Император стоял к нему спиной, фоторецептором к компьютеру. Справа высился серо-чёрный параллелепипед, кажется, сканер-микроскоп для исследования биологических проб. На одном мониторе висело разом четыре модели генетического кода, по другому ползли бесконечные расшифровки триплетов, тоже в четыре колонки. Участки молекул то и дело выделялись разными цветами. Вечный был недостаточно силён в биологии, чтобы сходу вникнуть в детали, поэтому даже не стал задаваться вопросом, чем занят правитель, а просто терпеливо принялся ждать, когда на него обратят внимание.
Через несколько секунд коды остановились, экраны свернулись. Император протянул манипулятор к реле параллелепипеда. Верхняя половина прибора с тихим пневматическим шипением приподнялась, из щели полился золотистый свет.
— Говори, — приказал правитель.
— Я получил данные, которые ты запрашивал двое суток назад. Мой отдел провёл опрос по всем базам и флотам, выборка опрашиваемых, в соответствии с приказом, по одному далеку из двадцати, случайным образом. Я свёл данные воедино и должен отчитаться. Обслуга ИВСМ сообщила, что ты оставил вычислительный зал более сорока скарэлов назад. Ты занят. Когда я смогу доложить о результатах?
Император развернул фоторецептор на сто восемьдесят градусов, устремив на него пристальный взгляд.
— Докладывай, — коротко приказал он.
— Они все слышали о ней. Тридцать два процента не знали, что она — прототип, считали чистым далеком. Девяносто шесть процентов употребляют по отношению к ней термин «эксаб».
— Значит, эксаб? — задумчиво, почти неформально, переспросил Император.
Вечный и сам был удивлён такой популярностью вздорной и нечистокровной девчонки. Куда как просто было получить высокий ранг по праву врождённых способностей или повышение за прилежную службу. Намного сложнее было стать эксабом — то есть авторитетным лицом, уважаемым не за звание, а за личные достоинства, и не по уставу, а по заслугам.
— Заметь, — продолжил правитель ещё более неформально, — она всегда и везде становится эксабом. Для далеков, оставленных в Континууме Забвения, для прототипов… Это определённая характеристика. Можно тянуть по интеллекту на высшую элиту, всю жизнь проходить в высшем ранге, но никогда не стать эксабом для своего окружения.
Вечный прекрасно понял намёк — последняя фраза была адресована лично ему; ну а кто вообще в этом мире любит службу безопасности, тем более если она отслеживает не только соблюдение внешнего порядка, но и чистоту помыслов, и чистоту крови?
— Я могу продолжать? — спросил он, потому что сюрпризы, связанные с прототипом Зеро, ещё не закончились.
— Говори.
— Семь процентов употребляют по отношению к ней слово «мать», все — в контексте «мать Скаро», все — далеки среднего ранга.
Вполне естественно. У рядовых пассивный словарь беден и нет потребности к нему обращаться, а старшее командование не лепит заглазные прозвища, слишком это большая вольность.
— Семь процентов по всей Империи? — уточнил правитель, извлекая капсулу с препаратом из анализатора и убирая её в переносной стазис-сейф.
— Подтверждаю, и он растёт, — Вечный был согласен, что это уже очень много. — Прозвище пошло из нашего научного отдела и с тех пор быстро распространяется по всем базам, заводам и флотам. Так же замечено мифотворчество вокруг её личности.
Если начало доклада оставило Императора достаточно равнодушным, то сейчас Вечный начал чувствовать его неудовольствие. Он и сам был в раздражении из-за того, что нечистокровный далек, которому и жить-то позволено почти по случайности, начал набирать такой авторитет среди младших чинов. Как любой блюститель порядка, он прежде всего опасался бунта и те же мысли автоматически переносил на Императора.
— Она ещё не знает, как много у неё сторонников, — осторожно заметил он. — Расчётно, её можно скомпрометировать перед обществом…
— Нет, — довольно неожиданно отрезал правитель. — Это наша вина, что Прототип Зеро привлекает к себе так много внимания. Она — необычное явление для Империи, во всех аспектах. Необычность будоражит умы. Зеро надо сделать… — он запнулся, подбирая слово, — …повседневной. Раскрыть о ней информацию, не представляющую опасности для общества и не вызывающую излишнего брожения умов. И дать ей полномочия, которые она действительно заслуживает.
