Запомни, дура, и повторяй каждый раз, когда захочешь сделать что-нибудь безумное. Он работает на Юрьева, ты работаешь на Юрьева. Но он уйдет, когда родит Ольга, а ты останешься, навечно прикованная цепями к колдуну. И без того слабая, зависимая.

Хотя, если хочешь, чтобы душа вдребезги, чтобы бешеной волчицей навсегда. В тесную клетку. Чтобы Юрьева порадовать, ведь он давно грозится превратить тебя в животное, от которого только кровь и нужна. Если хочешь, вперед. Только потом не реви, не жалуйся. Никто не поможет.

Ошибалась мама, и прабабушка тоже, и жрица, была ли она или привиделась, любовь – это вовсе не оружие. Это слабость. Моя слабость. В которую Юрьев не преминет ткнуть побольнее, надавить, сломать.

А теперь спи, идиотка. Смотри свои эротические сны и не жалуйся.

Мысленно обругав себя на все корки, скинула мокрое полотенце и залезла в кровать. Укрылась с головой в одеяло, закрыла глаза. Еще долгое время перед внутренним взором стояло лицо Волкова, больное, разочарованное и одновременно непонимающее, а потом я уснула. И как хорошо, что тот, кто отвешивал людям сны, обо мне сегодня забыл.

Утром моя дурная выходка перестала быть такой яркой, как вчера. Встретив Волкова на кухне, я сделала вид, что страдаю амнезией, он и вовсе на меня не смотрел. Болтал с Ольгой на отстраненные темы и поедал очередные блины.

Она откормить его хочет, что ли? Чтобы в дверь не влез, застрял, и с ним можно было делать все, что хочешь?

Заманчивая идея.

Тьфу, успокойся дурная!

После завтрака, который традиционно проходил у нас в обед, позвонил Юрьев. Я прямо-таки видела, как он держит трубку древнего телефона двумя пальцами, морщится, прикладывая ее к уху, злится, ожидая, пока я возьму свой.

– Сегодня придет повитуха. Ожидайте. – Не утруждая себя приветствием, сказал он и, не прощаясь, повесил трубку.

Очень информативно.

Предупредила Ольгу, сама уселась напротив телевизора. Делать-то все равно нечего.

Через пять минут раздался очередной звонок. Дежурный из первого круга сообщил, что пришла госпожа Ясина, присланная Юрьевым повитуха.

Что ж, пришла так пришла, пусть запускают.

Госпожа Ясина выглядела бесстыдно юной. Такой юной, что глаза резало от наложенных косметических чар.

Сказать, что перестаралась или наплевать? Выбрала последнее.

Увидев «специалистку» Ольга нахмурилась и с сомнением посмотрела на меня.

– Не о чем беспокоиться, для своего дитя Юрьев пришлет только лучших.

Милославская немного успокоилась. Зря, конечно. Я ведь сказала «для дитя», а не для матери этого дитя. Уверена, осмотр Ольге не понравится. Хоть Ясина и слабейшая ведьма, но силы у нее все равно есть.

Так и получилось.

Дамы направились в Ольгину комнату, мне пришлось следовать за ними. Все-таки я отвечаю за будущую мать, мало ли что придет в голову повитухе.

Не пришло. Ясина покосилась на меня, изобразила улыбку и принялась за работу. Осмотрела Ольгу, измерила давление, вес, ощупала живот. Затем пришла очередь магического сканирования. Очень легкого, тонкого, как игла, и болезненного.

Ольга взвизгнула, сморщилась, попыталась уползти от рук Ясины.

– Терпи и не мешай, – велела повитуха. – Ты же хочешь, чтобы с малышом все было хорошо?

Ольга хотела и поэтому терпела.

– Малыш в норме, – закончив, сказала Ясина. – И по развитию, и по магическому потенциалу. На человеческий возраст ему примерно тринадцать недель.

– Как много?! – ахнула Ольга. – Но ведь зачатие произошло совсем недавно!

– А что ты хотела, мамаша, – хмыкнула повитуха. – В тебе не человечек растет, в тебе будущий сильный колдун. Привыкай.

Ясина вышла, а я посчитала, что нужно немного посидеть с Ольгой. Пусть успокоится. В конце концов, из нас троих ей отдуваться больше всех.

Да и выживет ли? Кто знает.

Даже секс с Волковым уже не получалось ставить ей в вину. Ну, не виновата она, что захотела немножечко любви. Пусть и ненастоящей.

– Ты как?

