– Роман Евгеньевич, я вас слушаю.

– Афродита… я не знаю, как сказать, честно не знаю, – заюлил бывший громила, а ныне садовый гном бабушки Помидоркиной, перекладывая розы из одной руки в другую.

– Но вы же приехали, чтобы лично извиниться, не так ли? – холодно произнесла я и подняла подбородок еще выше.

– Да, конечно, но не только… Дита, я хочу сказать тебе, что… – он не успел договорить, потому что подъехала машина и остановилась рядом.

– Ромка? Ты что здесь делаешь, отец, что ли, прислал? И одет как мафиози, в клуб, что ли, собрался? – весело, но удивленно спросил мой подъехавший дед.

– Здравствуйте, Рубен Васильевич, – облегченно и радостно ответил «Ромка», – нет, отец меня не присылал, я, собственно, к Афродите приехал.

– Не знал, что вы знакомы. Дита, что же ты гостя у ворот держишь, приглашай в дом, бери у него розы, а то он не знает уже, куда их приткнуть. Ну и молодежь нынче пошла, ну никаких понятий о приличных манерах, – засмеялся дед и начал подталкивать нас обоих в сторону дома.

Я сделала вид, что мне абсолютно все равно; а Ромка никакого вида не делал, по его лицу было понятно, что приглашению он очень рад. Интересное кино получается, ладно, посмотрим, что дальше будет.

Дома дед сразу пошел к холодильнику за холодным пивом, а я почему-то поставила на стол не обычные стаканы, а тяжеленные баварские пивные кружки, которые и пустые-то держать в руках трудновато, а уж с пивом… Дед удивленно поднял брови, посмотрел на меня, но ничего не сказал. На столе в вазе стоял предыдущий букет от Романа, точнее, четверть букета, и я пристроила розы в эту же вазу. Потом поставила на стол вазочки с солеными орехами, миндалем и горохом. Так как пиво было не только с папиного завода, но и из папиных личных «представительских» резервов, оно было самое лучшее, самое вкусное и самое свежее. Дедушка Помидоркин, бывший капитан торгового флота, по этому поводу всегда громко укорял папу, что к пиву папин консервный завод не выпускает таранку в банках.

Папа умаялся доказывать деду, что его консервный заводик не может выпускать таранку в банках, так как специализируется на овощах, фруктах и концентрированных борщах и супах. Море от нас далеко, какая тут таранка, разве только пескари в речке. Хорошо хоть дедушка Оганян папу не доставал, с удовольствием пил пиво и грыз орешки. Он, между прочим, посоветовал отцу добавлять какую-то травку в пиво, как в древности делали, отец сказал технологу, а технолог с дедом долго беседовал. Теперь завод выпускает и такое пиво тоже, но только на экспорт, в малых количествах и по бешеной цене, потому что папа сказал, что наш народ не поймет такой утонченности в пиве, а на западе снобизм во всех своих проявлениях и под разными названиями очень даже популярен, и пиво пойдет на ура. Кстати, он оказался прав. Короче, пиво всех сортов у нас дома всегда есть, потому что мужчины, приходящие к нам в гости, папино пиво пьют с большим удовольствием. Именно поэтому дед сразу же пошел к холодильнику за пивом, а я за орешками.

Дед разлил пиво по кружкам до краев, Ромка держал свою одной рукой, и я заметила, что рука слегка подрагивала либо от тяжести, либо от нервов, скорей всего от волнения. Вон он какой здоровущий, ему бочку пива поднять особой проблемы не создаст. Он нервничал, не знаю почему, я же была спокойная, как удав, кружку держала двумя руками и пиво пила мелкими глотками. Дед отхлебнул немного, поставил свою кружку на стол и обратился к Ромке:

– Ты сегодня отца увидишь? Если увидишь, скажи ему, что японский церемониальный меч в прекрасном состоянии я ему нашел, пусть приедет посмотреть. Ты из своего Лондонстана насовсем вернулся или временно здесь?

– Я сегодня вечером позднее к отцу заеду, Рубен Васильевич, он просил меня заехать, бумаги проверить, вот тогда про меч и скажу. Вообще я надеюсь, что останусь здесь, устал я от Лондона, да и вообще устал от заграницы. Хочу здесь обосноваться, недавно квартиру купил, вот теперь жену ищу, хочу осесть и пустить корни, – Ромка невольно хихикнул и испуганно покосился на меня.

Я отхлебнула пива и как бы скучающе вздохнула, а у деда в глазах появились маленькие веселенькие чертенята и закрутили хвостиками.

– Жену найти – дело нетрудное, а на что жить собираешься вместе с женой в России? Отец твой говорил, что ты в Лондоне очень хорошо зарабатывал, но то в Лондоне, а здесь ведь не Лондон. Ты кто по профессии?

– У меня, Рубен Васильевич, две профессии: одна помогает деньги зарабатывать, а вторая чисто для души, но тоже деньги приносит, и немалые. Семью содержать смогу. По первой я юрист, а по второй морской биолог. Странное сочетание, я признаю, но так уж получилось. Хотелось и отцу угодить, и себя не забыть, вот и учился на двух факультетах сразу, ну а потом работал и там, и сям.

