— Тлайл. Но называть меня так будешь только тогда, когда кругом больше никого нет и никто даже случайно не может услышать. Доходчиво?

— Тлайл, — эхом повторяет он, словно пробуя имя на вкус. — Значит, больше нет посла Никто?

Неопределённо дёргаю плечом — отвяжись уже. А что я ещё могу тебе ответить? Доктор и Ривер тоже воспринимали дополнительный позывной как имя, а Зеро — это действительно порядковый номер, пусть даже и полушутливый. Низшие это чувствуют. Ты — низший. Наслаждайся «тетраэдром» вместо «точки отсчёта».

— Так, тебе пора перемещаться в скафандр. Мы приучены к взрывной декомпрессии, а для твоего организма в случае аварии это будет перебор. Помощь нужна, или запомнил на инструктаже, как что делать?

— Запомнил, — на лице Найро появляется уже привычная ирония. Ну и хорошо, а то как-то тошно было от его серьёзности. — Ты права, я действительно подозревал, что ты меня пристрелишь. А теперь вот думаю, а вдруг ты правду насчёт убежища сказала, хоть это и странно?

И с этими словами выходит. Мразь, умеет подпортить настроение. Но хотя бы удалось на него разозлиться, сразу легче задышалось. А то прямо не на месте себя чувствовала из-за того, что предстоит сделать. Общая Идеология, как водится, права — нельзя заводить общение с низшими дальше простых приказов. Это вредно. И ведь вроде не в первый раз на это налетаю. Какой же надо быть уникальной дурой, чтобы даже на собственных ошибках не учиться!.. Но если всё пойдёт так, как идёт, от меня и в дальнейшем потребуются усилия по общению с планктоном. Я должна выработать соответствующий иммунитет и научиться чётко разделять, где я могу позволить себе эмоции, а где я должна быть такой, какой должна быть по уставу. В общем, мне нужен психолог. Интересно, как поживает номер Девятнадцать, не соскучился ли по своей ненормальной подопечной? Ему предстоит много работы.

Не сразу понимаю, что кто-то вежливо покашливает над ухом, а шестое чувство давно предупреждает о стоящем за спинкой моего кресла Бете. Вот это да, подъём был, а я и прозевала… Хорошо закопалась в своих мыслях, полтора скарэла пролетели незаметно.

— Что? — спрашиваю.

— Пора на последнюю процедуру, — даже не особо вслушиваясь, чую его мерзкую ментальную ухмылку.

Перевожу корабль в полный автоматический режим и послушно встаю. Гадостно, конечно, и под самый прилёт попало — но хотя бы лёгкие больше промывать не будем, позавчера с этим закончили. А то нанокислород в кровь, чтобы дышать не надо было, потом какая-то дрянь, чтобы отключить рефлекс кашля, и поехали выполаскивать сигаретный нагар физраствором!.. То ещё удовольствие, словно добровольно идёшь на казнь через утопление.

Входим в медотсек, изуродованный сервами по эскизам нашего врача. Сбрасываю одежду, падаю на первую от входа койку и готовлюсь лениво плевать в потолок в течение двух скарэлов, пока оттуда спускается и проезжается вдоль тела сканер, а Бета по его показаниям вкалывает мне страшную смесь регенератора, детоксикантов и витаминов. Рядом с койкой как бы невзначай оказывается бутылка воды, а врач подходит к пульту в центре помещения и разворачивает себе дополнительный экран, будто ему мало того, что уже есть, и того, что поступает от компьютера сразу в мозг. Сканер сменяется биоактивирующим излучателем. Прикрываю глаза, так легче выносить то, что сейчас начнётся, да и глядеть на излучающие элементы очень вредно. Помещение наполняет привычный низкий гул, на который первым реагирует сердце — принимается колотиться быстрее, словно я только что серьёзный кросс пробежала. А вот испарина начала выступать, скоро буду буквально плавать в собственном поту. Для того и вода рядом, чтобы пить и эффективнее вымывать остатки наркотика из организма. Сейчас мои органы работают раза в полтора шустрее и активнее, чем обычно, сжигая все резервы. Как хорошо, что я совсем недавно поела! Потому что иначе бы уже мучилась от бурчащего желудка. Я, кстати, заметно похудела от курса лечения, зато на курево больше не тянет, осталось лишь приятно-печальное воспоминание о состоянии полной нирваны через три скарэла после последней затяжки.

