Дело не только в ней, конечно. Сам бы пожил с мига активации в надёжной бронированной оболочке, с генетическим отвращением к тактильному контакту, а потом выдернули бы тебя, как моллюска из раковины, да ещё под открыто небушко, агорафобию потешить. Я бы на твои дёрганья с удовольствием посмотрела, желательно через фоторецептор. Но всё это сказать нельзя. Да и не хочется, всё равно ведь не поймёт.

— Нам выдана чёткая инструкция, по ней мы не имеем права проявлять свои комплексы, в том числе неприязнь к незнакомым формам жизни. Кто не в состоянии держать себя в… руках, — кошмар, чуть не оговорилась, — того просто не выпустят за пределы городов. Кто в состоянии сдерживаться частично, как наш Кандо, те обычно работают в глубоком космосе, где риск столкновения с чужаками минимален, но возможен. Но к дипломатическим контактам допускают только тех, кто профессионально умеет затыкать свою ксенофобию.

— В таком случае ты ас, — с уважением отзывается Таген. — То есть я чувствую внутри тебя постоянное напряжение с оттенком раздражения, но его причина до сих пор была неясна. Ну, то есть мы сразу знали про вашу ксенофобию — но чтобы так… Слушай, — он опять смотрит на меня через зеркало, на этот раз с огромным интересом, — а что ты чувствуешь, когда мы вот так рядом сидим и говорим? Как ты меня воспринимаешь?

Цель. Хорошая потенциальная цель — до смеха беззащитная, уникально глупая, абсолютно доступная цель. Но представляю, как полетит под откос вся миссия, если я это брякну вслух. Придётся выстрелить не током, а сарказмом.

— Как инопланетянина, неуклюже пытающегося провести сеанс психоанализа, чтобы подъехать к своей матримониальной задумке с другого боку.

Любопытно, я попала? Судя по короткому смешку, покачиванию головой и отсутствию прямого ответа, да. Блондос вообще предпочитает свернуть разговор и молчит, как будто у него микрофон отказал. А я мысленно радуюсь — оказывается, мои навыки раскрывать подтекст и замысел противника сильно выросли за время миссии. Раньше я считала сферу межличностных отношений у низших абсолютно непостижимой. Что-то я могла вычислить, что-то просчитать — но сейчас начала улавливать нюансы на каком-то совершенно новом для себя уровне. Подозреваю, это результат моего собственного отношения к Найро: опыт был тяжёлым, но в итоге оказался полезным. Некоторые мелочи можно постичь, только прочувствовав их на собственной шкурке.

Копаться в себе и окружающих, наверное, хорошо, но придётся перевести разговор с личного на деловой.

— Слышала, ты тоже напрашиваешься в посольство. Для тебя это опасно, ведь ты был поводом для военных действий.

— Именно потому и хочу с ними лететь, — брови Тагена опять сдвигаются, придавая лицу тала выражение, называемое у низших тварей «благородная суровость», но мне кажется, он даже благодарен мне за перевод темы. — Моя неосторожность, мне и отвечать. У зеденийцев-дворян есть традиция дуэли, которую они не демонстрируют за пределами своих ульев. Но мы о ней знаем, и есть шанс, что я смогу спровоцировать оскорблённого посла Х’шасста на поединок. Если проиграю, по их традиции, это будет искупающая вира, и казус белли себя изживёт. Если выиграю — значит, их боги оказались на моей стороне, и, опять же, нет никакого повода воевать. Конечно, зеденийцы сделают всё, чтобы предотвратить дуэль, но я очень постараюсь.

Ого… Любопытно.

— И как на эту идею среагировало твоё начальство?

— Мнения разделились примерно пополам. Кто-то считает, что любая битва, даже один на один — не наш метод, а кто-то после вашего знаменитого вылета уже начал задумываться, что случай бывает всякий и иногда для предотвращения глобального конфликта можно использовать и сражение, и дуэль, если уж дипломатические методы не сработали.

