Интересно, как бы миротворцы попытались вписать в свою систему далеков? О, это тема.

— Таген, у меня странный вопрос. А если бы действительно, по-настоящему, вернулись смертоносцы — ну, далеки, то как бы к этому отнеслась твоя церковь? Особенно если бы они не напали, а просто пришли. Например, в Седьмую галактику. Там ведь почти нет колоний, потому что очень мало пригодных для жизни планет, и они очень бедны на полезные ископаемые, а значит, никому и не нужны.

— Далеки всегда нападают! — хмуро возражает он.

— Неверно, — отвечаю. — Я изучала ваши хроники. Когда-то они объединили почти все малые галактики Местной группы против Рокочущей Спирали. Да, их интересовала война, их целью был захват одной из двух старших галактик. Но ведь для этого они смогли создать альянс и огня по союзникам не открывали. И был ещё какой-то невнятный Альянс Пандорики, смысл которого утерян, но тем не менее, история сохранила название и состав — там далеки тоже были одной из центрообразующих сил и при этом вообще ни с кем воевать не собирались. Может, есть ещё примеры, только я их не вспомню. Думаю, против общего врага они способны сплотиться с кем угодно, даже с Доктором и вами. Ну вот тебе чисто гипотетическая ситуация — замечены тарелки смертоносцев, огня не открывают. Как поступят талы? Как будет действовать РМ?

— Гм, — он усиленно трёт подбородок. — Думаю, мы бы попытались с ними переговорить.

— Хорошо, они неожиданно на это согласились, хотя это не в их характере.

— Думаю, переговоры бы состоялись, и мы бы даже попытались построить политику убеждения. Но скорее всего, потерпели бы фиаско — мы не сможем общаться с ними так, как с другими цивилизациями. Есть старое правило, и от него не отделаться: от далека всегда — всегда! — следует ждать выстрела в спину. Даже если он уже мёртвый.

Лучшего комплимента от кровных врагов я получить не могла. Сижу и улыбаюсь, как низкоинтеллектуальный рядовой.

— А я уж думала, — говорю, потому что надо продолжать врать, а то моя рожа покажется странной, — что вы совсем осторожность потеряли. Но всё-таки что-то осталось.

— Не понимаю, к чему этот разговор.

— Просто пытаюсь оценить шансы РМ на выживание в условиях нарастающего против неё протеста. Зеденийцы первые, но не последние. Вам следовало пересмотреть политику сразу после мятежа.

Таген внезапно хмыкает.

— Знаешь, Доктор нам то же самое говорил, ещё во время мятежа.

— Не удивлена, — отвечаю.

— И начальству всё пошло не в то горло, — заканчивает блондос.

— У нас с тобой сегодня вышла неожиданно содержательная беседа, — замечаю я. — И я хотела бы её как-нибудь продолжить.

— Могу ли я предложить даме поздний ужин в ресторане? — тут же широко улыбается тал.

— Нет, — отвечаю. — Мне нужно готовить материалы к послезавтрашней лекции. Корабельные плёнки, считай, погибли, приходится всё восстанавливать почти с нуля. Парни без меня не справятся, они хуже умеют выстраивать материал в доступной для широкой публики форме.

— Жаль, — искренне вздыхает Таген. — Но я как-нибудь за тобой вечерком заеду, так легко ты от меня не отделаешься.

Почему-то возникает мысль, что он не просто информирует, а опять о своём дудит, а следом в очередной раз рождается желание вмять ему челюсть до затылка. Но я только выжимаю улыбку — ту, на которую способна. Хватит с него вежливого «спасибо» и улыбки. Улыбки далека. Жаль, он полностью не оценит моего широкого жеста…

…Глаза фиксируют оранжевый огонёк над площадкой трансмата. Всё-таки я провалилась в прострацию прямо на ходу, но ненадолго. Воспоминание было ярким, словно сон наяву, поглотило меня полностью. Вроде и не полный улёт с невозможностью сосредоточиться, как бывало раньше, но и не трезвое состояние. Да, наркозависимость всё сильнее.

Вспрыгиваю на площадку трансмата, игнорируя ступеньки. В реестре голографических карт выбираю столицу, жму на нужный госпиталь. Короткая неяркая вспышка перед глазами, и я уже стою на другой улице в другом районе, почти у проходной. У «кочевников» вход на территорию круглосуточный, да и дежурные нас выучили. Мудрёно не выучить, на всю планету горсть брюнетов, и тех постоянно в СМИ показывают.

