— Встать, — повторяю, упорно игнорируя его сарказм. Главное, не повышать голос, не срываться на эмоциональный тон. Или я не выдержу.

— Тебя что, назначили в почётные палачи? — тал всё-таки садится, хотя так и не соизволяет оторвать задницу от койки, а я наконец заставляю себя взглянуть ему в глаза.

И вдруг понимаю, что вижу там отражение самой себя, когда я, озлобленная, взъерошенная, напуганная собственным шатким положением, огрызалась даже на тех, кого до безумия уважала и ценила. Вплоть до Императора. Только я прятала за дерзостью страх, а Найро — обиду и боль.

Значит, он действительно ко мне неравнодушен? Именно в том самом смысле?

Я… Как далек, я должна воспользоваться обнаруженной уязвимостью.

Наиболее эффективный метод? Срыв шаблонов.

Подхожу вплотную и мягко кладу руку на его заросшую щёку. Надо же, не отстранился, даже глаз не отвёл.

Стараюсь смягчить голос, как только могу:

— Ошибка. Тебя не убьют. А я пришла задать несколько вопросов.

Тал грязный, как измочаленный по асфальту труп, и воняет не лучше. Нашим-то что, они в поликарбиде, а я вот чувствую. Но, вопреки логике, раздражения это не вызывает, даже нет желания простерилизовать ладонь, только взять Найро за шкирку и оттащить в душ, а потом выдать что-нибудь из гардероба марионеток. Не могу, просто физически не могу воспринимать его врагом, хотя он враг.

В знакомо-серых глазах на миг мелькает растерянность.

— Ну, задавай. А я подумаю, отвечать или нет, — а сам слегка отстраняется от моей руки. Вдруг замечаю, как сильно у него прибавилось седины в волосах, хотя лицо как было, так и осталось, лишь похудело и осунулось — но даже это скрадывается бородой.

Раз не хочет прикосновений, убираю ладонь. Я, в общем, тоже не очень их хочу — не потому, что это неприятно, а потому что, напротив, это будит во мне что-то, что вроде бы давно умерло. Ан нет, вулканчик спящим оказался, внутри потихоньку снова что-то начинает клокотать. Взять себя в ложноручки и заниматься делом! Это приказ.

— Наши разведчики-изыскатели столкнулись с кораблём неизвестной цивилизации, — сообщаю, всё так же наклонившись над бывшим генералом и глядя ему в глаза. Найро умный и трезвый реалист, чем полнее будут факты, тем проще мне будет склонить его к добровольному сотрудничеству. — Этот корабль взломал все наши системы защиты и скопировал информацию далеков чуть меньше, чем за пять ваших секунд. После чего затёр о себе все данные, и лишь случайно мы обнаружили нестыковку и восстановили события. Ты же понимаешь, что это значит для других цивилизаций? Если есть кто-то, кто способен хакнуть наш патвеб, то для вас и вам подобных это будет просто смерть, — активирую голографический экран одного из своих мини-компьютеров и показываю изображение. — Ты что-нибудь слышал о чёрных сфероидах с диаметром около ста двадцати леров?

— Каледианских леров? — уточняет он, задумчиво глядя на картинку.

Киваю, хотя от термина меня внутренне коробит. Мог бы и «стародаледианских» сказать.

Найро задумчиво щурится, то ли оценивая полученную информацию, то ли гадость готовясь сказать.

— А глаза-то у тебя жёлтые, — ну точно, гадость. Нарочно тянет резину. Потом всё-таки правдиво отвечает на вопрос, не дожидаясь моего шипения: — Нет, я не слышал о таких кораблях. А это не могут быть Шакри? Им было бы под силу…

Перебиваю:

— Я их уничтожила.

Найро какое-то время на меня оценивающе глядит, словно пытается понять, не шутка ли это, или я всерьёз сумела добить Древних. Потом произносит:

— Тогда точно не знаю.

— Жаль, — гашу изображение и выпрямляюсь. — Значит, других вопросов не будет. Извини за беспокойство, — рвать шаблоны, так уж рвать.

Теперь Найро глаз с меня не сводит.

— Зато у меня вопрос, — нет, ну каков наглец. — С чего это мне сохранят жизнь? Это не в правилах далеков. Марионетки вроде не слишком живые, чтобы понять твои слова именно в таком контексте.

