— Можем делать лица, что я ничто не говорила, — предлагаю, стараясь улыбнуться поестественней. — Кочевники все прямые, потому что видим ложь, не умеем говорить неверное друг другу и от других ждём истина в слова и дела.

— Да, меня предупреждали, — он наконец вытаскивает платок и промакивает лоб, слегка взмокший, ещё когда я толкала свою пламенную речь. — Одно дело услышать, и другое дело с этим столкнуться.

— Я стараюсь быть мягчее, — уже откровенно вру, но Павердо настолько выбит из гамачка, что вряд ли заметит.

— Должно быть, вас обижает моё личное недоверие.

— Ничуть. Ваше право, — отпускаю ещё одну улыбку, хотя про «личное» он наверняка приврал. Я не забыла разговор с Элиданом и Ралендо, когда они признались, какие дебаты вокруг кочевников велись в Церкви и правительстве.

Напяливаю очки обратно:

— Приношу извинение, много яркий свет, глаза болит.

— Ничего, ничего, всё в порядке, — машет рукой блондос.

— Да, и ещё есть слово о Шакри, — в пол-оборота разворачиваюсь к окну машины, посмотреть хоть, что там за обстановка. — Подлетали — видели, здесь их нет, но могут вернуться. Можно ли кочевники включить следящий радар, специально Древние искать?

— Почему ты меня спрашиваешь, госпожа? — слегка приподнимает брови президент.

— Твоя планета, твоя безопасность, — отвечаю. — Не наше решать. Корабль мы и так защитить умеем.

— Госпожа посол, вопрос о Древних очень серьёзен и требует отдельного обсуждения со специалистами, — отвечает он, подумав. — Шакри действительно нам навредили, Доктор действительно помогает решать их проблему, и в данном вопросе учёные и служба безопасности разбираются лучше меня. Но если у вас есть радар, способный засечь этих Древних, то используйте его, ради Космоса.

Киваю и, пользуясь подвисшей паузой, включаюсь в сеть:

«Эта. Когда закончишь с двигателями, активируй следящие системы. Боевая задача: отслеживать перемещения всех кораблей по местной системе и заодно искать следы хроноворов».

«Я подчиняюсь», — бодро соглашается солдат. Ещё бы, у него наконец-то есть чем заняться. Знаю я десантуру, Эта будет сутками напролёт сидеть над радарами и таращиться в монитор, стараясь как можно качественнее выполнить боевое задание.

«Теперь вопрос к Альфе и Гамме. Почему вы не доложили в Центр, что Новый Давиус остался без прикрытия?»

Ого, как замирает народ. Чувствую поток эмоций — скрип шестерёнок в мозгах Эты, безмерное удивление Йоты и Дзеты, лицеладоние Беты, возмущение Эпсилона и — совершенно точно — страх от проштрафившейся парочки. Похоже, эту тему они обсуждали и последствий разумно опасались. Что же тогда сподвигло их промолчать?

«Я попробую объяснить, — Альфа явно пытается успокоиться, но это ему совершенно не удаётся. — Сейчас планета — лёгкая цель. Но мы здесь прожили некоторое время и видим, что Новый Давиус можно использовать более рационально, чем просто… ликвидировать. Есть способы взять под контроль религию миротворчества, правительство, управлять планетой по нашему сценарию. Просто разрушение в данном случае не функционально, но мы же знали, что именно так и поступит Империя, когда узнает о беззащитности планеты. Поэтому мы решились скрыть информацию, и…»

«Кто дал вам право решать за всю Империю? Простому офицеру и простому технику? — перебиваю эту многословную речь, чувствуя, как меня колотит от злости. Даже Эпсилон ментально вздрагивает, хотя согласием с моей позицией от него прёт с такой силой, что кажется, я его чувствую не через локалку, а по-настоящему, из соседней машины. — Помимо крайне слабой аргументации, кто вы вообще такие, чтобы принимать решения подобного уровня? Вас сюда отправили с целью разведки в глубоком тылу противника, вы были обязаны сообщать в Центр всё, а делать выводы и принимать решения должно правительство, а не рядовые исполнители. Право думать не подразумевает право решать за всех. Не вам судить, как станет поступать Империя. Вы будете строго наказаны за ошибку по возвращении домой. Как только разместимся, следует наладить оборудование для дальней передачи. Если вы не потрудились переслать информацию, то её перешлю я, при первой же возможности».

