Елена открыла дверь палаты и вошла. Ни врача, ни медсестры в палате не было. Дочь, бледная и испуганная сидела на кровати.

— Сашенька! — Елена присела на стул рядом с кроватью. — Как ты себя чувствуешь?

— А? — дочка сжалась и отодвинулась. — Кто вы?

— Что значит «кто?» Твоя мама, — ошарашенно пробормотала Елена. — Да что с тобой, Саша?

— Саша? Какой еще Саша? Кто вы?

На глазах дочери выступили слезы.

— Что с тобой, доченька?! — Елена протянула было к ней руки, но, увидев, как дочь еще сильнее отпрянула, вскочила и выбежала за дверь.

***

Громкий хлопок закрывшейся двери чуть-чуть привел меня в чувство. Тут только что была женщина. Не врач. О чем я говорил с ней? Кажется, она сказала, что она моя мать. На щеках слезы. Со мной случилась истерика?

— Так, с этим нужно что-то решать и быстро, — донесся до меня голос Рей. — Предлагаю изобразить амнезию.

— Я — девочка, — пробормотал я. Кроме этой мысли все остальное в голове дольше чем на долю секунды не задерживалось.

— Ты меня вообще слушаешь? — Рей легонько хлопнула меня когтистой лапкой по носу.

— Что? — я перевел на нее взгляд.

— На все вопросы о себе отвечай, что ничего не помнишь. Тем более, что о прежней хозяйке тела ты действительно ничего не знаешь. И главное не ляпни, что ты не маленькая девочка, а тридцатилетний мужик в ее теле, иначе переведут в другую палату, но уже с мягкими стенами и направлением на лоботомию.

— Блин, да как же так?! — чуть не взвыл в полный голос я. — Ну ладно детское тело, но почему оно еще и женское?!

— С этим мы потом разберемся, а сейчас притуши-ка ты эмоции.

Спокойный голос драконессы и повторный шлепок лапкой по носу, на этот раз чуть более увесистый, вернули мне ясность мыслей. Я глубоко вздохнул и попытался привычным усилием отстраниться от эмоций.

— Мистресс, — Ми дернула ушком в сторону двери — сюда идут.

Дверь открылась и в палату зашли уже знакомый мне врач и женщина, назвавшаяся моей матерью.

***

«Ну надо же как все неудачно», — думал Синицын, шагая по коридору вслед за матерью проблемной пациентки. «И ведь ничто не предвещало. Хоть случай и редкий, но и описания и рекомендации существуют, да и методики лечения давно отработаны. Только не все об этом, как оказывается, знают. Ну что стоило этому молодому нормально описание диагноза посмотреть и подобрать другую наркозную смесь. В итоге, после удачной операции пациентка вместо того, чтоб через пару дней реабилитации получить свои рекомендации и освободить палату, начинает умирать прямо на операционном столе. Да, реанимационная бригада сработала на отлично, но привести ребенка в сознание так и не удалось. А папаша еще и скандал устроил, журналистов грозился привлечь. Пришлось оставить девочку в палате интенсивной терапии, а их всего три на всю больницу. Да и пустить туда родственников дежурить нельзя. И возразить нечего — действительно врачебная ошибка, за которую по головке не погладят. К счастью, вчера вечером девочка очнулась. А сегодня мамаша орет на все отделение, что с ребенком что-то не так».

Девочка сидела на кровати сжавшись в комочек и глядела на них огромными глазами. На щеках блестели мокрые дорожки.

Синицын нахмурился: «Странно, вроде вчера все было нормально. Хотя... Может стоило поговорить с ребенком, но после устроенного папашей скандала... да и вела она себя вполне адекватно, а сейчас чуть не трясется от страха. И ведь не только на меня, но и на мать смотрит с испугом». В голове у него мелькнуло нехорошее подозрение.

— Она говорит, что не знает меня и не знает, как ее зовут! — запричитала женщина.

Подозрение стало оформляться в уверенность.

— Выйдете. Я ее осмотрю.

— Я никуда не пойду, пока вы не объясните, что с моей дочерью!

— Вы ее пугаете. Подождите за дверью, пока я осмотрю вашу дочь, — с нажимом сказал Синицын.

Дождавшись, когда нервная мамаша выйдет, он сел на стул.

