Ну конечно. Если удар прошёлся как минимум по базе «Центр», да ещё с использованием телепатической сети, то страх там теперь прописался как эхо, как призрак, который ещё несколько лет будет затухать. И все, кто попал под удар, его ощущают. Далекам чуть легче — внутри скафандра есть блокировка патвеба и форсированное защитное поле против псионического воздействия, и во время удара каждый мог использовать и то, и другое. А прототип с патвебом намертво соединён, не оторваться. И пси-защита у нас не настолько совершенная. В теории, конечно, натренироваться можно — но на это нужно гораздо больше времени, чем было у Фиты и даже чем, например, у меня. Так что нашему второму стратегу досталось от души, и неудивительно, что ей так худо.

Надо её поддержать и ободрить.

— Ты не одна, ты с нами. Ты всегда можешь нам всё рассказать, — тем же спокойным голосом сообщаю я. — Не держи в себе одной ни боль, ни страх. Вместе справиться легче. Мы в одной ситуации, мы все — прототипы в фазе адаптации. И поймём друг друга.

Я допустила промах с Дельтой, не разговорив её — слишком испугалась перемен внутри серва, побоялась, что её за это могут попросту списать, и попыталась как-то осадить, призвать к порядку. А это оказалось ошибкой. Больше такой глупости я не совершу. Я буду выслушивать каждого прототипа, у которого возникла потребность выговориться, вне зависимости от того, какую чушь и крамолу он начнёт нести. Потому что иначе это всё в нём загниёт, отравит и непременно приведёт к его смерти. И это не альтруизм. Глупая мотивация, но… Я полностью завишу от проекта «Прототип» и не хочу, чтобы его закрыли. Хищник прав, я думаю о других лишь тогда, когда это нужно мне самой.

— Ещё покричать надо? — спрашиваю.

— Пока такой потребности нет, — отвечает Фита.

— Тогда… Судя по речи, тебе не ставили гипнотический блок на словарь?

— Подтверждаю.

— И имя ты себе для маскировки не выбрала.

— Подтверждаю.

Я прикусываю губу, перебирая в уме древние прозвища далов, сохранившиеся в литературе. Пожалуй, мне нравится имя вымышленной королевы горных метелей из какой-то бесконечно длинной поэмы с бесконечно длинной моралью, характерной для данного народа. Фите с её холодным нравом и лиловыми глазами вполне подойдёт.

— Будешь Френн. Без Верленда мы фильтр не восстановим и прописать тебе его не сможем, поэтому останешься на корабле с Этой и будешь по возможности избегать общения с низшими существами. А если вдруг придётся общаться, не вздумай употреблять слова «подчиняюсь», «подтверждаю», «объясни» и так далее, самые наши ходовые. Всегда сперва прострой фразу в вольной манере, потом проверь, потом проговори вслух. Будешь тренироваться на нас.

— Я подчиняюсь.

Приподнимаю бровь, мол, что-что? Фита спохватывается:

— Виновата! Гм… «Поняла» будет более корректно?

Киваю.

— Всё, свободна. Возвращайся к своим обязанностям.

Открываю отсек и выхожу первая. Фита идёт за мной, и она куда бодрее, чем была после посадки.

— Кстати, ты вирус привезла? — спрашиваю её. Надо переключить стратега на работу.

— Отри… Нет. Его забросят талам не менее, чем через год после нашего отлёта. Сразу после заражения он должен давать эффект простуды на декаду-полторы, в зависимости от сопротивляемости организма, так что никто не должен заподозрить, что вирусная инфекция как-то связана с нашим визитом.

Киваю. Мудро. Я бы не сообразила.

— И ещё, — говорит стратег, придерживая меня за рукав, — нам приказано незаметно похитить и увезти вот эту талскую самку, — и она бросает мне картинку-воспоминание, которую я сразу узнаю, ибо это выдержка из моего же отчёта в Центр. Еле давлю вопль «зачем», но вовремя спохватываюсь — откуда Фите-то знать.

Значит, Риллана, белобрысая пассия Альфы…

Почти по-настоящему слышу щелчок в голове и быстро топаю в рубку, где, согласно данным корабельного компьютера, находится Эпсилон. Там, правда, ещё и Йота, его перевели на системы защиты и связи, коль скоро Дзета теперь за бортового врача. Но я не собиралась вести тайных разговоров, ничего запретного для его уровня в моих словах не будет.