А потом и яд, и кинжал, и почему бы не геноцид, думаю я, но вслух не говорю. Лиха беда начало, мы подали талам дурной пример. Надо срочно дискредитировать РМ, пока она не эволюционировала во что-то более живучее, так что Тагена по-любому придётся убрать, а не только его сестрицу, даже если его и не включат в посольство. Прямо сейчас с удовольствием свернула бы ему шею, но пока нельзя. «Кочевники» должны остаться незапятнанными, что бы ни случилось. Кстати, да, нам же надо назначить виноватого, на которого мы переведём все стрелки. Легче всего было бы на Найро, но лучше лишний раз не акцентировать внимание общественности на этом имени, а то Доктор может вспомнить про былую дружбу и озадачиться, куда это резко пропал разжалованный генерал. ТАРДИС плюс рандомайзер, да плюс настырность Хищника, и глядишь, у Новой Парадигмы случится много, очень много проблем. Поэтому в ближайший сеанс связи я непременно передам запрос Центру, пусть у стратегов мозги поболят, против кого для нас выгоднее всего сфабриковать улики — а остальное мы сами доделаем, нам нетрудно.

— Кстати, спасибо за обнаруженную бомбу, — теперь уже не я, а сам Таген переводит тему так же круто, как и поворачивает. — И вообще спасибо вам за помощь. Хоть некоторые миротворцы воротят от ваших методов носы, но знаешь, без вас на Новом Давиусе всё бы кончилось намного печальнее. Все ваши прогнозы оправдываются, вы как в воду глядите.

— Просто мы ещё не разучились защищаться, — отвечаю, пожав плечом. — А у вас с этим плохо. Мириться со всеми — это, наверное, замечательно, но рано или поздно любой миротворец оказывается перед таким конфликтом, что сам получает сполна, иногда даже просто за то, что стоял рядом. А у вас в Союзе, похоже, назрели кризис интересов и кризис культурных противоречий, которые до конца уравновесить в принципе невозможно. Не случайно первое открытое выступление против РМ произошло прямо здесь, на Новом Давиусе. Я совершенно уверена, что это, как ни странно, совсем не взаимосвязанные события — местный мятеж и конфликт с Зедени. Но когда начала развязываться война, вполне вероятно, что мятежники перебежали на сторону противника. Ты же не питаешь иллюзий о том, что их всех арестовали?

И по выражению лица понимаю — питал. Изображаю укоризненность, мол, про Найро забыл? Таген с тяжёлым и немного виноватым вздохом отводит взгляд.

— Послушай, — говорю всё тем же спокойным тоном, без экспрессии, — общество старается ударить именно в миротворцев. Значит, сама ваша организация где-то вошла в конфликт со всем остальным, что есть в Союзе. Вы не хотите пересмотреть свою политику?

Широкие светлые брови тут же сдвигаются:

— То есть пару миллионов лет по камешку собирать здание, а потом взять и взорвать фундамент?

— Не взорвать, а отреставрировать. Пока его действительно кто-нибудь не взорвал.

— Ты не понимаешь. Это оптимальная схема, лучше уже не сделать. Дальше начинаются силовые методы вроде ваших, но церковь Мира принципиально против них. Иначе всё, что мы делали до сих пор, не имеет смысла.

А ведь действительно не имеет, думаю я, глядя через зеркало в его горящие фанатизмом синие глаза. Попытки примирить массу абсолютно разных культур, которые часто диаметрально противоположны друг другу, невозможны без того, чтобы не стереть эти самые культурные особенности. А ведь ни один элемент ни одной культуры, даже самой примитивной, не возникает на пустом месте, чаще всего он и вовсе завязан на биологической составляющей, ведь все мы в итоге живые существа, а не мёртвая материя. Тем более это актуально для жизни, возникшей естественным путём в процессе эволюции. Таких, как мы — рождённых развитой цивилизацией низшего порядка — очень мало, и ещё меньше полностью жизнеспособных и абсолютно полноценных. Вернее, такие вообще только далеки. Киберцивилизации слишком несовершенны, а разумной, искусственно сконструированной и при этом устойчивой биологической формы жизни, кроме нас, просто нет. Так что мы совершенно обоснованно считаем себя высшими созданиями, просуществовавшими столько времени почти без каких бы то ни было серьёзных потрясений, неподвластными всяким там парадоксам Ферми, ни разу не падавшими до уровня одичания, как бы трудно нам поначалу ни приходилось… Возможно, когда-нибудь мы создадим ещё более совершенную форму жизни, но я слабо себе представляю, что это может быть, потому что лучше далека ничего невозможно придумать.