным доводам, чем… отдельно взятый, не в меру подозрительный альфа.
Амару торжественно отвела руки омеги в стороны:
— Ну? Скажешь, я зря прошла курсы красоты? ****
— Хн!
— И это вся твоя благодарность? Знаешь ли, Сансё, на курсе я была лучшей! Меня даже обещали порекомендовать в …
— Ладноладно!
Саске в защитном жесте выставил вперёд ладони и быстро опустил их вниз. Возможно, лак был слишком ярким… И эти тени… Но короткая причёска его заворожила. Поворачивая изящную голову то влево, то вправо, Саске не мог не признать, что у Амару определённо есть вкус. Он никогда не смел как — то менять свой облик, ведь «Игрушкам» предписывалось ходить по приказу, дышать по приказу, носить по приказу прозрачные, соблазнительные тряпки. А уж волосы…
— Ну как? — не вытерпела Амару, — Ст̀оящее воплощение твоей новой жизни?
В волнении облизнув губы, чтобы как — то справиться с непонятным чувством, возникшим, когда омега взглянул на себя, Саске сделал шаг назад и повернулся боком. Короткая стрижка подчеркнула его природную красоту, придала чертам мягкость и какую — то беспомощность. Особенно если чуть опустить ресницы так, чтобы они отбросили тень на бледную, почти мраморную кожу. Если Наруто отчего — то был с ним холоден и отстранен, так может... потому, что, когда он впервые увидел омегу, он и увидел — то его в образе игрушки? Бедный юноша и не догадывался, насколько далеко удалился от разгадки охлаждения, впору было воскликнуть «Холодно!», но чем отстранённее вёл себя с ним Наруто, тем сильнее было упрямство. И никакие наказания не смогли окончательно сломить эту черту в столь беззащитном создании. Чуть усмехнувшись, Саске моргнул пару раз, так, чтобы ресницы затрепетали, и легко вздохнул, тихо — тихо, поворачиваясь вокруг себя. Длинная полупрозрачная туника красиво очертила золотистый полукруг, и покорно легла вниз, вдоль стройных ног, облачённых в лёгкие брюки, не такие прозрачные, но с разрезом, в котором при ходьбе белела шелковистая кожа омеги. Чёрт! Амару не сдержала завистливого вздоха. Впервые девушка поняла, почему так ценились омеги мужского пола. Они действительно были нереальными созданиями… Однако вздох был от чистого сердца. Довольно циничная, но умеющая ценить жизнь и то, что давала эта самая жизнь, она скорее дала бы отрубить себе руку, чем причинила вред черноволосой омеге. И улыбка Саске, прекрасно понявшего вздох, об этом сказала красноречивее всех не произнесённых слов.
— Ну, ладно.
Постаравшись абстрагироваться от вновь явного дискомфорта внизу, сделав вид, что не слышит возмущённого «кхм!», Саске немного стёр тени, не желая выглядеть вульгарным. С лаком ничего не попишешь… Уверенно взяв баночку с муссом, парень придал причёске слегка волнистый вид. Ещё раз облизнул губы, выпрямил итак идеально ровную спину. Всё получится, у него всё получится! Он заставит Наруто выслушать себя и всё объяснить! Чёрные глаза угрожающе сузились, но тут же, одёрнув себя, Саламандра поднял вверх руки и грациозно качнул бёдрами, на манер танца живота.
Решившись, просунул ноги в сабо и, толкнув дверь, шагнул в коридор. Амару осталась, чтобы прибрать хаотичный беспорядок.
Едва дверь за ним закрылась, и он шагнул в полумрак коридора, свернул в сторону апартаментов Наруто, шаг замедлился. Если честно, внутри омега испытывал, куда б̀ольшую неуверенность, чем пытался скрыть от проницательной подруги, и в первую очередь от себя самого. Не лучше ли предоставить всё так, как есть? Остановившись, Саске с минуту смотрел перед собой, колеблясь, но тут же проклял себя последними словами, шёпотом, но решительно. Непонятно откуда, внутри вспыхнула гордость от одного осознания, что он ни за что не позволит себе отступить, и даже если его прогонят, скажут, что да, надоел, да, был просто на один раз… Будь он проклят, если не услышит эти слова из уст того, кого он так... так…
— Ненавижу, — пробормотал Саске, пугаясь и слишком поспешно. Внезапно стало жарко, и закружилась голова. Омега глубоко задышал, чтобы успокоиться, гоня прочь так некстати вспыхнувшие воспоминания. Но память так чертовски устроена, что бесцеремонно напоминает тебе именно то, что ты бы хотел забыть и никогда не вспоминать. Никогда. И в то же самое время, как ни парадоксально, всегда.
Fleshbak
Среди омег, которых невероятно злые, безжалостные охранники разбудили, прервав заслуженный отдых, и пинками вытолкали из комнат во двор, пробежал испуганный шёпот.
— Мика, — маленький Саске потёр кулачками сонные глаза и снова позвал:
— Мика, зачем мы здесь?
Омега, образ которой со временем стёрся, оставив только имя, крепко прижала малыша к себе. «Омега, влюбившаяся в своего хозяина». Ни с чем несравнимый ужас. В того, у кого он находился с детства. Он помнил страстные вздохи, нёсшиеся из комнаты, куда его, юношу с пепельными волосами до плеч и необыкновенными серыми глазами, водили. Часто — часто… Маленький Саске тогда многого не понимал. Зато сцена расправы запомнилась и непрекращающимся ужасом въелась в подкорку головного мозга, проросла уродливыми ростками, опутала сознание.
— Смотреть вс̀ем!
Джиробо — кэйри, личный палач Хозяина. Истязатель. Тот, кому поручено наказывать и мучить. Дрожащую омегу вытолкнули на середину огромного, просторного двора, сплошь выложенного плиткой самого дорогого мрамора. При полном молчании бесцеремонно содрали прозрачные одежды, пока не раздели догола. Из прекрасных потухших глаз лились слёзы, бледные до синевы губы что — то шептали, Саске только потом понял, что это была мольба пощадить и отпустить. Течка… Его не брали уже давно, ему говорили, что хозяин предпочёл других омег, а его планирует продать в бордель, поскольку не девственен. Но когда любовь внимает голосу разума? Бледные руки вдели в уродливые цепи. Ноги, по которым заструился жар, раздвинули так широко, что мучения омеги стали видны всем. Кроме того, кому было на них плевать.