На мой день рождения в прошлом году Илья подарил мне картину под названием «Афродита Озерная», которую бабушка Оганян назвала полным бесстыдством, бабушка Помидоркина глубоко вздохнула и сказала, что это классическое изображение Богини Любви и Красоты, а оба дедушки после некоторого раздумья произнесли короткое «Н-да…» и удалились в папин кабинет. Родители молча переглянулись; папа вздохнул и тоже пошел в свой кабинет; а мама сказала, что бедра я унаследовала от бабушки Оганян, грудь от бабушки Помидоркиной, а вот талию и ноги от нее, и хорошо бы мне похудеть килограмма на 3–4, но обе бабушки насчет похудения с ней не согласились и в один голос заявили маме, что у меня классические пропорции и нарушать их нельзя.
На картине был изображен сказочно красивый местный пейзаж с озером, заросшим белыми кувшинками. Мы от моря далеко, у нас только озеро с кувшинками и речка с камышом. Я стояла на берегу вроде бы после купания; хорошенькая нимфа, похожая на Мелку, расчесывала мои длинные, пшеничного цвета волосы большим резным гребешком; а два сатира старались обсушить мое тело какой-то тонкой прозрачной тряпочкой, которая показывала все, что можно показать, и даже то, что можно бы и не показывать. Я смотрелась в зеркало, которое держала передо мной еще одна симпатичная нимфа, тоже похожая на Мелку. Из-за деревьев и кустов за мной с любопытством наблюдали разные зверюшки и бурый медведь с очень интересным выражением на морде. Не знаю, то ли ему хотелось меня слопать, то ли присоединиться к сатирам и помогать обсушивать меня тонкой прозрачной простынкой. На траве неподалеку лежало роскошное одеяние – либо халат, либо кафтан, но белья не было – наверное, богиням белье не полагалось.
Кстати, о сатирах, тетенька из отдела культуры проводила лекцию для пенсионеров на тему «Мифы Древней Греции» с очень красивыми слайдами, и из-за плохой погоды в бывшем Клубе Железнодорожников народу всех возрастов собралось довольно много. Всем на удивление, лекция была просто замечательная, интересная и красочная. Тетенька эта, наверное, любила свой предмет, потому что она так рассказывала о богах и богинях, о нимфах и об этих самых сатирах, которые очень уж любили греческих женщин, но и нимф не пропускали тоже, показывала такие красивые слайды, что после лекции в нашем городе сатирами стали называть неверных мужей. Сатиры ведь были полулюди и полукозлы, вот это и было особенно привлекательным в таком прозвище. Козел, но не полный, да еще и любитель женщин, одно слово – сатир.
Возвращаюсь к картине, картина мне очень понравилась, и я бросилась Илье на шею с поцелуями и благодарностью, а после повесила ее у себя в спальне над кроватью. Каждый вечер перед сном я на нее поглядывала и думала, что насчет интимной стрижки в форме сердца никто не знал, кроме Мелки, она, значит, стрижку и позировала, потому что мы с ней вместе так постриглись. Между прочим, очень так миленько смотрится. И вообще на картине я действительно очень красивая, даже приятно посмотреть.
После лицея я хотела продолжать учиться, но не получилось, и не потому что я тупая или у папы не хватило денег, а потому что сначала тяжело заболела мама, а потом, когда она выздоровела, я сама заболела воспалением легких, и долгие месяцы меня никак не могли полностью вылечить и возили по разным клиникам то в Германию, то в Швейцарию. Потом привезли домой и лечили уже дома. Бабушка Оганян поила меня каждый вечер горячим красным вином с медом и травами, а бабушке Помидоркиной друзья переслали из Сибири жутко вонючий топленый медвежий жир, которым она целый месяц растирала мне спину и грудь и потом закутывала меня в старый пуховый платок. В конце концов болезнь оставила мое тело, скорей всего не выдержав вони медвежьего жира. Врачи рекомендовали отдых, прогулки в сосновом бору, минимальные нагрузки и так далее, и папа сказал мне, что учиться никогда не поздно, а пока нужно просто набраться сил. И я набиралась сил и попутно помогала дедушке Оганяну с его антикварными магазинами.
