Мария лежала в одиночной вип-палате. Хоть в этом повезло. На мой приход никак не среагировала. Как лежала лицом к стене так и продолжала лежать.

Я кашлянул.

– Не хочу уколов. Уходите, – буркнула девочка. – Ничего не хочу.

– Здравствуй, Мария, меня зовут Александр, я пришел не за этим. Хочу только спросить.

Услышав чужой мужской голос, Реутова замерла на мгновение, затем стала медленно поворачиваться.

Я улыбнулся как можно более приветливо, но лучше б, честное слово, сделал грозное лицо. Девчонка выпучила заплывшие глаза и закричала.

– Уходи! Не приближайся! Уходи! Уходи! Уходи! Прочь! Мама!!!

Опешив от столь бурной реакции, я попятился, вывалился за дверь прямо под ноги спешившей к пациентке медсестре.

– Вот, ну просила же! – накинулась она на меня – Приведите женщину! Неужели сложно?! Разве у вас в ментовке женщины повывелись?!

– Наличествуют, – осторожно ответил я.

– Вот и пригласите. Сколько можно говорить, плохо Мария на мужчин реагирует. Вчера отчим с братом приходили, орала, как резаная. Сегодня вы – та же реакция. Опять придется успокоительное вкалывать, а она, итак, на серьезных препаратах.

Медсестра забежала в палату, подарила мне еще один гневный взгляд и закрыла перед носом дверь. Поговорили, ядрена вошь! Хотя кое-что я все-таки выяснил: отделала Реутову точно не Дашка, а некто мужского пола. И у меня даже есть кандидаты на эту роль.

Надо бы пообщаться с господами Реутовыми, и старшим, и младшим.

Пока шел к стоянке, все думал, как бы добраться до родственников Марии, на кого нажать, кому подмаслить, чтобы устроили встречу. Мысли были, но ушли, стоило зазвонить телефону. Вместо них, появилось предчувствие. Плохое.

– Волков.

– Утро, Александр, – поздоровался Тарасов. – Тут дело такое, езжай-ка ты в отдел.

– Не понял. Я вроде на отгулах?

– Да, помню я, Саш. Езжай. Там и поговорим. Долго не задержу.

Придется ехать, делать нечего. Чую, ничего хорошего там меня не ждет.

Так и получилось. Стоило открыть дверь и войти в вестибюль, как все присутствующие разом замолчали, принялись на меня коситься.

Поздоровался с дежурными, пошел дальше.

Чем дальше шел, тем больше косились, некоторые просто поедали взглядами, другие кололи любопытством и резко отводили глаза. Заговорить не решился никто, только кивали в знак приветствия и то, не все. Сделал грозное лицо.

Майор нашелся в своем кабинете, в одиночестве. Сунувшуюся было девочку-сержанта, выполнявшую работу секретаря, Тарасов быстро выпроводил. Велел никого без спроса не пускать.

Похоже, плохо дело.

– Сядь, – велел он.

– Постою. Лучше расскажите, что за сыр-бор? На меня смотрят так, будто я умер и вдруг появился на собственных похоронах.

– Сядь, – нажал голосом майор. – Разговор малоприятный.

Выполнил приказ, хотя не особо и хотелось.

– В общем, Саша, дело такое. – Тарасов избегал смотреть мне в глаза. – Ты уволен. Позавчерашним числом. Рапорт уже подписан.

Едрена вошь!

После предупреждения подполковника, я предполагал, что так оно и будет. Но не думал, что провернут это дельце так быстро. Рассчитывал на неделю-другую.

– Почему позавчерашним?

– А как ты хотел?! – вскинулся Тарасов. – Сегодняшним. Чтобы по порочащему? Чтобы с лишением всех привилегий? Скажи спасибо, выгородили тебя. Иначе, вместо того, чтобы работу искать, таскался бы по инстанциям.

– Уж спасибо, товарищ майор! – вызверился я. – Век не забуду.

Тарасов покраснел, запыхтел паровозом, но сдержался. Обтер лоб платком и, наконец, посмотрел на меня.

– Ладно, Саша, чай не чужие. Ты уж прости, не смог защитить. Не по зубам оказалось.

– Понимаю. И вы зла не держите, что вышло, то вышло.

Да уж! Если Скворцов лапки поджал, что говорить о Тарасове. Не по зубам вышла рыба. Не по зубам.