— Не нужно бояться. Ты в больнице, а я врач и мне нужно тебя осмотреть. А потом мы поговорим, хорошо?

Девочка кивнула и немного расслабилась.

— Ну вот и ладно. Тогда ляг ровно.

Дождавшись, когда ребенок устроится на кровати, Синицын быстро осмотрел швы на животе, проверил пульс, попутно отмечая реакцию на свет и звуки. Если не учитывать последствий недавнего испуга, все было в норме.

— Скажи, ты знаешь, почему сюда попала?

— Я не помню, — помотала головой девочка

— А что помнишь?

— Помню, как проснулась. Сильно кружилась голова и думать было трудно. Потом уснула, а потом проснулась снова. И вы с какой-то женщиной, наверное, медсестрой, меня так же осматривали. А потом поняла, что не знаю, как меня зовут, и испугалась. И тут пришла та женщина, — девочка кивнула на закрытую дверь, — и стала звать меня Сашей, и сказала, что она моя мама. А потом закричала и убежала.

— Ну что же. Тебя действительно зовут Саша, а эта женщина правда твоя мама. Зовут ее Лена. Не помнишь?

— Нет, — девочка отрицательно помотала головой, потом внимательно посмотрела ему в глаза и спросила: — А почему я этого не помню?

Синицын задумался. Вопрос был неожиданным, и «не знаю» сказать было нельзя. Но как объяснить одиннадцатилетнему ребенку, что у него скорее всего амнезия, вызванная реакцией на неправильно подобранную наркозную смесь, чтоб не возникло лишних вопросов ни у ребенка, ни у родителей?

— Тебе сделали операцию. Но лекарство, которое тебе дали, чтоб не было больно, подействовало слишком сильно. Такое случается очень редко, и заранее узнать об этом нельзя. Из-за этого ты проспала очень долго и могла что-то забыть. Не волнуйся, это не навсегда и через какое-то время ты все вспомнишь.

— Это как в кино, про потерю памяти? А если не вспомню? Ведь я даже не помню, как меня зовут, — вопросы зазвучали бодрее. Кажется, ребенок успокаивался.

— Но ведь как разговаривать, что такое больница, кино, операция и лекарство ты помнишь.

— Помню.

— Ну вот. Значит забыла ты не все, а остальное потом постепенно вспомнишь.

Синицын встал с кровати и вышел за дверь.

***

Елена подошла к врачу, закрывшему дверь в палату.

— Ну что с ней?

— Пока могу сказать, что у вашей дочери, скорее всего, частичная потеря памяти, вызванная реакцией организма на наркоз. К сожалению, предугадать подобное невозможно. Мы проведем дополнительное обследование, но думаю — это единственная проблема.

Эти слова, сказанные спокойным, почти безразличным тоном вызвали у Елены ярость.

— То есть то, что ребенок забыл свое имя и испугался собственную мать — это просто проблема?! — зашипела она.

— Судя по тому, что она внятно отвечает на вопросы и ведет себя вполне адекватно, амнезия лишь частичная и, скорее всего, временная. Даже если что-то и забылось окончательно, то это возможно вам на руку.

— Я прихожу в палату и вижу ребенка трясущимся от страха. Это по-вашему адекватное поведение!? И как потеря памяти может быть на руку?

Врач был по-прежнему спокоен.

— Девочка проснулась и поняла, что не знает где находится и не помнит собственного имени. Да даже у взрослого будет шок в такой ситуации. А вы еще и кричать в палате начали, когда она сказала, что вас не помнит. Тем самым напугали ее еще больше. Что же насчет пользы... Она знала почему ложится на операцию? Могла хотя бы мельком услышать о диагнозе?

— Вряд ли, а что? — слова врача чуть остудили гнев.

— Подумайте, ведь если бы она даже мельком слышала и запомнила свой диагноз, то найти нужную информацию в Интернете несложно. Представьте шок девочки, когда она узнает кто она на самом деле. А так она будет жить как обычный ребенок. Если вопросы появятся, то расскажете ей, что в детстве из-за болезни ей удалили яичники. Это объяснит все странности, начиная от необходимости пить гормональные препараты и заканчивая неспособностью иметь детей. С учетом же ее возраста, любые утраченные знания и навыки восстановить будет очень легко.