Боевой порядок по дороге сохранить не получается. Пеладонин ненавязчиво оказывается рядом со мной и, не давая толком оценить качество остальной постройки, проявляет вежливость в дежурных фразах о погоде, моей якобы приятной и чрезвычайно юной наружности и оставшемся позади путешествии. К подобной беседе я вполне подготовлена, поэтому так же дежурно отвечаю, что погода у них тут, хм, яркая, моя внешность не соответствует реальному возрасту, а путешествие было вовсе не долгим и уж тем более не утомительным. Двое его помощников примерно так же пытаются разговорить моих парней. Особенно не повезло центаврианину, ему (или правильнее говорить, ей? Кто этих гермафродитов разберёт…) достался Альфа. Собственно, потому наше построение и развалилось — господа из эскорта, совершенно очевидно, уже стукнули про то, что мы выдерживаем дистанцию и без нужды друг друга руками не хватаем. К сожалению, с этим ничего нельзя сделать — отпечаток долгой жизни в скафандре не выгоняется даже гипнозом и психоанализом, приходится отбрёхиваться традициями.

Гамма держится неплохо, отделываясь односложными «угу» и «ага», а вот Альфу явно напрягает собеседник. Не до конца пройденная адаптация, плюс тревожная обстановка, плюс уйма незнакомых цветов, запахов и привкусов в воздухе. Я как-то спокойнее всё это воспринимаю, наверное, сказывается опыт и наибольший срок жизни в виде прототипа. Гамме помогает любопытство, оно всегда унимает нервозность. Но Альфе не на что опереться. Придётся помочь.

«Ты слишком заметно начинаешь нервничать, — мысленно предупреждаю стратега. — Скоро это будет видно даже планктону».

«Оно… пахнет!» — в мысль вложено столько отвращения, что я едва сдерживаю улыбку.

«Конечно, пахнет. Любое живое существо пахнет, не поверишь. Вспомни отрыжку Фратшаха», — аж у самой от воспоминания подкатывает тошнота.

«Надеюсь, мне позволят его… ликвидировать. Когда-нибудь».

«Хорошо, тогда этот пеладонин мой».

Чувствую его улыбочку. Отвлёкся, успокоился. Пусть утешает себя мечтами о том, как лихо превратит трёхметрового монстра в горку протоплазмы. Мысли о стерилизации Вселенной от низших тварей всегда поддерживают боевое спокойствие. Как говорится, уничтожить и радоваться.

Слово за слово, мы оказываемся в кабинете вице-президента, квадратном, со скруглёнными углами, отделанном натуральным деревом и с окном во всю стену. Наконец-то начинается наша с Альфой работа. Для начала занимаем предложенные нам кресла за большим столом. Не могу не отметить попытку низших хотя бы внешне соблюдать общее равенство и взаимное уважение, хотя их истинные мысли мне насквозь видны даже по реакции организмов. Лорд Бельтир явно кичится своим благородным происхождением и тайно презирает обоих помощников. По поводу нас он ещё не определился, так как про нашу социальную систему мы сопровождающим почти не рассказывали, уводя разговор в сторону. Центаврианин считает пеладонина грубияном, а землянина — соперником. Секретарь с Сол-3 вообще со сдвигом, реагирует на лорда, как на женщину. Я такое пока только у Джека Харкнесса видела, чтобы первичный инстинкт низших работал настолько неправильно. А к центаврианину у этого мужчины подсознательное отвращение, видимо, связанное с его экзотическим обликом. Так что масками всеобщего равенства и межгалактического братства далеков не обмануть. Надо будет подумать, может, это можно будет использовать. Во всяком случае, поставлю себе галочку на этот счёт. А пока продолжу демонстративно путать ударения и порядок слов и запинаться на склонениях и согласованиях времён: типа, задумываюсь, чтобы не допускать ошибок.

Ставлю на стол небольшой контейнер с подарком, который до того несла в правой руке — сфера со срезанным дном из хромированной стали, натёртая до идеально зеркального блеска, и наверху, для удобства переноски, небольшая ручка, украшенная отполированным шерлом. Подвигаю к вице-президенту:

— Дар знакомства для Ассамблея. Традиция кочевников.

