— Понимаю, — протянул Глеб. — Сорвало тебя нехило. Что там у тебя теперь с зачетом? Анюта может и вызвериться.

— Пойду к Режинцевой, пусть прикроет. Она меня любит.

— Что это было-то, вообще, на зачете?

— Сам же сказал, сорвало, — натужно улыбнулся Фил. — Достал напряг этот, захотелось всех послать.

— Нашел, кого послать — Анюту, Железную Анну. Смелый ты, Гром. Тебе тем более нужно расслабиться, — Глеб кивнул в сторону девчонок и задумчиво добавил, — и я, кстати, сегодня холостой.

— Я пас. У меня сегодня для расслабона старая добрая текила.

Он действительно умудрился в короткое время залиться до бровей. Музыка стучала в затылок, неоновый «космический» свет, мечущийся по пьяным лицам, раздражал. Появилась Черникова, села к нему на колени, задумчиво провела по губам Фила острым ноготком. Он дернул головой, Оля усмехнулась. Потом полезла рукой под ремень, шепнула:

— Какой напряженный. Расстроился?

— О чем ты?

— Да ты знаешь, Громов. Так и не получилось вдуть преподше? Или успел?

— Выражения выбирай.

— Зачем? — непритворно удивилась Оля. — Говорю, как есть. Тебя кинули ради старого, богатого хера. Это не в первый раз, да? А тебя заводят только телки Каде? Он мне тоже предлагал, если что.

— Не бреши, — сказал Фил, посмотрев Оле в глаза. — Таких, как ты, он не тр*хает, брезгует.

Черникова тряхнула волосами, улыбнулась уголком ярко-накрашенного рта:

— Ты тоже козел, Фил, но ты мне почему-то нравишься. Вот ничего не могу с собой поделать. Пойдем со мной. Тут на втором уровне служебный туалет, никто нас не увидит, у меня ключ есть.

— Даже боюсь спросить, откуда он у тебя.

— Я вообще-то здесь иногда подрабатываю, — поджав губы, сказала Черникова.

— Даже боюсь спросить, кем.

— Урод ты, Громов. Я помогаю сисадмину.

— Ты умная девка, Черникова. Зачем тебе все это?

— Ты умный парень, Громов. На фига полбутылки уже высосал? Так все прям хорошо у тебя?

Филипп прогнал ее с колен, не говоря ни слова, просто спихнул. Она куда-то исчезла. Через некоторое время ему захотелось в туалет, и Фил побрел по коридору, чувствуя, как подступает к горлу тошнота. Он давно так не заливался и, вообще, терпеть не мог пьяные вечеринки, после которых народ разбредался по блокам парочками. Когда его начинали приглашать и донимать, он отшучивался, что не пьет, потому что бережет свой главный рабочий орган. И, выдержав паузу, объяснял: мозг. Куча народу лезла ему в друзья, а девчонок — в постель. Громов и выпросил блок в аппендиксе, потому что там его никто не доставал. И тогда у него была Лала. А сейчас…

Живот скрутило спазмом, потом, слава богу, отпустило, потому что он случайно забрел в тот самый служебный сортир, о чем гласила табличка на двери. Это был уни-туалет. У окна курила Черникова, Фил попятился, но она сказала:

— Заходи, не стесняйся.

Фил пошел к одной из двух кабинок, в последнюю секунду услышал, что там кто-то возиться, но машинально потянул на себя дверь и шарахнулся:

— Черт! — успев, однако, многое рассмотреть.

В кабинке занимались любовью. Нет, не так — в кабинке, учитывая место и процесс, тр*хались. На унитазе, закрытом крышкой, откинувшись назад, сидел Глеб. Перед ним стояла на коленях Савельева. Глеб, постанывая, толкал ее пятерней во взъерошенный затылок. Каравайцев открыл глаза, пьяно и тускло взглянул на Фила и сказал, задыхаясь:

— Пошел, пошел отсюда, Гром. Не сейчас, окей?

— Черт бы вас! — выругался Фил. — Нашли место!

Фил и сам рад был бы убраться. Ему стало хуже, и он склонился над унитазом в другой кабинке. Вывернуть не вывернуло, зато он хорошо расслышал апофеоз Каравайцева. Потом Глеб и Вика, кажется, поменялись ролями.

Громову было уже все равно, что творилось в двух метрах от него. Он подошел к раковине, пил воду прямо из-под крана, подставлял голову под ледяную струю. Медленно, но становилось легче.

Фил увидел в отражении рядом со своим припухшим лицом, как из кабинки вышли Глеб и Вика. Каравайцев пошатывался. Савельева кинула ему:

— Будешь много болтать, расскажу Юльке.

Глеб пьяно кивнул, подняв руку: понял, не дурак. Каравайцев вышел. Фил хотел пойти за ним, но тошнота накатила снова.

