Ведь самое главное в том, что я снова часть системы.

Я дома.

====== Сцена тридцать третья. ======

Огненно-рыжая сфера с медленно приподнимающимися и опадающими арками протуберанцев висит прямо в центре главного экрана обзорной палубы.

— Звезда неспокойна, инспектор, — повторяет «оранжевый», глядя на меня с внимательным уважением, что очень непривычно. — Она не дестабилизировалась, но её активность выше нормы.

— Обследование проведено? — спрашиваю. Действительно, неспокойна.

— Подтверждаю. Пять раз в сутки наблюдаются все слои, туда отправляются по двадцать зондов посредством трансмата, — а как ещё, солнечную корону иначе не перепрыгнешь, а она спалит всё быстрее, чем пройдёт сигнал. Впрочем, и при четырёх с половиной тысячах кóров фотосферы зонды тоже функционируют лишь десятые доли рэла, успевая снять самые черновые показания. — Данные предсказуемо обрывочные, но есть предположение. Следует спуститься обратно в лабораторию.

Согласно киваю: новое тело, к сожалению, не способно опустить фоторецептор в знак согласия со спуском на нижнюю палубу, но я уже не то чтобы привыкла, но притерпелась к гуманоидным жестам. Кусок пола под ногами едет вниз, как скарэл назад ехал вверх — только мелькнули перед глазами гравиплатформы двух наблюдателей, которые с фоторецепторов шлют рисунок солнечной поверхности непосредственно астрофизикам. Бросаю последний взгляд на бушующую стихию радиоактивного огня — солнце, словно на прощание, выстреливает длинным потоком плазмы, насыщающим звёздную атмосферу салютными золотыми искрами, ослепительными даже на фоне пламени. В мозгу отдаётся глухое электромагнитное «дон-н-н», прибитое защитными полями и обшивкой станции, далёкий аккорд космической музыки, родной настолько, что внутри всё переворачивается. И даже то, что свет долетает до нас с задержкой в четырнадцать с половиной рэлов, не портит радости.

Я в первый раз в должности инспектора. Но это решение Императора, я по-прежнему отвечаю за свою идею с восстановлением Скаро. Работа начала тормозиться, пошло отставание от графика, причём такое, что это сделалось странным, и я прилетела разобраться с ситуацией на месте. Всё сошлось на лаборатории: похоже, у нас не всё ладно вышло с восстановлением звезды. Осталось лишь выслушать выводы астрофизиков, взять у них все материалы, которые дадут и которые мне покажутся необходимыми сверх того, и переправить в Центр.

Опускаемся в астрофизическую лабораторию. Пятнадцать специалистов, каждый у своего компьютера, все по лампочки заняты, но начальник наблюдательной станции, с которым я беседую, отзывает одного — судя по светящемуся на логистической карте номеру, главного.

— Доложи о причинах нестабильности солнца, и насколько прогнозируемое развитие событий угрожает восстановлению планеты, — приказываю я учёному.

Прежде чем начать, он разворачивает несколько виртуальных моделей прямо в воздухе, и я без особого труда понимаю — вот звёздное ядро, вот зона лучистого переноса и зона конвекции, вот фотосфера и хромосфера…

— Мы свели данные за последнюю половину декады и в шести случаях получили странные результаты, — манипулятор указывает на модель конвекционной зоны, которая начинает едва заметно меняться в слайд-режиме. Потом замирает. — Инспектор, это сегодняшний снимок. Здесь чётко проглядывается вполне обычный конвекционный вихрь. Он должен достичь фотосферы через двое суток. Вот компьютерное моделирование процесса, — изображение оживает, огненный завиток взмётывается к краю сферы, и я не без удивления замечаю некоторое сходство выброшенного следом протуберанца с только что наблюдавшимся на верхней палубе явлением. — А вот состояние фотосферы менее скарэла назад. Именно в расчётной точке и без сильных конвекционных возмущений в нижнем слое.

Гляжу на другой слайд, как раз с тем самым протуберанцем в момент зарождения, который только что видела на обзорной палубе. Быть не может, неужели…

— Продолжай.