— Ассамблея благодарит вас, — Бельтир опять слегка склоняет голову и кивает секретарю, мол, передай. Пока тот подходит, забирает у меня контейнер и переставляет поближе к пеладонину, я прикидываю, как долго они будут его открывать. На самом деле, ничего особенного нет, десантура за сотую часть рэла справится: под ручкой для переноски находится совсем несложный и легко угадываемый замок с секретом, а внутри — мини-голограф, который должен спроецировать при открытии страшно навороченную трёхмерную фрактальную иллюзию, имитирующую наши несуществующие художественные достижения. Иллюзия медленно движется и обладает лёгким гипнотическим эффектом на примитивный мозг. В идеале, слегка расслабляет, но если знать секрет, то можно воспользоваться и внести в попавшие под влияние фракталов мозги кое-какие мысли. Но не сейчас, разумеется.

Сверкающий шар, похоже, озадачил лорда. Но не ждать же, пока пеладонин сообразит, как открывается подарок?

— Позвольте ещё раз благодарить за приём, но у нашего народа не принято тянуть с делом. Я уполномочена рассказать коротко, кто мы и зачем здесь. Вы разрешаете?

— Конечно, — кивает вице-президент, отодвигая подарок. Похоже, из моих слов сделал вывод, что его прямо сейчас открывать не обязательно.

— Хочу, чтобы вы сначала лучше понимали наши полномочия. Я есть член Высшего совета нашего вождя, из верховной каста. Это не выборная должность, это право рождения и назначение правителя. Адери — из другая каста, планировщик, экономист, стратег крупного уровня. Гердан — инженер, физик, учёный. Тоже большой, уважаемый специалист, — для космической плесени даже обычный серв сойдёт за научное звездило. — На корабле — врач и ещё один инженер. Возможно, часть этого вы знаете от капитанов эскорта. Мы полагаем, они сообщали всё.

Когда договорю, сломаю язык на этой нарочно безграмотной речи.

— Да, — кивает пеладонин, складывая ладони лодочкой на столе. — Однако вы были довольно неразговорчивы, хотя ваш корабль потряс воображение наших людей.

— Таково распоряжение, мало, немного говорить с исполнителями младших каст… уровней. Могут не всё понять, исказить информацию. Можем прямо говорить лишь с теми, кто наш уровень, — я сижу всё так же, слегка откинувшись в кресле и расслабленно положив руки на подлокотники. Теоретически мне следовало бы чувствовать волнение, но меня, наоборот, подхватила и несёт река наглой уверенности. — Наш народ давно жил здесь, ваша группа, карликовые галактики. Координаты потеряны, но это не имеет значения. Мы не имеем виды возвращаться и претендовать на то, что имеет для ваше общество важность.

— Но вы говорили о каких-то ресурсах.

— Да. Мы наблюдали. Никто из вас не пользуется, значит, не нужно. Через немного поколений у нас станет перенаселение, ожидается выработка ресурсов текущего региона. Мы хотим создать потомкам место жить. Разведали соседние войды*, нашли протогалактика. Мало-мало не хватает масса и гравитация для начала процесса звездообразования. Нужен гравитационный удар в центре облака. Для вас безопасно, далеко. Мы хотели бы взять умершие звёзды, чёрные дыры, недавние, конкретный тип, список есть. Их можно использовать для зажигателя. Будет новая галактика. В обмен дадим часть наших знание.

Сказать, что у господина вице-президента и его секретарей отпали челюсти, это ничего не сказать. Центаврианин аж цвет поменял. Конечно, они ожидали чего угодно, но не того, что пигалица вроде меня начнёт рассуждать о вещах, которые их учёным даже не снились, так обыденно, словно решает, какой полиролью лучше переборки на корабле драить.

— П-позвольте… Зажечь галактику? Чёрные дыры?..

— Да, — киваю с запинкой, потому что очень хочется сказать вместо этого «да» совсем другое слово, «подтверждаю». — Другая наука, много возможности.

— Но это не под силу никому во Вселенной, мы бы знали!..

— Долго жили за пределами мира. Между мирами. Никто не помнит, забыли. Давно-давно было, до большой война во времени, когда кочевники ушли. Мы изучали физику пространства и сопределий. Много учились. Много знаем. Вернулись, потому что тяжело за пределами, — чуть улыбаюсь. — Родной мир, он важен. Мешать не будем.