– Ты это, в кадры зайди, подпиши что надо. Да и Клара Борисовна расстаралась, не обижай старушку. И на ребят не обижайся. Они ж ничего не знаю, гадают всем отделом. А подойти, спросить никак. Сам понимаешь.

– Понимаю, – выдохнул я.

– И это, удачи с Дарьей. Уверен, все обойдется.

Я пожал плечами.

– До свидания, тогда.

– Прощай, Александр, – майор поставил точки над i.

Подписав бумаги, отведав вкусного прощального торта, я поторопился восвояси. Время пролетело незаметно, и у Дашки скоро должны были закончиться уроки. Едва сел в машину, позвонила дочь.

– Пап, папочка, меня забрали! Задержали прямо в школе! – испуганно кричала она. – Разрешили позвонить тебе! Мне страшно! Забери меня отсюда!

Чуть не выронил трубку.

– Так, успокойся. Дыши носом, Дашка. Ни с кем не разговаривай, ничего не подписывай. Они нарушили уйму правил, и заплатят за это. Я скоро. Жди.

Первым делом постарался взять себя в руки, выходило не особо. Затем позвонил Кохаренко, тот был удивлен не меньше меня. Сказал, что узнает по своим каналам, куда доставили Дарью, и велел ждать.

Пока ждал, едва не сломал руль. Чуть не врезался головой в крышу, когда он перезвонил.

– Значит, так, она в третьем, – без предисловий начал Кохаренко. – Дело передано другому инспектору. Новикову. Меня отстранили, поэтому и не в курсе. Поезжай туда, буду там. Без меня не шуми, вместе что-нибудь да придумай.

– Хорошо, буду через пятнадцать минут.

– Через полчаса. Не гони, Шумахер. Ясно?

– Ясно, – рыкнул в ответ и отключился.

Был на месте через десять. Ждал у входа, считая секунды. Наконец, подъехал Кохаренко.

– Ты, главное, рот пока не открывай. Говорю я, – велел он.

Пообещал и честно старался. Первые полчаса. Потом в красках представлял, как сворачиваю тоненькую шейку придурку дежурному.

Когда Кохаренко удалось добиться того, чего он хотел, оказалось, Дарью уже перевезли в центр временного содержания.

Твою мать! Какие быстрые, сволочи.

Поехали туда. Опять ждали, вдвоем обрывали телефоны. Наконец, инспектору удалось заполучить разрешение на посещение. Меня пустили к дочери.

Дарья держалась хорошо. После истерики по телефону я ожидал слезы, крики и прочее. Но нет, она разговаривала спокойно и даже улыбалась.

– Пап, я верю, ты меня вытащишь, – в конце, когда ее уводили, сказала дочь. – Слышишь, верю.

– Слышу, родная, – пробормотал в ответ, понимая, что пойду на все, продам душу хоть дьяволу хоть волшебнику, но вытащу Дашку.

Слышишь, волшебник Максим Юрьев, я к тебе иду.

Мне не хотелось возвращать человеческий облик, волчица не нагулялась, она желала быстрого бега, охоты, крови. Особенно крови. На зубах все еще был вкус Сережи, я чуяла его запах.

Поднялась на лапы – едва держали, я шаталась, будто пьяная. Ну ничего, справлюсь. Давай, Паулина, сделай шаг. И еще один, и еще.

За кухней в подсобных помещениях находилась моя коморка, в ней душ, узкая койка, сумка с одеждой и малюсенький холодильник. Хватит и волчице, и человеку. Домой сегодня я все равно не пойду. Не дойду.

Толкнула мордой дверь, та поддалась с первого раза. Внутри было темно, пахло затхлостью, значит, никто здесь не появлялся с моего прошлого раза. И правильно, в логово оборотницы входить не разрешено никому, только Хозяину. Ему я не могла запретить, как бы не хотела.

Холодильник стоял в углу, для человеческого уха работал почти бесшумно, для волчьего вопил, как дизельный двигатель. Пошла на шум, лапой ударила по задвижке, специально выбирала такой, чтобы открывать морозильник в волчьем обличие. Вытащила кусок. Мясо было старое и мерзлое, как бы клыки не сломать. Волчица алчно облизнулась, намекая на еще теплое тело Сережи, лишь чудом удалось удержать ее в коморке.

Ешь глупая, что дают, иначе боком выйдет нам обеим.

Волчица обиженно взвыла, но все-таки приступила к трапезе. Я же полностью растворилась в своей звериной сути. Зверю чужды переживания, не нужны размышления, ему не надо переступать себя, чтобы выполнить приказ Хозяина.