***

Во всём ужасе темноты, холода и кошмаров Сириус узнал одно. Дементоры питались от человеческого разума человеческими эмоциями и теми счастливыми воспоминаниями, которые люди всеми силами старались сохранить. Но они интересовались только людьми. И это была одна из причин, по которым Сириус до сих пор не сошёл с ума за семь лет в этом аду. Потому что у Сириуса была тайна, неведомая никому. То, что отличало его от всех остальных узников. Сириус был анимагом. Он мог превращаться в большую чёрную собаку по собственному желанию. Это была та магия, которой он был способен пользоваться даже без палочки. Сириус не задумывался о том, что это его спасало. Большую часть времени его разум не мог подумать о чём-то большем, чем «это всё моя вина». Возможно, он превращался в собаку чисто инстинктивно, потому что так чувствовал себя немного лучше, немного безопаснее. Холод всё так же мучал его, но душевные терзания слегка отступали. Дементоры прекращали так подолгу задерживаться на нём. Становилось более сносно. Но это забирало у него силы. Пребывание в анимагической форме всё же являлось волшебством, которое нуждалось в концентрации и энергии. У него их было немного.

Но Сириус знал, что это был его шанс. Он не высчитывал вероятность успеха. Или всё, или ничего, и потом, ему было нечего терять. Если всё закончится провалом, остатки его разума и души уже не выдержат. Он знал, что шансы малы, знал, что это безумно, но, может быть, дементоры вправду не могли чувствовать его в форме животного. Он должен был попытаться. Решимость наполняла его, жгла изнутри, не так, как обычная теплота, даже не так, как огонь, но подобно кислоте.

Он закрыл глаза, сконцентрировался на этом всепоглощающем чувстве и заставил себя трансформироваться. Это было дольше, чем обычно, и по окончании превращения он тяжело дышал и трясся как осиновый лист. Но когда дверь в камеру в очередной раз открылась — ему принесли кусок хлеба и кружку воды — он не смотрел оцепенело в другую сторону, а собрался с силами и просочился в маленькую дверцу. И дементор не заметил.

Он начал красться по тёмным грязным коридорам. Его окружали другие камеры с другими узниками. Доносились вопли и рыдания, но по большей части слышались глухое бормотание и стоны. Они заполняли всё пространство, окружая его и топя в отчаянии и безнадёге. Он не знал, куда именно шёл, только знал, что направляется вперёд. Всё выглядело одинаково. Иногда он спускался по ступенькам. Он часто натыкался на тёмные фигуры в капюшонах, которые покрывали всё вокруг тонким слоем льда. Тогда трясущийся пёс прижимался к стене, пытаясь скрыть дыхание и перестать двигаться.

Он не знал, как долго он шёл. К тому времени, как он достиг зарешёченных ржавых ворот, могли пройти сутки, неделя или несколько часов. Они были заперты, но решётка была не очень частой, а Сириус в собачьей форме был ужасно тощий. Ржавые прутья даже не оцарапали его. Он просто протолкнулся сквозь решётку, извиваясь, и оказался снаружи.

Больше ничего не было — ни охраны, ни чар. Сюда никто ещё не доходил. На самом деле, никто ещё ни разу не выбирался из своей камеры и даже не пробовал это сделать. Всё, что сейчас лежало между ним и свободой, — ледяные глубины взволнованного Северного моря.

Тощий мохнатый пёс проковылял по направлению к морю. Его встретил холодный, кусачий порыв ветра. Волны, бьющиеся о скалы, были высокими, и брызги намочили его в ту же минуту. Они были очень холодными, но собаке даже понравилось. Это была не оцепеняющая, тоскливая мерзлота Азкабана, но холод, пронизывающий до костей, который ободрил его впервые за долгое время.

Дальний берег был не более чем слабой линией на горизонте, возможно, иллюзией, фантазией его сломленного разума. Но пёс не раздумывал. Он бросился в воду и поплыл. Он плыл с той самой решимостью, которая двигала им до сих пор. Он боролся с волнами, пытаясь не утонуть. Он глотал воду в больших количествах, соль обжигала ему глаза и нос. Он немел от холода, но не сдавался. Он не мог. Он должен был добраться до побережья, даже если это будет последнее, что он сделает. Он дал обещание. Он должен был выжить.

Сириус не знал, когда бороться стало слишком утомительно. Когда его конечности стали слишком тяжёлыми. Он не мог сдаться… он видел берег… он почти доплыл. Холодные волны били его по голове, а он всё боролся. Он пытался вдохнуть, но не чувствовал лёгких…

В конце концов, всё стало слишком тяжело. Его последняя мысль была о том, что он не справился.