Нужный корпус, нужный этаж, нужная палата. Салатовая стерильная куртка вместо белого плаща. Привычно поднять ногу, чтобы не споткнуться о толстенный кабель питания, подведённый к модифицированной медицинской капсуле. Салютую Гамме, сидящему над неподвижным телом:

— Как обстановка?

— Без изменений. Иногда в энцефалограмме прорезаются онейро-ритмы, но очень ненадолго и очень неустойчивые.

Какое-то время вспоминаю термин. А, признак глубокого сна. Всё-таки Бета борется за свою жизнь и за свои мозги, старается выкарабкаться из беспамятства.

— Декаду назад и того не было, — замечаю, присаживаясь на стул рядом с пострадавшим. — Зарлан спит?

— Да, я её прогнал, — как-то уж очень неформально подтверждает Гамма и кивает на неприметную дверь в подсобку, где стоит раскладная кровать. — Она сильно мучается из-за своей низкой медицинской квалификации. У неё уже навязчивая идея, что бы ещё такого придумать для стимуляции мозговой активности Верленда. А ты сегодня что так рано?

— Не могу больше общаться с блондоской. Знаешь, абсурдная ведь ситуация, мы — и вдруг охрана для талки-миротворца.

— Абсурдная, если не знать всех обстоятельств, — рассудительно отвечает серв.

— Угу… Слушай, мне нужна твоя помощь, — и я принимаюсь излагать свои соображения по поводу Эты. Гамма внимательно кивает, что-то варя в своих странных мозгах. Вроде и не очеловечился, но мыслит не совсем как далек. От него даже ощущение другим стало. Раньше это был страшно любопытный юнец. Теперь это вдумчивый и рассудительный мужчина с явно повысившимся градусом ответственности, но заплативший за эти качества чем-то, что делало его далеком от фоторецептора до гравиплатформы. Нечто промежуточное между высшим существом и низшим планктоном, словно ментальное содержание решило соответствовать видоизменённой форме. Я уже понимаю, что это — последствия воздействия инстинкта размножения на разум далека, что Гамма, не показывая своих мыслей явно, наверняка постоянно думает о Дельте, о детёныше и о своей ответственности за них двоих, но всё же меня трясёт, трясёт от такой мутации менталитета. Она в корне противоречит Общей Идеологии. Стоп… А что, если каждый случай фаворитизма у настоящих далеков — это не сдвиг, а самый обычный атавизм, какие-то следы данного инстинкта, передавшиеся от диких бункерных предков? А ведь похоже на то! Значит, всё серьёзнее, чем казалось — если болезнь фаворитизма не приобретается в силу каких-то внешних обстоятельств, а диктуется ДНК, то данные особи не подлежат размножению и должны быть выбракованы по факту обнаружения, а не просто наказаны за нарушение. Отчёт растёт и пухнет; Императору, наверное, будет очень интересно с ним ознакомиться.

Получив от меня указания насчёт Эты и объяснив, как выражаются онейро-ритмы и на каком мониторе за ними следить, Гамма прощается и выходит в коридор, а я остаюсь сидеть над пострадавшим.

Бета немного оплыл от долгого лежания. Специальное устройство капсулы не даёт образовываться пролежням, но отсутствие нагрузок заметно сказывается на физической форме врача. Но с ним по-любому придётся много заниматься, когда он очнётся… Если он очнётся. Вздохнув и собравшись с силами, я беру неприятно холодную ладонь в горсть обеих рук и чётким, механическим голосом проговариваю номер Беты, тот, который был у него до эксперимента. На «Протоне» я обращалась к нему на родном даледианском. Здесь же небезопасно и приходится употреблять синтетический, поэтому я выговариваю каждую цифру как можно монотоннее и чётче, подражая модулятору голоса в скафандре. Вот только дребезжание не изобразить, увы. Не те голосовые связки.

— Отвечать. Отвечать. Номер 150-FN-93072290-0112D-5, отвечать. Это приказ, — волшебное слово «приказ», как известно, даже мёртвого поднимает. — Перечислить первые десять пунктов Общей Идеологии, это приказ.