- Ну вот, смотри, нос у тебя с мороза красный. Мозгов в башке с орешек. Колокольчики на шее. Наколдовал бы я тебе рога, и ты был бы совсем как тот олень из сказки!
- Хм-м… - только и протянул Наталь в ответ. Быть может, он вспоминал, что там за олень из сказки, а может, изобразить обиду пытался… неважно! Эйнеке поддался нетерпению:
- Давай вперед уже, мой праздничный скакун! - поторопил он. - А то мы так и к полуночи до лекаря не успеем! Нажрется он водки и до утра не добудимся! Я ж так сдохну от боли!
И снова Наталю не оставалось ничего, кроме как подчиниться. Он зашагал обратно через проулок, пока брат его размышлял о том, что даже если и не выиграет спор, то хотя бы всласть повеселится. И поиздевается.
========== Часть пятая: «Дух праздника» ==========
Все праздники для Наталя чем-то похожи. Во время них все идет наперекосяк, и всегда рядом Эйнеке, а еще к концу любого праздника душу Наталя разрывают два чувства: раздражение и радость. И этот Венец Зимы не был исключением. Без перерыва пробегав с братом на плечах, Наталь устал (да и до всей этой авантюры он был не шибко отдохнувшим), причем не столько телесно, сколько морально. Он не понимал, почему все всегда так сложно и почему нужно соблюдать условия глупого спора даже тогда, когда у них с братом явно возникают проблемы. Впрочем, Эйнеке хотя бы повеселел, и вроде бы Наталь того сам добивался, но…
Было кое-что в его веселье, что старшему явно не нравилось. Например, колокольчики. Их звон при каждом шаге сливался в ужасную мелодию. Этот звук не могли заглушить ни грохот сапог, ни пьяный гомон из каждого оконца. Все вокруг портило это настойчивое бренчание. Раньше Наталь воспринимал колокольцы как часть Венца Зимы, но теперь же они казались ему неким изощренным орудием пытки. На мгновение Наталь даже проникся сочувствием к оленям, которых в сказках вправду обвешивают этими звенелками.
Через десяток шагов Наталю вспомнились и слова брата по части рогов. Оленьих. Конечно же, оленьих! И вот с рогами на башке, братом на плечах и несмолкаемым звоном колокольчиков, они бы с Эйнеке шли к лекарю. Хороши наемники, ничего не скажешь! Только что убегали от стражи, а теперь, вместо того чтобы слиться с толпой, сделали себя еще более заметными!
Тем временем Хладберг все глубже погружался в праздничную кутерьму. На улице темнело, а песни гуляющих людей становились все громче и невнятней. Пели все. Едва ли не из каждого окна доносились голоса. Каждый, как мог, восхвалял свое божество, просил у него что-то или благодарил за уже данное, и все это сливалось в единый гул сотен голосов, объединенных общим мотивом. Никто не слышал соседа, никто никому не мешал, все просто радостно драли глотки. Передвигаться шагом люди тоже расхотели. Всюду была толкучка и беспорядочные танцы. Иногда они нарушались более или менее организованным хороводом, увлекающим в себя все больше людей. Меж взрослых то и дело мелькали дети, проскакивающие в праздничной давке, проскальзывающие меж чужих тел и несущиеся невесть куда.
Один из таких мелких бегунов врезался Наталю в брюхо. Полуэльф не упал лишь благодаря скоплению людей вокруг, а отлетевший от него мальчишка моментально вскочил и скрылся в толпе. Наталь смог пожелать ему только не быть затоптанным в этот Венец Зимы. Хоть сам Наталь общую давку преодолевал относительно легко, он волновался за брата и придерживал его за ноги. Из-за такой навязчивой заботы Наталь то и дело удостаивался болезненного подергивания за волосы или короткого удара пяткой по ребру. Впрочем, все это было мелочами. Эйнеке мог ворчать и недовольствовать сколько угодно, лишь бы не свалился и сознания не потерял. Наталь постоянно проверял, в порядке ли его брат: хоть Эйнеке и заметно развеселился, здоровья и сил у него вряд ли шибко прибавилось.
Из-за постоянных заглядываний вверх Наталь смог увидеть еще одно праздничное преображение Хладберга. На улице становилось все темнее, и в этой темноте появлялось все больше маленьких огоньков. Люди зажигали свечи и лампы, ставили их на окна и несли в руках. Там, где случайно гас один огонек, зажигались два новых, три, и так по нарастающей. Это приводило в восторг. И, пожалуй, Наталь мог бы назвать происходящее по-настоящему красивым. Это тоже радовало, помогало бороться с усталостью и шагать дальше сквозь людскую толпу. Он уже почти добрался до конца главной улицы, а затем свернул в сторону, чтобы в итоге оказаться у жилища лекаря.