Гляжу на него и решаю, надо ли отвечать, или обойдётся. А почему бы и нет… В конце концов, Найро достаточно нам помог, чтобы пойти на маленькую уступку. И ещё, он всегда был со мной предельно искреннен, насколько существо вроде него вообще может быть искренним. Я тоже хочу быть такой в общении с ним.

— Нет, ты не станешь марионеткой. Хотя, на мой взгляд, быть ей и то лучше. Тебя погрузят в анабиоз и отправят в естественнонаучную коллекцию Императора, как яркого представителя своего вида. Не жизнь, не смерть, музейный экспонат и в случае необходимости — источник ДНК для лабораторных опытов. Твоя участь была определена ещё до того, как ты попал на базу «Центр». Поэтому тебя берегли и не калечили во время допросов и экспериментов.

— Так ты знала об этом с самого начала? — снова щурится он, теперь пристально, как в прицел.

— Подтверждаю. И мне стоило немало усилий подчиниться приказу, потому что я хорошо знала, чему тебя подвергну. В отличие от тебя, меня в лаборатории не берегли и калечили во время испытаний нового тела. А от угрозы вечной гибернации я избавилась всего месяц назад.

Найро отворачивается и глядит в стенку. Уже собираюсь развернуться и идти — не стоит тут торчать слишком долго, — как он говорит:

— Подумал бы, что ты пытаешься оправдаться. Но это не в твоей манере. Больше похоже на ваше обычное даледианское занудство.

Я вообще смогу его когда-нибудь возненавидеть так, как положено ненавидеть талов? Оправдываться перед низшим за свои поступки?.. Скажи эту фразу сама Ривер Сонг, я бы её расстреляла на месте, а вот на эту мразь даже всерьёз обозлиться не могу. Но вместе с тем и равнодушия не испытываю. Как это… бестолково. Вообще, по умолчанию. Бестолково любить тала, бестолково метаться между своей природой и навязанными инстинктами, бестолково путаться в эмоциях, длинных и липких, как переваренная лапша. Единственное, что я не могу признать бестолковым — это своего уважения к Найро, признания его равным. Не в правах, нет. И не противником. Просто равным. Мы изначально друг друга стоили, хоть и рождены цивилизациями разного уровня. Возможно, в этом и заключена причина того, что я никак не могу переключиться на уставные отношения.

— Жаль, что ты не можешь стать далеком. Мы бы хорошо работали вместе, — искренне говорю я ему и только потом понимаю, что повторяюсь с Альфой, когда-то сказавшим нечто похожее Риллане.

— Уволь от этого сомнительного счастья, лучше попылюсь в музее, — отвечает Найро с обычной иронией.

Пожимаю плечом, мол, я тебя поняла. Все вопросы выяснены, задерживаться нет причин. И вообще, не надо тут затягивать. Разворачиваюсь, и вдруг слышу сзади:

— Тлайл.

Замираю. Он как-то по-особенному это слово сказал, я ни от кого и никогда не слышала такой интонации. У меня даже нет к ней определения в активном словаре, а пассивный недостаточно связан с практическим опытом, чтобы найти верный термин. Одно только знаю: сразу, когда тал произнёс мой старый позывной, мне вдруг захотелось приткнуться к нему и замереть в полной, абсолютной, надёжной безопасности, хотя логически я понимаю, что безопасность в присутствии тала — это лишь глупая иллюзия.

Медленно поворачиваюсь обратно. Мне почему-то снова страшно. Нет, неправильное определение. Есть ли в принципе термин «непосебешно»? Он бы полностью выразил то, что я сейчас ощущаю.

— Да, Найро?

— Спасибо, — говорит он с мягкой улыбкой, которой я никогда у него не видела. Ч-что он сказал? Я не понимаю… Он тут помешался, а я и не заметила?

— Твоя благодарность выглядит бессмысленной, — надеюсь, мой голос прозвучал не слишком беспомощно.

Мягкая улыбка на рэл превращается в привычную кривоватую усмешку, но в ней заметна грусть:

— Но в словах «я тебя прощаю» ещё меньше смысла — тебе до лампочки моё прощение, как и любое другое моё личное мнение. Ты просто такая, какая есть, мой маленький далек, — тут я непроизвольно вздрагиваю, — и такова твоя сущность. Но спасибо тебе за то, что не побоялась прийти. Ты очень… особенная, девочка, и я рад, что тебя встретил, пусть даже по другую сторону баррикад. Спасибо.