— Ей и так много, — не удержался Вечный.
— Её функции превышают её звание в совете, следовательно, она до сих пор не на своём месте, — отрезал Император. — Я приказывал обдумать ещё один пункт. Каков твой вывод?
— Термин «мать», в принципе, не противоречит Общей Идеологии. Создателя в неформальном общении часто называют «отцом»; если бы фигура Шан была более популярна, её бы называли «матерью», и слово бы не выпало из активного словаря. Но далеки не забывают, что их создали мужчина и женщина…
Внезапно Вечный испытал лёгкий, но крайне неприятный приступ чувства, известного ему как «страх». Это было дурно; раньше он его чувствовал, только сталкиваясь с Доктором, но совершенно невозможное предположение, сформулировавшееся в мозгу для продолжения мысли, заставило его испугаться. Неужели правитель планирует ввести звание «императрица»?! Это настолько противоречило сущности Империи, что он даже дышать перестал. Словно в ответ на его ужас, из белого скафандра выплеснулась волна иронии.
— Нет, — пригвоздил Император, и сразу стало ясно, что он с лёту подхватил его опасения. — У Империи может быть только один лидер.
«Так и нервную систему можно из строя напрочь вывести», — допустил очень глубоко спрятанную и очень неформальную мысль Вечный, которому надо было куда-то сбросить испуг.
— Тогда зачем нужно соответствие термина Общей Идеологии?
— Узнаешь, — Император снова отвернулся к компьютеру и активировал мониторы, по которым опять поползли расцвеченные коды. — Не беспокойся о бунте. Прототипы до сих пор думают, что у них нет связи с Империей, они не подозревают, что мы наблюдаем за абсолютно каждым их шагом. Прототип Зеро твёрдо уверена, что я сортировал её воспоминания, она ни на миг не сомневалась в моих словах. С помощью Пси-Контролёра я проанализировал её личность, все извилины её искорёженного мышления, и не нашёл там крамолы. Она действительно совершенно искренне преданна Империи и Общей Идеологии. Согласен, от такой искренности тоже могут быть проблемы, — сорвал он невысказанное возражение буквально с динамика безопасника, так точно ухватив формулировку, что тот даже задохнулся от неожиданности, — но если Зеро задумает взбунтоваться, это тоже можно будет использовать с толком. Я вычищу крамолу вместе с ней и всеми, кто за ней пойдёт, как когда-то поступил с последователями Давроса.
— Нет опасения, что за ней пойдут слишком многие? — озадачился Вечный. О свирепой зачистке инакомыслящих, которую далеки называли «Однодневная Гражданская Война», он знал из истории и не хотел бы подобного форс-мажора на своём веку.
— У далеков может быть только один лидер, — с заметно читаемой усмешкой повторил Император. — В любом случае я заранее позабочусь о том, чтобы она не воспользовалась плодами победы.
— Это слишком рискованно, — негромко отозвался Вечный, решив ещё раз попробовать настоять на своём. — Более простое решение, компромат — и запереть в лаборатории, где ей самое место.
— Объясни, это проявление персональной враждебности или такая форма заботы о более слабом соратнике, могущем наделать глупостей из-за личного несовершенства? — саркастически осведомился Император.
Безвыходный парадокс из серии «Ты перестал пить коньяк по утрам, Вечный?» Если бы глава госбезопасности умел краснеть, он бы сделался очень похож на большую уродливую свёклу. Но покраснеть он не мог по биологическим причинам, поэтому просто с тихим шипением втянул в себя воздух до состояния шарика и принялся медленно сдуваться, пытаясь успокоиться. От вопроса сделалось страшно некомфортно, потому что он и сам не знал правильного ответа. И то, и другое правда, и оба варианта одинаково скверные, порочащие его когда-то идеальную репутацию воплощения непредвзятости. Глубоко внутри он знал, что немного невменяемый далек из прошлого ему симпатичен своей находчивостью, предприимчивостью и жизнелюбием, но как глава службы безопасности и ответственный за моральную чистоту Империи, даже просто как далек, он не мог себе позволить подобную вольность, оттого и придирался к Зеро по малейшему поводу, злился на неё — ему просто хотелось, чтобы она сделалась нормальнее, обычнее, ближе к остальным, имела больше шансов на выживание в Империи.