На «ты» мы перешли стихийно, без договоренностей и спроса. Просто так.

С Александром не получалось. И наверное, к лучшему. Чем дальше мы друг от друга, тем лучше.

– Не пойму, – подумав, ответила Ольга. – Вроде уже не больно, а как будто…

– Ну…

– Как будто след от боли, отголосок. Слабенький такой, но зудит противно.

– Ясно. Это и есть след, только не боли, а от чар. Скоро пройдет. Хочешь, принесу грелку? Должно помочь.

– Будь добра, – улыбнулась она. – А я пока полежу.

– Лежи отдыхай.

Я прикрыла дверь и отправилась к себе. По негласному договору человеческие медицинские препараты и приспособления хранились у меня. Чтобы попасть ко мне в комнату нужно было пройти рядом с обиталищем Волкова.

Дверь к нему была чуть приоткрыта, оттуда слышались голоса. Александра и Ясины.

Я остановилась, привлеченная приторно-сладким смехом повитухи. Остановилась и глянула в щелку.

Но лучше бы прошла мимо и с закрытыми глазами.

Волков развалился в кресле, Ясина стояла рядом, склонилась над ним, вывалив грудь, что-то шептала на ухо. Оба засмеялись.

Но вот она поднялась, зачем-то положила руки себе на талию. Я на мгновение перевожу взгляд на Волкова и замечаю краем глаза, как юбка падает на пол.

Гадина забыла надеть трусы.

Она расставила ноги, демонстрируя себя во всей красе, лаская и трогая. Она бесстыдно заводила его. И Волков повелся, пялится на нее, пожирает взглядом. Его глаза стекленеют, рука тянется к паху. Он уже возбужден, тонкая ткань домашних штанов не скрывает ничего.

Ясина снова смеется, в ее смехе мне чудится уверенность самки, завоевавшей сильного самца. А потом снова наклоняется, сует руку в штаны и…

Все, хватит, Паулина! Уходи!

Иди туда, куда шла! Ты сама отвергла его вчера! Сама отказала! Сама себе приказала не думать, не представлять, даже не смотреть на него. Не мечтать!

Он имеет право на все: смотреть на голых ведьм, трогать голых ведьм, перетрахать, в конце концов, всех голых ведьм в округе. И ты не имеешь права ему мешать.

Уходи!

Я и ушла, вернее, сбежала. Осторожно открыла свою дверь, чтобы не услышали, не заметили. Сползла по стене на пол, позволив себе просто посидеть. Успокоиться. А когда на глаза перестали наворачиваться слезы, поднялась. Заставила себя вспомнить, зачем пришла. Нашла грелку, наполнила горячей водой и отнесла Ольге. Она ведь не виновата. Да и обещала я.

– Вот, держи. Приложи, где больно.

– Спасибо, – будущая мать аккуратно приложила грелку к плоскому еще животу, а потом подозрительно посмотрела на меня. – С тобой все хорошо?

Я усмехнулась.

– Конечно.

– Да? А выглядишь не очень.

– Пф, – фыркнула я. – Знаешь, и ты не образец для подражания. Бледная и под глазами круги.

– Ну я-то беременная, мне можно.

– А я усталая, злобная и старая. Значит, мне тоже можно.

Ольга хохотнула.

– Иди уж, усталая и злобная, полежи на диване, погрей о батарею свои старые косточки… А эта, акушерка-то, ушла уже?

– Ушла, – соврала я.

Меньше знает, крепче спит.

– Отдыхай. Если что, зови.

– И ты тоже.

Отдыхать я не пошла и даже на диван к телевизору не улеглась. Вместо этого, вышла из дома и остановилась на крыльце.

Куда же направиться? Кого выбрать?

Все волчицы знают, чтобы не болело, нужно сделать еще больнее. Чтобы не сойти с ума, нужно сделать что-нибудь безумное. А чтобы вырвать из головы одного мужика, нужно найти другого.

Хотя бы на вечер. Да хоть на полчаса.

А где у нас здесь ближайшие мужики. Правильно, в первом кругу. Сидят, бдят, страдальцы. Еще не знают, какое счастье им привалило.

Итак, кого выбрать.

Я вытянула руки в стороны и закрыла глаза. Все живое выделяет тепло: и птички-зайчики, и листики-травинки. Но особенно в этом преуспевают обычные люди. Колдуны тоже дают, но меньше. Чем сильнее колдун, тем больше он похож на мороженую рыбу. Сегодня мне был нужен самый теплый. Самый почти человек.