— Ты тоже помалкивай, Гром, — предупредила Вика. — Знаю я вас, любителей халявы. Вас много, а я одна.

Фил покачал головой, усмехнувшись. Савельева одернула юбку, встала рядом с Филом, распустила волосы и деловито перевязала их заново резинкой. Из сумочки, которую она поставила на раковину, комом торчали смятые колготки.

— Что смотришь? — сказала Вика, поправляя салфеткой размазавшуюся вокруг рта темную помаду и подкрашивая губы. — Тоже хочешь?

— Ему предлагали, он не захотел, — сипло рассмеялась Оля у окна.

— Точно? — спросила Савельева. — Оля, это что, твой клиент?

— Да пошли вы, — хрипло сказал Фил через плечо. — Вы хоть бы деньги брали, что ли. Неужто ради спортивного интереса?

— Ага, лекцию нам прочитай о нравственности и девичьей скромности. А ты вообще мужик? Или встало-упало? Или скрытый гей? Гром, а я лучше умею, чем Оля, не прогадай. Кстати, о взаимной выгоде. Мне курсовик нужно писать. Договоримся?

— Слушай, иди отсюда, а?

— Ладно, я не трепло. Никому не скажу, что ты импотент.

Оля с явным удовольствием наблюдала за перебранкой.

— Я пошла, — бросила Вика, осматривая себя в зеркале. — Черникова, ты с ним?

— Ну пожалуйста, — почти взмолился Фил, — свалите обе. Не видите, мне нехорошо?!

Черникова показала подруге глазами: иди. Вика фыркнула и вышла. Оля осталась. Фил стоял над раковиной, бросая в лицо холодную воду. Тошнота отпустила, зато стало рябить в глазах, накатила сонливость.

— Герр Хер хороший тр*хальщик, говорят, — сказала Оля, раскуривая новую сигарету. — Был свободный мужик. Никто и не думал, что его окольцуют. Да, Гром? Приехала какая-то… столичная с*чка и…

— Заткнись, — процедил Фил сквозь зубы.

— Представляешь, что будет, если он узнает, что ты его бабу того? Или ты ее до сих пор…?

— Ты херню болтаешь, Черникова. Даже не представляешь, насколько это херня, — устало бросил Громов.

— Ну раз херня, — сказала Оля, — значит, ты свободный парень?

— Вали, — попросил Фил. — У тебя там мозоль уже, между ног, а тебе все мало.

— А ты, кажется, завелся, Громов. Интересно стало, что у меня между ног? Спорим, твоя преподша сейчас с Герром Хером. Ой, не смотри так, ты и вправду думаешь, они только целуются?

Фил рванул в кабинку. Его, наконец, вывернуло. В голове стало тихо, пусто и… смешно. И вправду, чего он так распереживался? Все женщины продаются и покупаются, главное, предложить цену. Громов вышел из туалета, хлопнув дверью. Взбодрившись, он продолжил заливаться в темном углу, куда переместились «выжившие» из компании Глеба. Потом они остались там вдвоем с Черниковой. Оля наливала ему текилу, сыпала соль на пальцы, подавала лимон, кормила перчеными креветками. Он устал ее гнать, а она терпела его брезгливое равнодушие. Но потом победно улыбнулась и полезла под стол, опустилась перед ним на колени, потянулась к ширинке, глядя из-под стола потемневшим взглядом. А дальше… провал.

Он как-то добрался домой. В памяти даже всплыло, как он раздевался, путаясь в брючинах. И что же? Фил снова застонал, подставив лицо под воду. Не может быть, чтобы он… с Олей… с этой шлюшкой!

Аня

… Аня как-то добралась до столовой. Нужно было поесть. Она и так похудела в последнее время. Недоедание давало слабость, а ей нужно быть сильной. Она не помнила, как стояла в очереди и вдруг с удивлением обнаружила, что уже сидит за столом и выбирает ложкой лук из супа. В последний раз Аня делала так, когда училась в школе. Мама ее никогда за это не ругала, а вот отец ругал и в конце концов лук есть приучил.

Каде, к счастью или несчастью, уехал в Москву. Аня ковыряла ложкой гущу. Подняла глаза. Напротив в двух столиках от нее сидел Фил. Смотрел с болью. Опять. Зачем он так? Издевается? Аня посмотрела ему в глаза. Он моргнул, вглядываясь в ее лицо, выражение его глаз начало меняться. Тревога? Страх? Виноватым совсем себя не чувствует? Аня мысленно улыбнулась. А что ему переживать? Он молодой парень, не связанный обязательствами. Аня его прогнала. Что имеем, не храним… Вон стоит его подружка, яркая симпатичная Оля, доступная и, судя по всему, очень опытная и умелая в определенных вопросах.