— Это не единственный яркий пример, зафиксированный приборами. Аппаратура не позволяет установить, есть ли подобные явления между конвекционной зоной и зоной лучистого переноса, но это тоже не исключено. Данные указывают на однозначную темпоральную рассинхронизацию слоёв звезды. Это её постепенно дестабилизирует. Далеки впервые сталкиваются с подобным явлением. Прогноз невозможен. Мы рекомендуем временно отвести планеты от солнца и продолжать наблюдение с привлечением специалистов из хронолаборатории.

Вспоминаю околонаучную беседу с Эпсилоном и Йотой, и в голове ползают дурацкие мысли о жёстких свободных хрононах. Так, ещё раз. Мы использовали разницу темпоральных потенциалов — старые планеты, юное солнце, это работает примерно по тому же принципу, что и термопара, только тут на выходе не электричество, а стабильная система. Но идея возникла на ходу, и, возможно, расчёты были недостаточно точны или у нас не хватило знаний для уравновешивания столь крупного объекта, как звезда. Такое вообще впервые делалось, всё, от и до — раньше у далеков не было потребности раскурочивать чёрные дыры. Астрофизики правы, что забили тревогу и начали тормозить терраформирующие работы. Без оценки ситуации темпоральщиками здесь делать нечего.

— Почему не сообщили в Центр о происходящем со звездой? — в общем, примерно ясно, почему. Так и есть:

— Мы не стопроцентно уверены в своих выводах, — чуть стушёвывается начальник лаборатории. — Возможно, что это просто уникальное совпадение.

Ага, шесть раз подряд за полдекады. Просто кто-то испугался получить по мозгам в том случае, если допустил ошибку, и начал тянуть резину.

— Мне понадобятся все зафиксированные вами нестыковки, с чёткими сравнительными изображениями, с датами и компьютерными эмуляциями. Пока не прибыли темпоральщики, сосредоточьтесь именно на поиске бесспорных доказательств темпоральной рассинхронизации и постарайтесь установить её точный временной диапазон. Повысьте количество и частоту запускаемых зондов.

— Запас зондов недостаточен для проведения форсированного наблюдения, инспектор, — отвечает глава лаборатории.

Поворачиваюсь к нему:

— В силу крайней важности исследования, на котором также будут настаивать сотрудники хронолаборатории, я передам на завод запрос о срочной дополнительной партии зондов для внутризвёздных исследований с любыми параметрами, которые вам необходимы, — не уверена, что у меня есть право на подобные решения, но альтернативного выхода нет, и, в отличие от некоторых, мне тянуть резину действительно некогда. Если что, потом сама за эту вольность отвечу.

Он кивает фоторецептором с вежливой благодарностью:

— Мы установим параметры рассинхронизации.

— Ты отвечаешь за рационализацию исследований, как ваших собственных, так и совместных с темпоральными физиками, — он это и так понимает, но я не могла не напомнить.

— Я подчиняюсь.

С задачей всё ясно; интересно, а чем ещё занимаются инспекторы? Проверка никогда не заканчивается за три скарэла, по собственному опыту знаю.

— Есть ли какие-нибудь дополнительные потребности у этой астрофизической лаборатории? — спрашиваю в воздух, обводя взглядом спецов. — Оборудование, кадры, состояние космической станции, необходимость улучшений?

— Дополнительные потребности отсутствуют, инспектор, — отзывается глава лаборатории. — Станция новая, достаточно обеспеченная кадрами, ресурсы оборудования практически не выработаны. За текущий отчётный период было всего два штатных ремонта скафандров и одна наладка зеркала вспомогательного телескопа.

Согласно киваю. Что бы ещё спросить? Нет, хоть расстреляйте, не могу ничего придумать, вроде всё узнала, что должна.

— Передаю данные для Центра, инспектор, — докладывает учёный со своего места, на которое он вернулся для их подготовки.

Быстро перебираю полученную информацию. Да, то, что нужно.

— Если на станции всё идёт в штатном режиме и у вас нет пожеланий по улучшению её работы, — говорю, — то нет смысла дальше мешать персоналу. Я отбываю в Центр.