— Я не помню никаких жутких событий со времён последнего нашествия Бармаглота…

— Потому что он стирает память всем жителям! Есть хранилище часов, которые отмеряют жизни обитателей Подземья, и хранилище памяти, где все события, что мы помним, хранятся на цепи воспоминаний. Каждый раз, как хроносфера ломается, Время запускает историю заново, переписывая Оракулум. Первые несколько раз это работало прекрасно, жители не помнили, что проживали то же самое дважды, трижды… Но в основе Замка Бесконечности один-единственный день, который проходил для нас под разными именами, наполняя нашу жизнь событиями в соответствии с Оракулумом. Он помнит, сколько раз принимал одни и те же обличья, и он не мог повторять себя в точности раз за разом, поскольку принадлежит иному временному потоку, как и я. Другое Время, оно существует, а наше Время — вовсе не единственное мерило Вечности!

Мирана слушала молча, но непонимание и страх в её огромных глазах читались всё явственнее.

— Люди тоже это чувствуют. Они стали медленно сходить с ума. На тридцатый раз они стали кидаться друг в друга едой и питьём, считая, что это нормально. На сотый научились превращать камни в бабочек и танцевать на голове. На двухсотый стали разговаривать с животными, а те на двести пятидесятый стали говорить в ответ. Всё это не было нормальным, я видел это, глядя на истинный ход времени со стороны. Я не могу принять власть в королевстве, которое страдает от безумия, потому что я люблю вас. Всех вас люблю! — Чарльз вгляделся в лицо Мираны, но оно было белее снега, лишь тёмные глаза расширились на пол-лица.

— Ты говоришь, что всех нас любишь, но в то же время считаешь, что звери и цветы должны оставаться неразумными. Мы все так любим Нивенса МакТвиспа, и Мальямкин, и Теккери Ирвикетта, а ты пытаешься заставить нас жить… по законам того мира, который нашёл в каких-то никому не нужных дебрях. Чарльз, — Мирана прильнула к молодому человеку, проводя пальцами по его щекам и подбородку, — нам не нужно то, что лежит за гранью безумного. Всё, что мы любим, здесь, не хватает лишь Непреложного Короля. Мы живём в золотом веке, который не хотим менять.

— Потому что он отнял у вас это желание. Отнял бы и у меня, да я не позволил. Из золота ли клетка, из серебра ли, мне всё равно. Мы в плену и в опасности, пока сами не управляем своей судьбой. Я как король не имею права закрывать глаза на самую насущную из проблем Подземья. Не надо мне инаугураций, не надо династических браков. Время обратит и это в ловушку для всех.

— Но королевские часы всегда на особом счету! Кингсли — Непреложный род!

— Именно поэтому я всё ещё жив. Но на большую милость я не смог бы рассчитывать, даже если бы валялся перед ним на коленях. Я должен бороться. На мне ответственность за весь мир.

— А что делать мне? — губы Мираны задрожали. — Королеве без короля можно править, но наследники могут не удержать власть в руках. Безвластие опасно.

— Ты всегда можешь найти ответ в Оракулуме, если тебя будет что-то беспокоить. А если решишься взять на себя ответственность, пойди и скажи Ирацибете, кто рассыпал крошки под кроватью в День-Падень.

Мирана вздрогнула и отстранилась. Чарльз медленно взял из вазочки печенье и раскрошил его на пол между собой и Мираной.

— Ты сумасшедший, — еле слышно проговорила она.

— Я единственный, кто сохранил рассудок в этой стране. Но если это означает быть отвергнутым всеми, я приму эту ношу в знак моей любви к вам, — Чарльз развернулся и вышел. Мирана села на стул, невидящим взглядом уставившись на крошки от печенья.

***

— Прикажете седлать коней, ваше высочество? — спросил Валет Червей, преданнейший из слуг принца Кингсли.

— Только моего. Я еду один.

— Сэр, — Илосович Стейн опустился на одно колено, — я за вас в огонь и в воду. Вы это знаете. Что бы вы ни задумали, я вас не покину. Позвольте мне вместе с вами разделить тяготы вашего… добровольного изгнания.

