В ответе сквозит что-то вроде снисходительности к неопытному стажёру:
— Ты сама сейчас ответила на этот вопрос, маленькая темпоральная загадка. Ничего не умея, имея лишь поверхностные знания, ты всё же чуешь Время не хуже меня или Контролёра, но на свой собственный манер. Если мы с ним всё видим, как снайперы сквозь прицел — чётко, но узко, то ты подобна хищнику, определяющему добычу по следу — размазанно, но широко, — почему-то от слова «хищник» меня пробирает внутренняя дрожь. Глупо, но не могу отделаться от предвзятых ассоциаций. — Наверняка это связано с твоим парадоксом. Я ещё думаю, как и для чего тебя рациональнее использовать, учитывая твои личностные особенности. Но чем ты должна стать, я понял, когда ты горячо настаивала на восстановлении Скаро. Ты не знала причин, не видела причин — но чуяла их, на подсознательном уровне понимая, что мы опять не устоим, если у нас не будет объединяющего центра. Что нельзя повторять ошибки прошлого.
Чувствую себя странно, словно Император и не обо мне вовсе говорит.
— Ты переоцениваешь мою значимость.
— Или ты себя недооцениваешь, — парирует он. Потом вглядывается в меня, пристально, словно действительно хочет прожечь дыру. — Мы здесь одни. Можешь сказать, что думаешь.
Всё равно ведь видит меня насквозь, даже без телепатического контакта. Вот и смысл сдерживать вспыхнувшее негодование? Не могу больше балансировать между почётными титулами лабораторной зверушки и императорского каприза, аккумуляторы сдохли.
— Мне надоело быть вещью, — отвечаю, стараясь сохранить спокойный тон. — Пусть я ошибка конвейера, сумасшедший мутант-прототип, но я далек. А не предмет без разума и воли. Я подчиняюсь твоим приказам, но думать ты мне всё равно не запретишь. Потому что никакой далек внутренне не подчинится приказу, отменяющему его сущность. Даже Доктор признавал за мной право быть далеком, уж он-то в моей сущности не сомневался. Если сомневаешься — лучше убей. Потому что ещё немного, и я не выдержу.
— Вся Империя называет тебя эксабом, а тебе ещё мало? — в голосе чувствуется лёгкая насмешка. — Откуда этот нездоровый комплекс неполноценности, Прототип Зеро? Это нехарактерно для далека. Уничтожь его. Или смирись со своим воображаемым положением.
Злость, которая было меня охватила, гаснет, как от ведра воды. Варги-палки, он прав. Как же он прав. Всегда прав.
— Я… не знаю, откуда…
— Ты. Ты сама. Просто не хочешь себя простить за то, что делала в прошлом. Порой у меня складывается ощущение, что ты каждый рэл себя расстреливаешь. При том, что тебе чётко было сказано ещё на первой аудиенции — ты не виновна ни в ошибке конвейера, ни в том, что за ней последовало, потому что не понимала и не могла понимать, что тобой движет.
Почему так горько и больно в горле? В груди какой-то узел свернулся, тяжёлый, как свинец, и тоже болит, даже вдохнуть не могу. В глазах всё плывёт… Нет, нет, только не при нём, только не здесь, только никаких соплей.
— Ты давно стала частью Империи, — продолжает звенеть тяжёлый гонг над моей головой. — Не она от тебя закрылась, а ты от неё. Не от чего бежать, Прототип Зеро. Перешагни через свой страх, через презрение к самой себе, через… эту привязанность к собственному прошлому. И уничтожь их. Или оставайся вещью. Свободна.
Встаю, как сомнамбула, салютую почти несознательно, и даже не помню, как оказываюсь снаружи. В мозгах лишь одно — поскорее забиться в укромный угол и выхлестнуть из себя всё, что оттуда так бешено рвётся — крик, злость, слёзы, истерику, всё вперемешку. Стрелять, стрелять! Я хочу что-нибудь уничтожить! С особой жестокостью! Истерическое бешенство, ярость берсерка, голыми ложноручками что-нибудь живое придушить, да хоть зеркало избить, да, вот именно, зеркало избить!!! Злоба, злоба, которую никогда не трогает никакой фильтр, выпустите меня на передовую, я там сейчас устрою! Варги-палки, нет никакой передовой, я сама заставила эту махину переключиться на интриги и засады. Убить, убить, убить кого-нибудь, уничтожить что-то живое!..