— Эдлин! Насчёт идеи обвинить кого-то из талов в запланированной диверсии. Обстоятельства изменились, нам нет необходимости запрашивать Центр о подставной кандидатуре, — выпаливаю с порога, мысленно порадовавшись, что главное заинтересованное лицо на данный момент на мостике отсутствует. Наверное, до сих пор вправляет мозги Гамме. — Учёным нужна та девчонка, с которой сдружился Адери, видимо, в пару к пленному блондосу. Можем начинать фабриковать дело.

Эпсилон озадаченно выслушивает и высоко поднимает брови:

— Замужняя, с детьми, абсолютно благополучная, с идеальной репутацией миротворца?..

— Именно, — ухмыляюсь. — Такую ведь сложно заподозрить, правда? И нам на руку то, что её отдел косвенно связан с подготовкой миссии.

Брови спускаются на положенное им место, от суприма вдруг начинает фонить азартом.

— Это интересная задача, — говорит он. — И ещё любопытнее будет реакция Адери. Нам с тобой потребуется помощь обоих стратегов, и я хочу знать, как он прореагирует на приказ.

Йота откровенно настораживает уши, а меня охватывает недоверие:

— Думаешь, он взбунтуется? — Альфа стал с заскоками, но, кажется, всё ещё не настолько плохо, как было у Дельты, и даже не так скверно, как у меня, когда мне мозги напрочь гормонами вышибало при одной мысли о Найро. Наш стратег от природы спокойный, уравновешенный и правильный, как кристаллизированный металл. Надеюсь, он так же спокойно и уравновешенно примет правильное решение.

Эпсилон закатывает глаза:

— Я уже ни в чём не уверен и ни о чём не думаю, — его и без того тонкие губы окончательно сжимаются в нитку. — По-моему, долгое пребывание в оболочке прототипа сводит нас с ума. У тебя нет такого ощущения?

Прямо вижу, как Йота весь превратился в слух и при этом старательно не напоминает о себе. Профессиональная деформация…

— У меня не ощущение, у меня твёрдая уверенность — это не психическое расстройство, это непривычные гормоны и инстинкты, навалившиеся поверх расширенного спектра чувствительности, отсюда непроходящий стресс и нетривиальное поведение. Я обсужу это непосредственно с Учёным по прилёту. А пока могу лишь предложить не влюбляться, особенно в талов.

Суприм криво усмехается — точнее, дёргает уголком губ. Перещёлкивает компьютер на тест систем очистки воздуха.

— Я хочу задать тебе вопрос, — говорит.

— Ну задай, если Иаладу можно выслушать ответ.

Спина Йоты изображает напряжение, Эпс беззвучно хмыкает. Похоже, он тоже с интересом наблюдает за манёврами безопасника. Я устраиваюсь в кресле навигатора, чтобы не стоять столбом, если уж разговор затягивается. Место, правда, теперь не моё, навигатором снова будет Альфа, а моя должность — старпом, чья задача — знать всё обо всём на корабле. Но тут просто удобнее, видно сразу и суприма, и изображающего режим невидимки «жёлтого». А ещё долгий интересный разговор — это отличный повод не думать о Дельте. Потому что, как ни крути, а ненужные мысли в мозг лезут.

Вопрос суприма тут же даёт понять, что разговор окажется действительно долгим:

— Кто же всё-таки Дух Талли, я так и не понял?

А чтоб я знала...

— У меня нет данных, — отвечаю. — Шакри сами запутались в нас с блондоской. Это надо будет отдельно обсуждать с Контролёром Времени, но однозначный ответ я дать так и не могу. Предположительно, обе. Идея отправить хроноворов в прошлое была моя, наводки на методы работы им дала Луони. А к кораблю их вообще Хронос привязал.

— Но выбрал-то он тебя.

— Неверно, меня выбрала ТАРДИС, — отвечаю с напускным равнодушием, хотя внутри меня злость берёт, стоит только об этом вспомнить. — Возможно, потому, что она знает нас обеих и поняла, что высшее существо в данной ситуации будет эффективнее низшего и уж точно не позволит Древнему себя обмануть.

— Что значит, ТАРДИС тебя знает? — не выдерживает и оборачивается Йота. Ух ты, да он не в курсе! Вот тебе и безопасник.