Днем Наталь бывал здесь, но забытый кошелек несколько затруднил покупку лекарств. Пришлось возвращаться, и стараниями брата, а также празднующей толпы путь обратно к дому лекаря оказался куда дольше, чем рассчитывал полуэльф.
Наталь постучал в дверь, затем еще раз и еще. Он выждал положенное приличием время, но из дома не послышалось ни звука. Сверху от Эйнеке начали слышаться раздраженные смешки, и, чтобы не выслушивать очередную остроту брата, Наталь чуть поторопил события.
Он от всей души вломил по двери кулаком, и та со скрипом и легким треском открылась. То ли лекарь не запер ее как следует, то ли припер какой-то соломинкой, которая уже разлетелась. Чуть ли не присев на корточки, чтобы Эйнеке не влетел головой в дверной косяк, Наталь вошел в дом и только потом выпрямился. К счастью, в доме были достаточно высокие потолки, и Эйнеке приходилось лишь немного пригибаться, чтобы не биться о балки.
- Эй, лекарь, боги требуют, чтобы ты исполнил свой долг! Я больного тебе привел… принес! – как можно серьезнее сказал Наталь.
Он надеялся, что такие слова заставят мужика, дрыхнущего за столом, очнуться. Похоже, они с братом и впрямь сильно задержались… Худой лысый мужичок с редкой бородкой упрямо не подавал признаков жизни. Он продолжал бессовестно спать, опустив лицо в тарелку с расплескавшейся кашей. Рядом с ним лежала полупустая бутылка. Некоторая часть вонючего пойла растеклась по столу и полу. Наталь (со всеми его познаниями в выпивке) так и не смог по запаху определить, что это. Быть может, лекарь разбавил водку одним из своих снадобий и видел теперь те еще сны…
Немного поразмыслив, Наталь достал из кошеля пару монет и погремел ими у самого уха лекаря. Не увидев никакой реакции со стороны спящего, почувствовал, как внутри разгорается огненный ком. Именно он и заставил Наталя швырнуть в лекаря монетами.
- Вставай, козел старый! Работа для тебя есть! - крикнул Наталь, когда две железные монеты влетели пьяному лекарю в лысину. Надо сказать, что дейнцы любили все увесистое и крепкое, и их валюта не была исключением.
Получив двумя монетами по черепушке, мужик взревел от боли и страха, будто раненый медведь. Взвился из-за стола, ошалело водя осоловевшим взглядом вокруг. На лице лекаря, помимо засохшей каши, появилось тонкая алая струйка. Похоже, одна из монет рассекла ему кожу.
- Это тебе аванс, пьянчуга! - Наталь оскалился, довольный тем, что добился своего.
- Ах ты ж!.. Богомерзкий выродок! - задыхаясь не то от пьяного угара, не то от ярости, рявкнул разбуженный лекарь.
Наталь хмыкнул и полез за еще одной монетой, чтобы унять гнев мужика, но тот откуда-то из-под стола выудил грязный узкий нож и, слишком бодро вскочив, пошел на Наталя.
- О да, братец, этот лекарь сейчас нас от всего вылечит! - тогда же сверху донесся ехидный голос Эйнеке. Пяткой он ударил Наталя в бок, точно лошадь пришпорил! Зазвенели проклятые колокольцы…
К горлу подкатила злость. В глазах потемнело. Впрочем, всего на пару мгновений. Когда Наталь пришел в себя, ему уже было легко, просто и приятно. Он стоял у разбитого стола. Лекарь лежал в обломках столешницы, и ножа у него больше не было. Зато на морде вместо носа появилась лиловая картофелина да заплывший финик на месте левого глаза. Глядя на свой ободранный кулак, Наталь мог поручиться, что лекаря теперь ему не добудиться до следующей ночи.
- Скотина! - процедил сквозь зубы Наталь.
Гнев отступил. Голову посетило осознание. Наталь только что своей же рукой «сломал» цель их визита. Пнул лежащего лекаря и, услышав не то сопение, не то ворчание, порадовался, что хотя бы не убил того. Что ж, раз этот человек не в состоянии помочь его брату, Наталь сделает все сам. По крайней мере, сейчас ему это не казалось таким уж сложным. Вокруг было полным-полно разнообразных склянок и флаконов с мелкими бирками: в какой-то из них наверняка имелось подходящее снадобье! Стянув свой плащ с плеч, Наталь свернул его в подобие мешка, потом стал сваливать в него все склянки по очереди.
