— У м-меня… не б-было… палочки, — прошептал он. По крайней мере, попытался. Язык тоже был тяжёлым.
— Ты только это и говоришь. Но как ты тогда пересёк страну вместе с маленьким ребёнком? И не ты ли вытащил оборотня из озера? Как же ты это, интересно, сделал без палочки?
— Уже… говорил. С палочкой… Ремуса…
— Если бы ты действительно любил мальчика, ты бы уже сознался. Что, по-твоему, с ним теперь случится? Он сирота. И сейчас всё выглядит так, будто он заодно с убийцей. Неужели ты думаешь, что он будет кому-то нужен, когда об этом узнает весь мир?
Что-то внутри Сириуса зашевелилось. Что он говорил?.. Заодно?
— Это… смешно…
— Наверное, он вернётся к своим маггловским родственникам. Я слышал, что они не самые приятные люди.
Сердце Сириуса пропустило удар.
— Нет! — вскрикнул он. Нет… это было невозможно… Дамблдор… Он же пообещал…
— Но что, если они не примут его назад после вашей маленькой выходки? Единственным выходом будет маггловский приют. О них ходят такие гадкие слухи… Особенно трудно там придётся такому миловидному, робкому малышу… Ты ведь понимаешь, о чём я?
Нет. Нет. Нет, нет, нет, нет-нет-нет…
— Но ты ещё можешь ему помочь. Признайся в своих преступлениях. Сознайся, что забрал его силой и тщательно промыл ему мозги. Тогда он будет невинной жертвой. Любая семья хороших волшебников пожелает подарить ему дом. Милому мальчику, никак не союзнику массового убийцы, нет.
О Боже. О Боже. О Мерлин. О Боже…
— Давай, Блэк. Всего лишь одна подпись. Это не так уж сложно, верно?
В его руку вложили перо. Странное, полузабытое чувство… Оно напомнило ему детство, когда он мальчишкой сидел рядом с Джеймсом в жарком душном кабинете, склонившись над своей экзаменационной работой. Джеймс, его друг, его брат, чему-то усмехался, глядя на него. Джеймс, которого он так и не смог защитить. Но Гарри… он ещё мог защитить Гарри.
========== 23. До конца своих дней ==========
Жизнь в доме Уизли оказалась очень странной. Почти всю жизнь Гарри считал себя уродом, потому что вокруг него случались странные вещи, которые можно было объяснить только волшебством, но его дядя утверждал, что магии нет. Теперь он жил в месте, где магия была чем-то обычным, повседневным, и он снова начинал чувствовать себя уродцем, потому что только его она удивляла. Приземление огромной совы с газетой на обеденный стол и шоколадная лягушка, внезапно ожившая и выпрыгнувшая у него из руки, окончательно выбили его из колеи. Когда Рон с близнецами показали ему упыря, живущего на чердаке, ни один из них так и не понял, отчего он испугался. Он ненавидел чувствовать себя таким дурачком.
Сами Уизли были не такие уж и плохие. На следующее утро Рон извинился за то, что обидел его, хотя он, вероятно, не понимал, что его так расстроило. С тех пор ни он, ни близнецы больше не заводили разговор о Сириусе Блэке. Сами по себе они вовсе не были тактичны и не особенно следили за своим языком, поэтому Гарри подозревал, что миссис Уизли запретила им задавать ему вопросы о его крёстном.
Гарри по-прежнему не мог привыкнуть к куче людей, которые бегали по дому, кричали и хохотали. На второй день своего пребывания у Уизли он познакомился с ещё одним рыжеволосым ребёнком, маленькой девочкой, которая пала жертвой эксперимента Фреда и Джорджа с тыквенным соком и поэтому не смогла встретить его в день приезда. Её звали Джинни, и она была немного странной. У неё была привычка пялиться на него, прикрыв глаза, но как только он входил в комнату, где она находилась, она немедленно умолкала. Это его напрягало, но мама девочки всё повторяла, что та просто стесняется. Это чувство было хорошо знакомо Гарри, но он не понимал, чего Джинни стесняется. Всё-таки она была в кругу своей семьи, и здесь её все любили, даже Фред и Джордж, которые отравили её сок — из-за чего, кстати, Гарри теперь всегда был настороже во время еды, да и в целом рядом с близнецами. Ему предстояло выучить ещё много непонятного, незнакомого и пугающего, и это, вдобавок к волнениям о крёстном и его состоянии, сильно действовало ему на нервы.
