— Расскажи сначала о Саске, — глухо сказал Наруто, сделавшийся столь бледным, что едва не сравнялся с бледностью кожи того, о ком просил:
— Грешки моей непосредственной семейки оставим пока в покое. Саске. Меня интересует только Саске. Расскажи о нём всё.
Какаши подошёл к столу и, выдвинув один из стульев, сел вплотную, поставив локти на дубовую поверхность и скрестив пальцы рук. Долгое время он смотрел куда — то вдаль задумчивым взглядом, словно размышляя, стоит ли рассказать то, что ещё не рассказано. Но вид Наруто ясно показывал, что этот молодой человек привык получать ответы, вне зависимости от их окраски. Покачав головой, Какаши глухо произнёс, по — прежнему глядя в одну ему известную даль:
— Я только сейчас подумал, что то, что для Юга обычно, для Востока будет… совсем иначе.
— Даже учитывая перерезанное горло омеги, от которой я необдуманно отказался? — ироничный тон светловолосого альфы, как ни странно, заставил более старшего альфу отбросить колебания к чёрту. В конце концов, наследник Минато явно не похож на плохо приспособленного к реалиям жизни едва оперившегося птенца. Сильнее сжав переплетённые пальцы, чтобы скрыть невольную дрожь, Какаши решился:
— Это была паршивая овца, если можно так назвать молодого, амбициозного юнца. Юнца, от которого отказалась семья, потому что он бросил вызов этой самой семье, когда просто — напросто отказался вступить в брак с омегой, что ему выбрали с целью, как ты понимаешь, укрепления семейного статуса. Никто не мог предвидеть, что бегство отщепенца отразиться на всех. Я говорю о младшем брате твоего покойного деда, Наруто. И звали его Сенджу Тобирама.
— Никогда не слышал этого имени! — уверенно заявил удивлённый Наруто. Задумавшись, привычным жестом взъерошил волосы.
Хатаке покачал головой и дотронулся до повязки:
— Все мои шрамы ничто по сравнению с шрамами Тобирамы, но отличие этих шрамов в том, что одни коверкают лицо, а другие — душу. И последние самые страшные. Тобирама мстит за то, что у него отобрали. И мстит, как ни парадоксально, обеим семьям. Твоей и семье Саске.
— Подожди… — пробормотал Наруто, едва находя слова, — Ты хочешь сказать, что…
Пазл сложился, сделав своё чёрное дело и не принеся облегчения. Только какое — то странное чувство, Наруто не смог бы его определённо назвать, так всё перемешалось. Облизнув отчего — то пересохшие губы, с трудом заставив голос не дрогнуть, альфа задал самый главный вопрос:
— Саске боится огня, потому что его семью сожгли?
Глаза Хатаке, мрачные, с оттенком горечи, затаившейся боли, которая бывает в глазах людей, переживающих за своих близких, подтвердили, развеяли все сомнения. Кивнув, Какаши заставил себя продолжить:
— Ты уже знал об этом, когда Саламандра бросился на тебя. Помнишь?
Щелчок. Наруто уставился на зажигалку в руке Какаши. Язычок пламени колебался, дрожал, вызывая образ одной отчаянной черноволосой омеги.
— Я думал, это результат неосторожности, — хриплым тоном пробормотал Наруто, сам не веря тому, что сорвалось и, удивляясь своей недальновидности.
— Ты не настолько отравился Югом, — хмыкнул Какаши, убирая огонь и саму зажигалку подальше. Вздохнув, отстранёно заметил:
— Твои родители были правы, когда уехали на Восток. Как и Сенджу Тобирама, который уехал на Север.
Брови Наруто сошлись на переносице. Север?!
— Сенджу Тобирама мечтал жениться на омеге. Не той, что выбрали ему родители, а другой. Он и уехал потому, что решил разбогатеть и доказать себе, родителям, лишивших его наследства и вышвырнувших вон, всем. Что он отличная партия для своего избранника. Только нравы Юга решили всё иначе. Их встречи были замечены, были выданы. И омегу посчитали осквернившей свой Клан. А участь таких омег решалась старейшинами Клана. Омегу приговорили к самосожжению. Не знаю, добровольно или нет, но омега вспыхнула как факел. А потом два дня корчилась в муках, умирая. Когда Тобирама сумел вернуться, прошло много времени. И он всё узнал. И возненавидел и свою семью, не давшую ему выбор, и — особенно — Клан своего возлюбленного. Это он сжёг семью Саске, Наруто. Саске повезло только потому, что его не было в доме в ту ночь. Но, Наруто.
