Наталь успел опустошить целую полку прежде, чем услышал странно прерывистый голос Эйнеке:
- Я ценю твою запасливость, братец, но я уже взял то, что мне нужно! - молвил младший брат. - Возьми только те три пузыря на нижней полке, и оставь рядом с любезным лекарем плату! Думаю, еще трех монет ему хватит.
Обернувшись на голос брата, Наталь увидел, что тот смеется, вернее сказать, ржет через каждое слово.
- Не хочу, чтобы кто-то счел это за грабеж! У нас и так могут возникнуть некоторые… мм… трудности со стражей! - наконец отсмеявшись, закончил Эйнеке.
Наталь несколько секунд смотрел на брата. Перед его глазами промелькнул весь минувший день. В момент, когда полуэльф побежал бить лекаря, он, похоже, все-таки уронил Эйнеке с плеч. Тот вряд ли ушибся. Судя по тому, какой он был радостный, ему даже не больно. Просто… почти половина Венца Зимы прошла зря, потому что Наталь проиграл спор, да еще и по собственной глупости!
Не сдержавшись, он хлопнул себя ладонью по лбу и отчаянно-зло зарычал.
***
Ночь густой глубокой синью окутала Хладберг, однако спокойнее и тише не стало. Скорее наоборот, праздничная кутерьма разрослась и набрала силу. Как огромный спрут, Венец Зимы впустил свои щупы-лапы в каждый двор, дом, сердце. Люди высыпали на улицы. Шум, издаваемый пестрой толпой, оглушал и душил. Близость живых тел как пугала, так и будоражила Эйнеке. Одна часть его существа сжималась и содрогалась всякий раз, когда чуяла чужую близость, ловила случайные прикосновения, взгляды, улыбки. Там, где вырос Эйнеке, никогда не было такого многолюдья, и даже десятилетия, проведенные в оживленных человеческих городах, не привили ему привычки к подобным сборищам. Другую часть Эйнеке можно было описать одним-единственным словом: «охотник».
Даже будучи сам наполовину человеком, Эйнеке все равно инстинктивно чуял в людях добычу. Он улавливал пышущее тепло чужих тел, ощущал биение крови и магии (голод… голод возвращался!) в жилах, остро реагировал на звуки и запахи, издаваемые потенциальной «едой». И совершенно не мог сосредоточиться на празднике. К тому же разум… здравый смысл!.. О, у них всегда находились причины не делать этого!
Пир во время чумы - нельзя есть, пить и радоваться, когда кто-то там далеко страдает, когда в мире так много жестокости и несправедливости! Взять хотя бы семьи хладбергских лесорубов, обездоленные сатиром. Как можно веселиться, зная, что за стенами города десятка два семей оплакивают родных – убитых взбешенным лесным чудищем мужей, жен и детей? А еще жадность… Жадность тоже не давала покоя. Нечто внутри Эйнеке никак не хотело мириться с некоторыми очевидными и чрезвычайно неприятными фактами относительно почти любого празднества. Например, всякий праздник, в том числе и Венец Зимы, – это бессмысленные траты для одних и слишком легкий способ обогатиться для других. Эйнеке не хотел быть тем, на ком наживутся, да и вся эта праздничная чрезмерность и расточительность ему не нравилась – казалась иррациональной, отчасти бессмысленной.
А впрочем, неважно! Несмотря на шум и кутерьму вокруг, а также на все прочие обстоятельства, полуэльф испытывал некоторое удовлетворение от нынешнего Венца Зимы. Расстроенная рожа Наталя и сладкое осознание собственной победы (пускай маленькой и такой глупой, ведь получена она была в столь нелепом споре!) грели душу. Особенное удовольствие Эйнеке доставляло осознание того, что ему не пришлось даже прилагать усилий, чтобы выиграть – брат сделал все сам. Он просто поддался чувствам, впал в ярость и тем самым дал Эйнеке возможность. Пока Наталь увлеченно мордовал пьяного в дрова лекаря, Эйнеке (причем без угрозы ушибиться или хоть как-то пораниться!) соскользнул с широких братских плеч и даже успел немного пошарить на полках.
Запас лекарств на целую луну вперед, да еще и по вполне приятной цене. В качестве трофея три бутылки с настойкой. Одну из них Эйнеке методично опустошал, то и дело отхлебывая из горла и попутно думая о том, что делать, если лекарь поутру вспомнит-таки, кто его «обидел». Нехорошо выйдет, если он обратится к страже, да и та неловкая ситуация с драконом…
«В Пустоту это все! - Эйнеке сделал очередной глоток: горькая жидкость обожгла глотку. - Будем решать проблемы по мере их возникновения! Тем более этот городишко кое-чем обязан нам с братом, да и плату мы тому пьянице оставили. Все честно!».