Вслепую пью воду и буквально чувствую, как она тут же выливается через все поры. Даже волосы слиплись, потом в душ надо будет по-быстрому, как шевелиться смогу. Руки уже ослабли настолько, что того гляди уроню бутылку, но дикая усталость — это нормальный сопутствующий эффект биологического ускорения, и она очень быстро пройдёт, как только отключится излучатель.

— Сканер зарегистрировал в тебе повышенное количество некоторых гормонов, — между делом роняет Бета. — О чём ты думала перед процедурой?

«Разбиралась в себе», — мысленно отвечать проще, чем шевелить речевым аппаратом.

— Да? — со странной интонацией интересуется врач. Чувствую скепсис, иронию, сомнение, ещё что-то непонятное. — Я тебе против этого «разбирательства» уже сделал укольчик. А то на базе не поймут, если ты в таких эмоциях вернёшься.

«В каких — таких?» — аж пытаюсь приподняться на локте.

— Лежать! — тут же рявкает медик.

Послушно падаю обратно.

— Между нами, — продолжает он, — Судиин уже пару раз едва не ликвидировала этого тала за его к тебе отношение. Если ты думаешь, что нам ничего не видно, то глубоко ошибаешься.

«Мне и так плохо, не полощи мозги ещё и словесно!» — хочется его треснуть, только сил сейчас нет даже как следует об этом помечтать. Что это они там углядели, зоркие мои? Но даже думать неохота, состояние уже такое, словно я всю ночь на складе контейнеры таскала.

— Последние часы наслаждаюсь твоей сочной неформальной речью, — фыркает он в ответ. — Даже жаль. Кстати, какое у тебя любимое личное выражение?

«А?»

— Ну, вот Адери любит фразочку «Даврос вас подери».

Поворачиваю в его сторону голову, приоткрываю один глаз и даже выдавливаю вслух:

— Ч-чего?

В ответ доносится хмыканье под щелчок выключаемого излучателя:

— А я часто прибавляю, «торпеду тебе в корму».

Эх, была не была.

«Варги-палки», — отвечаю.

Несколько мгновений молчим, потом выдавливаем по улыбке следом за мысленным хохотом.

— Интересно, — продолжает Бета, сворачивая оборудование, — у всех ли есть такие фразочки? Мать-радиацию и отца-трансгенеза поминают поголовно, это общая идиома. Но персональные ругательства тоже бывают любопытные, я их коллекционирую.

«Тогда запиши, если у тебя в коллекции нет, — отвечаю, медленно собираясь в кучку после процедуры. — Сверхсекретный материал нулевого допуска, уничтожить до прочтения, любимая персональная фраза Императора — «разберусь по ходу пьесы». Кому-то увлечение Шекспиром на пользу не пошло…»

— Откуда?! — давится врач.

«В голове осело после первой синхронизации. Я думала, оно в одну сторону работает, но оказалось, мне тоже немного перепало, потом уже всплыло, декады через две».

— Эффект отсроченного эха? — понимающе доносится в ответ. — Редко, но бывает, особенно у неопытных.

«Тогда я какой-то очень редкий экземпляр, у меня всегда после максимальной синхронизации что-то такое в мозгах застревает. Но извини, не всё под разглашение».

— Я не в претензии, — отзывается Бета.

Он прав — меньше знаешь, дольше проживёшь. Ко мне это, наверное, уже давно не относится. Интересно, мне вообще когда-нибудь позволят умереть? Каждый раз кто-нибудь спасает, даже появляется нехороший соблазн испытать везение, выкинув какой-нибудь самоубийственный номер.

Над головой снова проезжается сканер.

— Подтверждено — процент содержания отравляющих веществ упал ниже порога любой вредоносности, — сообщает Бета. — На базе тебя обследуют ещё раз и решат, надо ли продолжать. Но я не вижу в этом необходимости.

Ура! С трудом сажусь. Всё, быстро отмываться аэрозолем, втискивать себя в одежду и ползти по переборочке обратно в рубку. Поесть бы ещё раз, но это уже не мне решать — если организму действительно нужно питание, то врач мне всё выдаст. Но пока он сворачивает мониторы и настраивает роботов простерилизовать койку, а я всё-таки даю себе мысленного пинка для рывка и ползу к душевой, прихватив шмотьё. То, что белый плащ подметает палубу, сейчас уже мало волнует. Да и вообще, не пачкается он…