Какаши перевёл дыхание и произнёс самое трудное:
— Для Саске пламя ещё не погашено.
Иррациональный, навязчивый, постоянный, панический страх перед огнём или пожаром, навязчивая паническая боязнь заживо сгореть, получить ожоги и т.д.
Какаши тогда здорово психанул. «Это же ясно, как божий день! Тебя же омегу заставили взять… подстроили! Мы же предупреждали тебя быть осторожнее!». И он оказался прав.
====== Глава 21. ======
«Ревную к кофе И к бутерброду — губы Твои трогают»
Амару в неверии нахмурила свои идеальные брови:
— Точно?
Саске не показал и виду, что внезапно разозлился из — за вопроса. Одного — единственного, невинного, по сути. И, если уж на то пошло… Амару тут не при чём. Совершенно! Вспомнив, как храбро действовала девушка во время нападения, он испытал странное чувство. Похожее на угрызения совести, кажется. Ведь это была эмоция, от которой их отучали практически сразу.
— Мы просто говорили, — устало вздохнул он и опустил голову вниз. Чтобы скрыть румянец. Да и пёс с ним, скрыть бы слёзы. Что — то он стал каким — то чувствительным, скажи «Наруто» и он… Что? Затаив дыхание, омега с удивлением обнаружил, что ресницы дрожат и, похоже, он весьма близок к тому, чтобы позорно разреветься… Ну, уж нет! Воззвав ко всем богам Ада, Саске поспешно и потихоньку нажал на точки, позволяющие быстро остановить истерику.
Амару поджала губы. Как бы хорошо и преданно она ни служила молодому Намикадзе, то, что она наблюдала, ей категорически не нравилось. И дело было даже не в омежьей солидарности. Поборовшись немного со своими «внутренними» бесами, она нашла компромисс.
— Слушай, Саске…
Деликатно отведя взор в сторону, чтобы дать выбитой из колеи омежке привести себя в порядок:
— Эмм... знаешь, чт̀о любила говорить моя бабушка?
— Бабушка? — Саске неожиданно развеселился, — И что же говорила эта почтенная старушка?
— Между прочим, ты зря считаешь, что старые люди ничем не могут помочь нам своими советами…
Она осеклась, когда сообразила. Ком̀у и чт̀о говорит. Однако Саламандра оказался не менее сообразительным.
— Возможно, для постельных утех меня подготовили по высшему разряду, а также приучили к покорности и не иметь своего мнения, чтобы не раздражать и не надоесть. И быть готовым умереть, если так захочет мой Господин.
Саске сам поразился, как спокоен он, говоря все эти обыденные вещи. Однако, разве не так? Он едва уловимо покачал головой. Не так!
— Иногда мне кажется, что в реалии я младенец. Поэтому… Что говорила твоя обаасан? *
— О, — мгновенно заулыбалась Амару, приходя в хорошее расположение духа и заражая, заодно, своего собеседника:
— Поскольку Купидон начеку, не воспользоваться его добротой — грех!
Омеги переглянулись и рассмеялись. И никогда ещё Саске не смеялся так открыто и беззаботно, как сейчас!
Тем временем девушка опомнилась первой. Взяв стоящую напротив омегу за плечи, чуть отодвинула от себя, пару минут рассматривала оценивающе, вдруг предложила:
— А что, если мы тебя изменим?
— Что, прости? — Саске решил, что ослышался.
— Ну, альфой я тебя сделать не смогу, — Амару едва сдерживала смех, — но вот поколдовать над внешними данными…
— Ээй! — Саске неожиданно отпрыгнул от «чумы», выставил вперёд руки для верности:
— Что это ты задумала? Если я не переспал с Наруто, то не потому, что утратил привлекательность!
Сказал и прикусил язык. Но было поздно. «Чёрт!». Изо всех сил держа лицо, похлопал ресницами. Мол, омега. Что взять! Хмыканье слегка опешившей девушки подтвердило опасения.
— Не поверила, — констатировал Саске, а та даже утвердительно покивала. Не поверила.