— Я ценю твою верность, Илосович. Но ты нужен мне здесь. Время вряд ли пожелает расторгнуть древнейший из договоров с жителями Подземья. По нему все приказы членов Непреложного рода действительны, даже если хроносфера была перезапущена. Флюиды Времени могут уничтожить твоё тело, но ему будет выгоднее оставить тебя, стерев память и изменив сущность. В Надземье ты превратишься в кусок бумаги. Я приказываю тебе остаться в этом мире и быть рядом с Ирацибетой. Её воля может выдержать натиск Времени. Что бы она ни делала, поддерживай её, береги её жизнь и здоровье. У неё единственной в этом мире голова на плечах.

Чарльз вскочил в седло, и конь, заржав, помчался прочь. Проехав через ворота, Чарльз взмахнул рукой, и белые розы, что расцвели в знак радушия и любви к жителям королевства, превратились в красные. Стейн неотрывно смотрел вслед своему господину. В умных и верных глазах Валета читалась грусть.

***

Любой конь ускачет от королевы или короля, но не любые король или королева ускачут от коня. Закон шахмат был прост. Обезумевший конь гнался за хозяином, который судорожно искал норы. Шахматное войско гналось следом. Король Олерон был в гневе.

Вновь Время писал Оракулум так, чтобы естественный ход событий заставлял Чарльза мучиться. Вновь в спину ему сыпались проклятья и угрозы. Время потрудился спрятать норы. Оставалось бежать и сражаться.

Позволив коню перепрыгнуть через себя, Чарльз выпустил из земли огромный розовый шип и распорол коню брюхо. Оставались шахматные, каменные. Впереди были заросли терновника.

Немного королевской крови — и шипы скрылись за толщей бутонов. Но бег по верхушкам кустов не был простой задачей. Скоро рана зажила, обувь пришла в негодность, а враги настигали. Зубами дотянулись до плеча, полоснули по спине. От боли в глазах померкло, но кровь из раны помогла превратить ещё часть кустов в розовые. Вперёд, вперёд, пока не кончатся заросли, а там — пропасть и одиноко растущее дерево на отвесном склоне. У его корней нора.

Прежде, чем Чарльз упал, его ранили дважды в кустах и дважды в падении. Громкое ржание эхом отдавалось по всей норе, пока он летел сначала вниз, а потом вверх.

***

— Чарльз, вот вы где! Я уже потеряла надежду вас увидеть!

Услышав нежный голосок Хелен, Чарльз судорожно замахал руками и перекрыл нору зарослями роз. Не хватало, чтобы от погони пострадала она.

— Все только что выехали без вас. Лорд Эскотт беспокоился. Мы ещё можем нагнать их, погода идеальна для конной прогулки…

— Нет-нет, прошу, Хелен, не надо коней. Останемся здесь, — Чарльз, тяжело дыша, лёг на траву, скрывая раны. Свежий ветерок, пение птиц, тишь да гладь. И Хелен. Будто он проснулся от кошмара.

— Вы выглядите измученным, — девушка опустилась рядом. — Я могу вам чем-то помочь?

— Вы уже помогли. Вы дождались меня. Не поехали с остальными.

— Маман будет не в восторге, — Хелен замялась. — Но… я не боюсь.

Она склонилась над Чарльзом и хотела было обнять его, но тот отстранил её руку от кровоточащей спины. Понимая, что Хелен сейчас подумает, будто он отвергает её, он на секунду замялся, но тотчас нашёл выход, сотворив алую розу и вручив её девушке.

— Как она прекрасна! — Хелен поднесла розу к очаровательному носику и прикрыла глаза, наслаждаясь ароматом. — Вы волшебник, Чарльз, признайтесь! Каждый раз так ловко вручаете цветы… Знаете, — она легла рядом с ним на траву, — рядом с вами весь мир кажется мне таким… необычным… полным чудес…

— Знайте, Хелен, — тихо произнёс Чарльз, — что я бы отказался от всех чудес на свете ради вас. Вы — главное чудо в моей жизни.

Она провела розовым бутоном по его лицу, а потом притянулась и поцеловала его в губы.

========== Цилиндр и корона ==========

Похороны короля цветов были как никогда тихими и скромными. Букеты, возложенные к могиле, тотчас увядали в знак скорби. Новые не расцветали, ибо наследника не было.

— Что же теперь будет? — вздыхали придворные фрукты и овощи. — Без нового короля в Подземье не будут рождаться дети. Капуста чахнет с каждым днём.