Даже если и вспомнишь, скажу, что нечаянно ошиблась, ведь я не навигатор и не обязана хорошо знать этот регион космоса. Плохая отмазка, но лучше, чем никакой.

А ему всё мало, продолжает докапываться:

— Между прочим, мой самый первый вопрос всё ещё в силе.

Самый первый? А, вспомнила!

— Наши технологии засекречены по решению совета учёных, поскольку могут представлять опасность для других народов. Кроме того, перемещение между мирами чревато трещинами и другими неприятными последствиями. Даже если вас это интересует из чистого любопытства, я не могу поручиться за незнакомого человека, что он не использует эти данные так же из чистого любопытства и не нарушит баланс между измерениями.

— Просто меня пару раз зашвыривало в параллельный мир, — извиняющимся тоном отвечает он, но в глазах я не вижу ни капли извинения.

Пожимаю плечами и оставляю его без ответа. А он надеялся, что ему вот так за «спасибо» всё и дали?

— Мы могли бы обменяться какими-нибудь знаниями, — добавляет он осторожно. — Например, переводом… Или путешествиями во времени…

— Не уверена, что наших учёных это заинтересует, — нейтрально отвечаю я. Разбежался, щаззз! Как Скворцов говорил, «пустить козла в огород»? Не позволю себе такой ошибки. Если мы когда-нибудь начнём интервенцию в параллельные миры, я не хочу встретиться там с синей будкой и её хозяином.

— Жаль, — вздыхает он. — Я ещё не надоел своими вопросами?

— Всё равно надо как-то скоротать время до возвращения полномочного посланника Тагена, — отзываюсь я. На самом деле, его вопросы мне совсем не нравятся, но Альфа прав — если пресытить Хищника информацией, он сам отстанет.

— Тогда… Зеро — это имя или фамилия?

Кажется, в моём взгляде всё же промелькнуло коронное «уничтожить», но нейтральный тон мне сохранить как-то удаётся:

— Настоящие имена у нас употребляют только в кругу семьи, за его пределами мы используем прозвища. Я единственная из нас решилась на перевод. Дословно меня называют «Точкой отсчёта системы координат», но думаю, это неинтересно… Лучше расскажите подробнее о той расе, про которую тут пытался меня предупредить посланник Нового Давиуса. Вы же воевали с ней, значит, должны много знать.

Да, расскажи что-нибудь про нас, повесели. Я потом воспоминание ребятам прокручу, чтобы они не ошибались в твоём мнении о далеках.

— Ну как сказать, хомо милитари до мозга костей… То есть костей-то у них нет, только экзоскелет, он же скафандр высшей защиты с полной системой жизнеобеспечения, чтобы десятилетиями можно было из него не вылезать. Исповедуют оголтелый нацизм, твёрдо верят в то, что являются высшей расой, единственной достойной жить. Созданы гением с манией величия и острым милитаристским синдромом, благодаря которому этот гений не мыслил иного способа прекращения войны, чем война. Поэтому каждый далек нацелен то ли на выживание своей расы, то ли на выживание всех остальных из Вселенной.

Да, когда-нибудь мы непременно всех выживем.

— Дал… ек? — переспрашиваю.

— Это их самоназвание, анаграмма к «калед». Так назывался народ, из которого они когда-то мутировали, — дверь, открывшись, впускает очень хмурого Тагена. — Ещё раз прошу прощения за отлучку, госпожа посол.

— Забавно, это слово имеет смысл у нас, — тут же перехожу я на исковерканную речь. — Очень древнее, до Исход, возможно, созвучие. А как были выглядели эти… дал-ек?

— Перевёрнутое ведро ростом с человека, — отвечает Хищник. — Вместо глаз — камера на ножке, вместо рук — вантуз для прочистки труб и излучатель в форме кухонного венчика. Внутри сидит мозг с щупальцами. Общее впечатление — агрессивная металлическая солонка-переросток, сбежавшая с кухни и вообразившая, что в силах переделать под свою полку весь дом.

Это я тебе тоже запомню, Доктор, и когда-нибудь отомщу.

— Не очень есть понятны некоторые термины, но по словам похожее, что вы говорите про смертоносцы.

— Смертоносцы? — в свою очередь переспрашивает Хищник. — Очень точное определение. Похоже, и вас не обошла чаша сия.

— Редко-редко встречались, долго могли только бежать. Потом научились раздавливать гравитация.

— Оу! — восклицает наш главный враг. Мой персональный враг. — О таком способе ухлопать далека я ещё не слышал.