Он вскоре понял, что у миссис Уизли о Сириусе лучше не спрашивать. Ему и так потребовалось собрать всю свою волю в кулак, чтобы подойти к ней с вопросом, а когда он робко спросил, скоро ли он сможет увидеться с крёстным, он окончательно осознал, что это была плохая идея. Сперва она просто не поняла, о ком идёт речь, и он смущённо пояснил, что имел в виду Сириуса. Это так шокировало её, что она выронила из рук миску с картошкой, и та разлетелась по всему полу. Воцарилась суматоха; взбудораженная миссис Уизли начала суетиться, бегать туда-сюда и отругала близнецов, которые, воспользовавшись моментом, смеялись и кидали картошку друг в друга, а также — больше всего — в Рона. Прямо посреди этого беспорядка и оказался вошедший на кухню мистер Уизли. Жена тут же оттащила его в угол и начала о чём-то с ним эмоционально перешёптываться. Всё, что Гарри удалось различить в этом шуме, содержало «Блэк», «невозможно», и что-то вроде «пожирания смерти». Он ничего, естественно, не понял, но они явно говорили о чём-то плохом. В итоге им пришлось поесть мясного рулета с остатками макарон, потому что картошка была испорчена, Фреда и Джорджа вновь наказали мытьём посуды за игру с едой, хотя, как они справедливо заметили, картошка к тому времени уже разлетелась по полу, поэтому едой считаться не могла, а Гарри без конца извинялся за испорченный ужин, хоть миссис Уизли и утверждала, что в этом не было его вины.
В тот же вечер, чуть позже, Гарри отвели в сторону и мягко объяснили, что даже если Сириус Блэк и считался формально его крёстным, это не значило, что он, Гарри, чем-то ему был обязан или должен был с ним общаться. Что он не был его истинным крёстным отцом, что бы он ни утверждал, потому что его родители не хотели бы, чтобы он жил с таким ужасным человеком. Естественно, той ночью Гарри снова плакал, пока не провалился в сон.
***
В Лондоне наступило серое снежное утро. На улице бушевала метель, и мороз разукрасил сказочными узорами как старинные здания, так и современные массивные комплексы из бетона и стекла. Редкое зрелище, однако так кстати показавшееся. Приближалось Рождество, и Корнелиус Фадж, выглянув в окно, на секунду даже забыл, что красивая картина была ненастоящей, всего лишь копией того, что окружало бы Министерство, если бы оно не было под землёй. Да, рождественская пора уже вступала в силу, и он страстно желал наконец поставить точку в этом безобразии, именуемым делом Сириуса Блэка.
Возможно, Макнейр вскоре чего-то добьётся. Когда подчинённые Скримджера зашли в тупик — упрямый узник всё никак не хотел сознаваться — Фадж решил пустить в ход, как говорится, тяжёлую артиллерию. Отдел Тайн и так пожирал галлеоны тоннами — надо было его где-то использовать. Так допрос узника №179 — Сириуса Блэка — повесили на Уолдена Макнейра.
Макнейр пообещал ему быстрый результат. И вот он попросил его о встрече сегодня в полдень, что подало Фаджу надежду. Возможно, всё пойдёт так, как он хотел. Скоро Макнейр придёт. О, не прекрасный ли это будет заголовок? «Министр магии Корнелиус Фадж обеспечивает безопасность магического сообщества — Сириус Блэк найден и наказан по заслугам». Эта новость просто обязана была появиться на первой странице «Ежедневного Пророка».
В дверь позвонили. Министр обернулся и выпрямился в свой, к сожалению, не очень высокий полный рост, сложив руки за спину.
— Да, входите! — позвал он, искусственно придавая своему голосу важности.
Дверь отворилась, и в кабинет вошёл высокий широкоплечий мужчина с ледяными глазами. Он холодно, неискренне улыбался. Фадж сглотнул, опустился в своё кресло и указал на стул поменьше с противоположной стороны стола.
— Ах да, Макнейр, — сказал он. Это должно было прозвучать как приветствие известного политического лидера, но Фадж сфальшивил и произнёс эту фразу как продавец б/у ковров-самолётов. — Чудесно, чудесно, — он слегка брызнул слюной. — Присаживайтесь. Слышал, у вас хорошие новости.