Давлю желание открыть окно машины и закурить, прямо сейчас. Кисло мне. Вот и парни «срезались», особенно обидно за Альфу. Откуда же такие бактерии вылезают в наших мозгах? Ведь это явный конфликт с Общей Идеологией… Так, стоп. Да, именно. Конфликт с О.И. Что-то в нас вызывает разлад с основой основ общества… Вот. Поймала. Сформулировала. Что-то в прототипах изменилось настолько, что ценность отдельной личности постепенно начинает перевешивать ценность нации, а ценность отдельного мнения — ценность общей цели. Это отлично коррелирует с тем, как Дельта и Гамма стали друг для друга важнее задания.

Итак, вопрос: что отличает прототипа от далека, кроме внешнего вида? Ответ: мозг. Вопрос: что глобально в мозге другого, если отсеять области, отвечающие за функционирование организма? Ответ: инстинкты.

Сглатываю.

«Мы теперь можем сохранять расу иначе», — сказала Дельта. Она совершенно прямо мне указала, в чём отличие прототипов от далеков, и если бы не мой шок в тот момент, я бы это непременно заметила.

А ведь верно. Глядишь на окружающих и подсознательно начинаешь думать, кто умнее, кто достойнее, с кем бы хотелось продолжить вид. А это заставляет массу рассматривать, как отдельных индивидов, стараться разглядеть личность собеседника, трезво её оценить и взвесить. А это в свою очередь заставляет и в себе увидеть такую же особенную личность. Идёт отрыв от массы, индивидуализм. Как следствие, нарушения в образе мышления. Вместо глобального вопроса «что нужно для нации» задаёшься вопросом «что я могу сделать для нации» — отсюда переоценка собственных возможностей и ошибки. Тезис «перед Империей все равны» подменяется личной привязанностью, что ещё разрушительнее сказывается на обществе.

То есть… Это что же получается… Всё это… Всё, что с нами происходит — неужели это последствия отработки инстинкта размножения?!

====== Сцена двадцать пятая. ======

— Кушай оладушки, милая.

На тарелку хлопается стопка пышных, как подушки, лепёшек, таких горячих, что на них ещё пузырится и щёлкает масло. На земные оладьи они совсем не похожи — хоть и толстые, но гораздо больше в размере, скорее, как блины.

— Благодарю, Ларин.

Та же рука, отставив сковороду, щедро поливает мне еду фруктовым соусом.

— Давай, давай, пока не остыло. А то эту разве заставишь…

«Эта», то есть Луони, сидит напротив и с хихиканьем прячется за кислородный коктейль, даже не думая ковырнуть вилкой одинокую оладью на тарелке рядом с собой.

— Ба, я уже говорила, я худею.

— Ты и так, словно палка! Куда ещё дальше? Мужчины не скальные коты, на кости не бросаются.

— А ты хочешь меня раскормить так, чтобы я в ТАРДИС не пролезла! — Луони едва не прыскает на всю кухню коктейлем.

— Стратегически верное решение, — втыкаю я, чтобы совсем не молчать. — Как это есть… Учитывая текущее состояние твоё здоровье, тебе категорически противопоказаны нагрузки вместе с Доктор.

Луони, сморщив нос, показывает мне язык — она прощает мне публичное коверканье галакто, принимая его то ли за весёлую игру, то ли за забавный секрет. В ответ флегматично натыкаю на вилку кусок оладьи и сую в рот. Уй-ё, горячая, несмотря на холодный соус. Но так вкусно… А рядом дразнится стакан с холодным молоком. Скоро я разъемся на здешней кормёжке до такой степени, что не то что в ТАРДИС — в «Протон» не пролезу. Раздуюсь и буду кататься шариком в подшипнике.

Ларин — прабабушка сладкой блондосской парочки, заправляет домом и командует семьёй и домашней автоматикой со всей силой своего авторитета. Когда мы, подчиняясь генеральному плану и вынужденные изображать интерес к культуре талов, изъявили желание отправить пожить в семьи пару прототипов — чисто в порядке эксперимента — Луони не без помощи Доктора об этом пронюхала и настояла, чтобы я участвовала в процессе и погостила у них на вилле. И вот уже пятые сутки, как меня взяла в плен блондосская прабабка.