— Гравитационная мина, мыслю, пятьсот местных единиц…

— Пятьсот «g»!.. — в ужасе охает Таген. Ну да, от такого любые косточки в момент схрупают, особенно в вертикальном приложении к объекту, так что его страх можно понять.

— Гибель биологическая составляющая, выход системы из строя. Панцирь взрывается, наверное, разрушение внутренний источник энергия.

— Да я уж думаю, при такой перегрузке даже цельнолитой корпус не выдержит, а у них композитный, — хмуровато замечает Доктор. — Расслоение, распад всех спаек на проводах, обесточивание и как результат, дестабилизация далеканиума… Просто и надёжно, а главное, слишком быстро, чтобы мучиться.

Морщусь:

— Убийство не есть гуманность. Но если самозащита, можно ударить в ответ.

На самом деле, противное это слово — «гуманность», но моё скривившееся лицо, несомненно, припишут к негативному отношению к уничтожению живых существ.

— Мы тоже так считаем, — согласно кивает тал. Конечно, считаете, на вас моя фраза и рассчитана.

— Нас мало не пугает конфликт со смертоносцы, — отвечаю самым серьёзным голосом, хотя внутри меня клокочет хихиканье. Сама не думала, что неприятная ситуация, в которую угодила наша миссия, покажется мне изнутри столь забавной. Нет, ну это же вправду смешно, водить за нос Хищника и блондоса! — Мы знаем их опасности, слабое место тоже. Сможем защититься, если нет, то умеем отступить. Размышляю, думаю, есть много смысл в объединение сил и разделение сектора и его чёрная дыра, как раньше говорила. Посланник, донесите это до своего правительства. Если смертоносцы есть, то они могут прийти ради их бывшая планета.

Таген экспрессивно кивает:

— Вы даже не представляете, госпожа посол, как редко нам кто-то верит! Большинство народов уже забыло это слово — «далек», а кто помнит, тот смеётся за нашими спинами.

Пусть смеются, думаю я. Гуляй не хочу, когда в тебя не верят — самая воля! А когда вспомнят и поверят, поздно будет. Но такой ответ — не самый лучший, особенно в присутствии Доктора.

— Кочевники есть реалисты, — отвечаю. — Как эта идиома… «Хорошо смеётся тот, кто смеётся без последствие». У нас есть правило, не вмешивать себя в чужие дела. Но смертоносцы серьёзные, угрожают всем. Против их альянс возможен. Вы донесёте эти слова до ваши вожди?

Таген серьёзно кивает. Я, так и быть, отвешиваю ему небольшую персональную улыбку — вправду же забавно, далеки заключают военный союз с талами против самих себя. Кажется, такую стратегию мы ещё не применяли, надо будет потом как-нибудь в архивах порыться или у Альфы уточнить.

Встаю.

— Думаю, сегодня хватает информация, чтобы обдумывать, — чуть не брякаю «просчитать», но это всё равно что рявкнуть «УНИЧТОЖИТЬ» на всю переговорную. — Вы знаете, как находить меня или мои товарищи. Мы будем ждать ответ.

Таген тоже поднимается с места, протягивая руку. Жест мне вполне ясен, только удивительно, что он просуществовал так долго и даже перекочевал к талам. Очень удобно было бы воспользоваться рукопожатием и подсадить «жука», но… Но коснуться ладони блондоса, даже ради дела? Нет, не могу. Мне отвратительна сама эта мысль, до спазмов в желудке. А при воспоминании о вчерашнем столкновении с его сестрицей внутри рождается нервная дрожь, которая грозит закончиться электрическим разрядом. Изображаю непонимающий взгляд, а потом приветственно-прощальное прикосновение ко лбу и груди. Таген, словно бы чуть разочарованно, убирает руку и слегка кланяется.

— Надеюсь, мы не заставим долго ждать ответа, — говорит он. — Обычно правительство Нового Давиуса быстро решает такие вопросы.

Выскальзываю за дверь, оставляя их наедине. Были бы они далеками, начали бы незамедлительно анализировать беседу, но я же знаю, что за дверью остался Доктор, а у него — раскалённое шило в известном месте. Сейчас они понесутся разыскивать блондоску и старателя, по дороге неминуемо во что-нибудь ввяжутся, словом, им будет не до анализа. Но потом… Потом Доктор обязательно набьётся в гости или попытается выцарапать кого-то из нас для приватной беседы с глазу на глаз. Или я плохо тебя знаю, Приход Бури. Но нет, враг мой, я слишком хорошо тебя знаю. Этого разговора не избежать, и бесполезно закладывать даже полпроцента на подцепленное у Скворцовых русское «авось обойдётся». Потому что не обойдётся.