Да что со мной, словно варгой обдолбалась… Народ в коридорах шарахается, того гляди кто-то из медиков с инъектором навстречу выкатит. Вот, скажут, Император Зеро продраил с песочком, аж вот-вот взорвётся, как нейтронная бомба. Надавала поводов для слухов выше транспортной шахты. Хоть к холодному чему прижать голову, а то как в огне… Подхожу к стене и трусь лбом о металл, пытаясь расслабиться и отключить мысли, чтобы не возвращаться к… нет, нет, не думать. Иначе будет взрыв. Пожалуйста, пожалуйста, пусть случится что-то из ряда вон, чтобы переключить мозг. Иначе я с ума сейчас сойду.
Сзади — тихое жужжание гравиплатформы, словно бы прямо за спиной. Кто-то остановился едва ли в полутора манипуляторах от меня и смотрит. Не могу сейчас к логистической карте обращаться, просто поворачиваюсь.
— Гамма?.. — хотя какой он теперь Гамма, он теперь серв номер шестьсот пять из научного отдела.
— Твой фильтр послал сигнал тревоги на контрольный пульт. Мне приказали отнести тебе успокоительное, — сообщает он, протягивая манипулятором инъектор.
Понятно даже, почему его, а не дежурного врача или психолога — перед Гаммой, как и перед любым другим прототипом, я точно не позволю себе никаких взрывов посередь коридора.
Беру инъектор, сажусь под стенкой, но впрыскивать транквилизатор почему-то не спешу.
— Приказано передать, что психолог ждёт тебя наготове, — продолжает серв так спокойно, что мне хочется в него уткнуться и тихо поскулить вместо того, чтобы вкалывать лекарство.
— Поняла, — тихо отзываюсь, потому что голос не очень слушается. — Гамма, ты-то сам как?
Хотя он не Гамма, он номер шестьсот пять.
— Привыкаю к старому телу. Очень не хватает улучшенного зрения, но в целом так комфортнее. Нет ощущения, словно всегда на прицеле у противника.
Киваю и собираюсь вколоть себе лекарство, как вдруг он произносит одно-единственное слово, заставляющее меня замереть, забыв обо всём. Потому что он как-то особенно его произносит. Так, как его ни в коем случае нельзя произносить. Так, словно под ним не просто вопрос, а нечто большее и очень грозное.
Самая запретная интонация самого не любимого далеками вопроса.
— Почему?
Так. Кто там хотел проблем на свои мозги?
Комментарий к Сцена тридцать третья. *события из цикла аудиопьес «Империя далеков».
**Конец 42 века по Сол-3. Точнее, к сожалению, сказать не могу — сколько времени мисс Мендез и мистер Календорф готовили диверсию против далеков, в пьесах не указано, но эпопея началась в 4162-м. При их образе жизни они бы вряд ли долго протянули на своих местах, так что я рискнула ориентироваться на «лихие девяностые» 42 века. И между делом, раз к слову пришлось. Нигде не было упомянуто за ненадобностью, но для особо любопытных, ТМД родилась в начале 50-го века.
***С особым приветом комиксам и «Книгам далеков», ну нельзя задвигать столь прекрасное творение, пусть даже на Венере там пышные джунгли, а один маленький крот способен порушить планы целой империи. =) Кстати, факт того, что появление Доктора в бункере полностью переписало таймлайн далеков, является официальной информацией хуниверса. Так что я ничего не придумала, а лишь, как обычно, слегка расширила тему. =))))
====== Сцена тридцать четвёртая. ======
— Почему?
Сижу и хлопаю глазами, как дура.
— Что — почему?
Гамма внимательно глядит по сторонам, словно хочет убедиться, что нас никто не услышит. Коридор сейчас и вправду пустой, но камеры слежения никто не отменял, так что в оглядке смысла, по хорошему счёту, мало. И самое главное, что такого серв хочет спросить, что боится свидетелей?
Впрочем, тут же становится ясно, что.
— Почему Дельта должна была умереть? — в искажённом динамиком голосе почти не слышны интонации, но я чувствую, что его едва ли не колотит от чувства не менее сильного, чем то, что терзало меня, но это не абстрактная злость, а конкретная боль.
Вот и всё. Приехали.