Идти теперь приходилось на своих двоих. Лекарство только-только начало действовать, а вот выпитый поутру отвар звездолиста почти отпустил. Потому Эйнеке теперь считал настойку необходимым топливом для успешного возвращения домой. И трех бутылей вроде бы должно было хватить…
Заметив забитый до отказа кабак, Эйнеке остановился. Спонтанное желание. Очередная идея. Улыбка тронула губы. Тратиться по-прежнему не хотелось, да и людское сборище не привлекало, но… но… но…
«Этого не так уж много… - Эйнеке глянул на бутыль в своих руках. - Еще надо. Чтобы и сейчас, и на завтра осталось!» - рассудил его захмелевший разум.
Эйнеке сделал шаг в сторону приоткрытой двери, морально приготовился толкаться и пихаться в попытке протиснуться внутрь заведения.
- Эйнеке? - тогда же послышалось из-за спины.
Полуэльф обернулся. Наталь. Ну конечно же!
- Идем, Нат, выпьем водки! - позвал младший старшего, а после, подумав, великодушно добавил:
- Я заплачу!
Наталь было двинулся следом (колокольчики он с себя так и не снял, а потому те нелепо звенели в такт), но вдруг остановился, замялся. Буквально за мгновение лицо его успело несколько раз сменить выражение. Сначала была скорбная и потерянная мина, затем радостно-заинтересованная, как у услужливого пса, подозванного любимым хозяином, и снова скорбно-потерянная. Эйнеке нахмурился. Наталь же сказал каким-то уж слишком жалобным тоном:
- Давай лучше пойдем домой, братишка? Не в настроении я водку пить!
Эйнеке поджал губы. Нахмурился сильнее.
- Тем более у нас вон пойло лекаря есть! - кивком Наталь указал на полупустую бутыль в руках Эйнеке. - Нечего монеты тратить зря!
Эйнеке качнул головой: слышать со стороны брата отказ (тем более в таком благом деле, как спонтанная пьянка!) он не привык, но гневный рык сдержал. Младший близнец круто развернулся и зашагал прочь от кабака. Наталь, низко опустив голову и вперив взгляд в устланную снегом землю, поплелся следом.
Разрозненные злые мысли растекались в уме. Не осталось никакого удовольствия и торжествующей радости. Эйнеке то и дело метал косые взгляды на старшего брата. Его безрадостная физиономия… беспокоила! И мешала наслаждаться недавней победой. Желание пить погасло в Эйнеке само собой. Сделав последний глоток из бутыли, полуэльф скривился и сплюнул: настойка и впрямь больше не шла.
Тем временем густые темные тучи пожрали безупречную синь ночного неба, и снова сыпанул снег. Сначала мелкий, колючий и надоедливый, затем крупный, пушистый. Здоровенные хлопья кружились и медленно опадали на прохожих, дома и землю. Они стали путаться в волосах и ресницах. Тая, делали одежду сырой и холодной, а плащи тяжелыми. Разгулявшийся люд, впрочем, это не особо расстроило и уж тем более не остановило.
В снежной пелене замелькали яркие цветные огни: синие, алые, желтые и зеленые. Шипение, хлопки и раскатистый грохот предшествовали каждой новой вспышке. Большие пышные цветы пробивались сквозь белые снежные клубы, набухали и раскрывались огненные бутоны, а после разрывались по небу россыпями новых звезд.
- Дурость какая! - буркнул Эйнеке, глядя вверх. - Мало того, что эти «огоньки» сами по себе сплошное расточительство, так они их еще и в такую погоду пускают!
В ответ Эйнеке ожидал хоть какое-нибудь сопротивление со стороны Наталя: возражение, оправдание… в конце концов брату-то нравилась подобная чепуха! Однако…
- Угу, - вяло отозвался Наталь.
Тогда Эйнеке понял, что сдерживаться более не в состоянии. До дома оставалось всего ничего, но младший умышленно свернул с пути. Он оставил многолюдную улицу и свернул на улочку поменьше: тут голосистая толпа не помешала бы разговору. Наталь маневра Эйнеке явно не заметил. Бездумно следуя за братом, он вообще мало что замечал. Когда же Эйнеке остановился и вперил в него полный огня взор, старший брат лишь удивленно вскинул брови, после оглянулся. С некоторым запозданием осмысляя произошедшее, Наталь уставился на младшего.