А потом стало темно.

Комментарий к 2. Цепляясь за ниточку

* Здесь и далее “застыл как вкопанный” является заменой английской идиомы “froze like a deer in the headlights”

========== 3. Я приду за тобой ==========

Сириус проснулся, лёжа между вынесенными на берег обломками. Вновь будучи человеком, он лежал на спине, продрогший до костей и замёрзший. Он моргнул. Его глаза всё ещё жгло солью, а кожа на щеках и губах была сухая и натянутая. Небо над головой было тёмное, пасмурно-серое — собирался дождь. Вокруг раздавались крики чаек, воздух пах водорослями. Слишком уставший, чтобы двигаться, Сириус опустил голову на песок, осматривая окрестности, наслаждаясь видом. Пустынный пляж простирался по обеим сторонам от него. Это не был день для хорошей ленивой прогулки по берегу, чему и обрадовался Сириус. Не только потому, что свидетели создали бы кучу проблем, но и потому, что видеть обыденность жизни других людей было бы слишком больно. Всё казалось таким… сюрреальным.

Когда холод стал невыносим, он встал на четвереньки. Его ладони, прижатые к земле, болели. Он весь чувствовал себя больным. За спиной пляж продолжался ещё пару ярдов и переходил в покрытый кустами склон. Он сжал зубы и трансформировался, зная, что в человеческой форме он сразу привлечёт внимание. Было ещё одно чувство, которое он не хотел близко изучать, и оно было облегчено, когда руки превратились в лапы. Так было безопаснее.

Тощая чёрная собака поплелась по берегу и скрылась в кустах.

***

Как Гарри и ожидал, следующий день прошёл не лучшим образом. Когда тётя разбудила его в семь утра, его уже ждал список различных дел: от мытья окон и прополки до уборки в комнате Дадли. Даже с таким количеством окон и клумб, а также заданий поменьше, Гарри знал, что именно последнее его добьёт. Он работал весь день без перерыва, борясь с головокружением, которое временами одолевало его.

Наконец он принялся за комнату Дадли. Точнее, попытался. Это было довольно сложно — убираться в комнате, когда её хозяин кричал, чтобы ты ничего не трогал, запугивая ужасными последствиями (в основном избиением его, Гарри, кулаками Дадли). Его уже пару раз пнули и толкнули, когда он поднимал с пола какую-нибудь игрушку или грязную одежду.

Когда свет стал закатным, а солнце начало опускаться за горизонт, Гарри испугался. Он знал, что если он не закончит уборку к возвращению дяди Вернона с работы, у него будут большие неприятности. А его дядя сейчас мог вернуться в любой момент. Он содрогнулся, когда подумал, что с ним могут сделать, и понадеялся, что его только побьют, а не закроют в чулане на целую вечность.

Гарри неуверенно посмотрел на захваченного игрой на приставке Дадли и поднял ещё пару грязных вещей с пола. Вдруг он услышал шум машины своего дяди.

Он сглотнул. Он был обречён.

***

Следующие несколько дней не были приятными ни для мальчика, ни для измученного мага.

Гарри получил ожидаемую взбучку за пару невыполненных домашних обязанностей и был заперт в чулане без ужина. Он слишком обессилел, чтобы плакать, но слишком волновался, чтобы заснуть. Он знал, что завтра его ждёт работа, и он правда старался справиться, но время работало против него, а он так устал… Его руки болели от уборки, чистки и переноса тяжестей, а живот — от нехватки еды. Гарри долго не смыкал глаз, отягощённый волнениями, парализованный страхом и чувством полной беспомощности, которое душило его.

Он зажмурился и попытался представить себе свою любимую историю. Начало всегда было одинаковым — прибытие его долго отсутствовавшего родственника. Дяди, который долго был за границей. Он потерпел кораблекрушение, или с ним произошёл несчастный случай, и его память только сейчас восстановилась, чем бы это ни было, он вернулся и только теперь узнал о Гарри. Он пришёл, чтобы забрать его, и они станут жить в его замке с его красивой женой и, возможно, их маленьким сыном, который будет младшим братом Гарри, и у него появится своя кровать и блинчики на завтрак. Он им понравится, и, может, они даже будут его обнимать, как делали некоторые родители со своими детьми после школы. Обстоятельства, из-за которых его дядя или другой дальний родственник так долго не приходил, были разными, но окончание всегда было одним и тем же. Гарри оставлял чулан и Дурслей и становился частью настоящей семьи. Но, даже мечтая, Гарри знал, что этого никогда не случится. У него не было никакого родственника, и, даже если бы он был, он никогда не захочет Гарри и точно не полюбит его.