Нет, финансами я не занималась: я составляла каталоги по уже готовым описям, сидя за удобным письменным столом у дедушки в кабинете и тыкая двумя пальцами в клавиши компьютера, но иногда не выдерживала, надевала маску от пыли и лезла в кладовки и подсобки, где на полках лежали и стояли еще не разобранные и не описанные ящики, в которых хранились старинные, и просто старые чаши, кубки, кувшины, сервизы, украшения, картины, книги и гравюры. Я часами могла сидеть там, разбирать ящики, пакеты и свертки и чувствовать себя частью истории, путешественницей во времени; но дед находил меня и выгонял, жестоко ругая за то, что я подвергаю риску свои только что выздоровевшие легкие.
Соснового бора у нас рядом не было, но это не остановило моего папу. На наш громадный участок привезли из питомника не меньше сотни молодых сосенок и посадили мне целую сосновую рощицу; все сосенки прижились и не болели; и я любила там сидеть на лавочке, наблюдать за белками, да и просто дышать упоительным чистым воздухом. Жизнь моя была спокойной, без всяких там драм и трагедий. У меня были чудесные мама и папа, дедушки и бабушки, близкие друзья, а вот любви пока не было, хоть меня и назвали в честь богини любви. Парней вокруг меня вилось вагон и маленькая тележка, без кавалеров я никогда не оставалась, но не было никого, в кого я могла бы влюбиться. Я встречалась с очередным поклонником месяца два или три, мы даже целовались, но после все сходило на «нет». Промежутки между свиданиями становились все длиннее, а потом свидания просто сами собой прекращались.
Нет, с одним таким поклонником у меня было все, как поет один старичок, исполнитель романсов: «А на том берегу, а на том берегу было то, что забыть никогда не смогу». Было, да – и именно на берегу, практически в камышах; но не оставило у меня таких воспоминаний, чтобы их стоило помнить дольше, чем пару дней.
Я, конечно, сказала потом девчонкам, что весь процесс напомнил мне День Влюбленных, ну то есть, День Св. Валентина – коммерчески раскрученный праздник, когда все молодые и престарелые девушки ждут чуда, а получают открытку, букетик или плюшевого мишку с атласным сердцем в лапах, и то если повезет. Мне говорили о девушках, которые сами себе посылали открытки, чтобы не было стыдно за их отсутствие. А вот если бы они этого Св. Валентина поискали в сети да почитали информацию, сразу бы поняли, что Валентин этот – тот еще был дядечка в свое время, так что чудес от него лучше не ждать; да и вообще праздновать этот День Влюбленных лучше всего 31-го декабря, когда все в приятном подпитии, и все друг друга более или менее любят.
Девчонки хохотали, Мишка сказала, что мне просто не повезло, не того поклонника выбрала для такого важного события в жизни каждой девушки, а Мелка загадочно улыбнулась и заявила, что я просто еще не проснулась для любви. Вот когда проснусь, тогда и поговорить на эту тему можно будет. После этого я, конечно же, начала приставать ко всем с вопросами, но никто не мог дать мне четкого ответа хотя бы на один простой вопрос: «Что такое любовь?»
Девчонки выпучивали глазки, складывали ручки как для молитвы, и почти что пели про бабочек в животе, про слияние душ и так далее. Моя родная мамуля засмеялась и сказала, что любовь, это когда даже стирать грязные носки любимого приносит удовольствие. Папа подумал и сказал, что любовь, это когда хочешь быть с этим человеком до конца своих дней, и даже недостатки принимаешь как достоинства; после чего мамуля окинула папочку своим официальным взглядом «дамы из администрации», и папа трусливо сбежал в свой кабинет. Соловьиха, то есть Мишка, добавила, что любовь у каждого своя и мое время еще не пришло, если я спрашиваю.
Мишка, ясное дело, понимает в любви больше нас всех, так как уже успела дважды сходить замуж и дважды развестись. Наклевывается вроде бы третий муж, но мы не уверены, так как недавно Мишка сбежала от любимого к морю на пару дней с каким-то приезжим игроком в бильярд. В свое оправдание она сказала, что он так красиво загонял шары в лузы, что ей ужасно захотелось проверить, как он делает все остальное. Проверила – бильярдист не оправдал надежд: все остальное было на «троечку» по словам Мишки, а Мишка никогда не врет.