Ромка улыбнулся деду, а я чуть ни подавилась пивом и даже закашлялась от удивления. Вот тебе и тупой богатырь! Громила, оказывается, у нас образованный и даже успешный, не какой-нибудь мажорчик, весело прожигающий папашины денежки, скажите пожалуйста… Мне даже стыдно за себя: надо, надо учиться, хотя бы заочно, и дело не в дипломе, а в знаниях и самоуважении.

– Молодец, Роман, хвалю, в жизни всегда надо иметь запасной вариант. Ну ладно, ты ведь к Дите приехал, так что я пойду к себе, а вы уж тут сами.

Мы пили пиво и молчали, хотя Ромка несколько раз и пытался начать разговор, но тут же замолкал. На втором этаже вскоре послышались звуки шагов и голоса. Это обе бабушки собирались спускаться вниз на кухню, чтобы приготовить ужин на все наше большое семейство, а я решила, что бабушкам с Ромкой лучше не встречаться, а то меня достанут они обе своими вопросами и расспросами, и я пригласила его погулять в саду. Вечер был теплый и тихий, ни ветерка, ни шороха, и только терпко и сладко пахло ранним жасмином и вистерией, которые цвели у крыльца. Ромка, видимо, набрался храбрости и наконец заговорил.

– Дита, я еще раз прошу меня извинить. Пожалуйста, Дита, не сердись, я вел себя как осел, признаю свою вину. Звонил Илье после, рассказал о нашей встрече, таку меня телефон чуть ни расплавился ото всех тех слов, что мне Илья высказал. – Я промолчала и он продолжил: – Ты мне очень нравишься, Дита… очень… Илья прав, ты особенная, не такая, как все, кого я знаю или знал прежде. В тебе есть какая-то необычность, я это чувствую, не понимаю, что это, но чувствую. Может быть, само твое имя наложило свой отпечаток, ведь так зовут Богиню Любви. Имя необычное, особенное, вот ты такая и получилась. Говорят же, что как ребенка назовешь, так он и проживет. И потом ты в придачу еще и очень красивая, ты красивая от природы, тебе даже косметика не нужна, а очень красивые женщины меня всегда пугали.

– Почему пугали? – с интересом спросила я.

– Понимаешь, когда женщина ТАК красива, ее красота просто не может принадлежать лишь одному мужчине, потому что все остальные тоже хотят к ней прикоснуться, хотят ею любоваться, хотят присвоить ее себе, а я, между прочим, как говорит моя мать, ужасный ревнивец. У очень красивых женщин никогда не бывает легкой судьбы. Они рано понимают силу своей красоты и быстро привыкают к тому обожанию, любованию и желанию обладания, которые их окружают, и страх потерять эту красоту отравляет их жизнь. Они делают все возможное, чтобы сохранить свою красоту подольше, и это со временем становится практически самой главной целью их жизни. Они с помощью хирургов, косметологов и макияжа начинают создавать красоту искусственную, которая только кажется красотой на расстоянии нескольких метров, и бывшие обожатели начинают смотреть на них с полупрезрительной жалостью и насмешкой, а это очень больно и очень страшно.

– Ну, Ром, ты даешь… Ты практически утверждаешь, что очень красивая женщина не может быть верной женой, так как ей необходимо будет постоянное подтверждение своей красоты, и следовательно, она будет заводить любовников. Далее, ты утверждаешь, что страх потерять красоту подвинет ее на эксперименты с пластическими хирургами и косметологами, и ее природная угасающая красота будет заменяться искусственной иллюзорной красотой, которая вместо обожания будет вызывать жалость и презрение. Короче, ты утверждаешь, что самооценка у очень красивой женщины целиком и полностью зависит от ее внешних данных. По твоей логике получается, что все очень красивые женщины имеют только одну извилину в мозгах. А тебе не приходит в голову, что очень красивым женщинам тоже надо на что-то жить самой или помогать семье и так далее, а для этого им надо зарабатывать деньги. Их красота становится товаром, за который очень хорошо платят и который они продают, чтобы выжить, также, как другие, которые продают свой талант, свое мастерство или свои знания, ну то есть, я тебе знания, а ты мне кусок хлеба с маслом, ну как ты, например. В некоторых профессиях красота является необходимым требованием работодателей. В этих случаях, хочешь или не хочешь, приходится поддерживать красоту любыми способами и как можно дольше, если хочешь продолжать зарабатывать. Для этого одной извилины в мозгах недостаточно. В общем, в отношении меня получается так: ты назвал меня очень красивой, как бы похвалил, и тут же оскорбил, подразумевая, что все очень красивые женщины тупые, неверные и зациклены на своей красоте, поэтому они тебя пугают. И как же нам с тобой дальше общаться? Я ведь теперь понимаю, что моя красота тебе нравится, что ты этой красотой хочешь обладать, хотя и считаешь меня ветреной дурой. Утром я сама считала тебя тупой гориллой, потом поменяла свое мнение, когда узнала, что ты учился на двух очень разных факультетах одновременно и успешно их закончил, и успешно применяешь полученные знания, зарабатывая на свой бутерброд с икрой. Сейчас я начинаю думать, что либо ты, заучившись, свихнул себе мозги в своем Лондоне, либо твои женщины тебя не любили и не думали, что ты заслуживаешь их верность. И в том и в другом случае для меня будет лучше не поддерживать с тобой никаких отношений. Желаю тебе всего доброго. Не забудь сказать своему отцу, что дед нашел ему японский меч, какой он давно хотел приобрести.