Представить мисс Харт ко двору он не мог, не позволяли все те же правила, а вот организовать случайную встречу с королевской семьей на прогулке — вполне. Что лорд и сделал.

Мария-Шарлотта оценила положение дел мгновенно, куда быстрее, чем ожидал от нее лорд Гамильтон, и совсем иначе, чем он предполагал. Сэр Уильям полагал, что Эмма привлекла Ее Величество своей пригожестью, веселым нравом и бьющей через край энергией, которой у самой королевы тоже с избытком. Он и не подозревал, что вовсе не прекрасный цвет лица или глаз привлек Марию-Шарлотту в Эмме, а именно ее связь с самим Гамильтоном.

Королева рассуждала очень просто. Как опытная женщина, она поняла и степень зависимости влюбленного Гамильтона от Эммы, и то, что сама девушка неимоверно тщеславна, доверчива и легко поддается нужному влиянию. Лучшего способа влиять на самого посла нельзя и придумать.

Прежняя жена посла леди Кэтрин была дамой несколько замкнутой и никогда не стала бы вмешиваться в его служебные дела. А вот эта будет обязательно. И надо, чтобы вмешивалась в полезном для Неаполя и королевской семьи русле!

Королева приласкала любовницу лорда, дав понять, что всю жизнь мечтала о такой подруге. Эмма просто потеряла голову от счастья! Королева, дочь, сестра и внучка королей желала бы иметь в приятельницах ее — вчерашнюю няньку и деревенскую девчонку?! Конечно, это все благодаря лорду Гамильтону!

Сэру Уильяму насторожиться бы, но он был влюблен, влюблен без памяти, как немного позже будет влюблен другой герой Эмминой жизни — адмирал Нельсон. Любовь глаза застит, это верно, лорд был счастлив счастьем своей подруги.

И все же вопрос женитьбы оставался. Эмма начала нервничать: так можно всю жизнь прожить любовницей престарелого лорда, но она уже прекрасно знала, как изменчива судьба, и предпочла бы более законное положение.

Над этим ломал голову и сам лорд Гамильтон, но он лучше Эммы понимал, что значит пробиться в общество. Можно мило щебетать даже с королевой на прогулке, однако при этом не быть приглашенной ни в один дом, не говоря уже о представлении ко двору. Это барьер, который, не имея соответствующего происхождения, преодолеть слишком трудно, если вообще возможно.

Высший свет Неаполя пока вниманием мисс Эмму Харт не жаловал, если не считать скандального любопытства, как к любовнице престарелого посла. О замкнутом английском обществе и говорить не стоило.

На их счастье, в Неаполе некоторое время гостила герцогиня д'Аргайл, имевшая приятельские отношения с четой Гамильтонов еще при жизни Кэтрин. Лорд Гамильтон с опасением ждал реакции этой дамы, которая могла как возвысить, так и низвергнуть. Осуди она лорда и Эмму, той никогда не попасть бы ни в одну гостиную, кроме как горничной.

Но, на их счастье, герцогиня оказалась весьма непредвзятой, она с первых мгновений оценила красоту девушки и ее старания стать настоящей леди, оценила и словно за руку ввела в английское общество. Это был дар небес! В мгновение ока Эмма стала приятельницей нескольких жен дипломатов, ее внимания добивались, к ее мнению прислушивались.

Столь же быстро распространились сплетни, что лорд и его прекрасная гостья давным-давно обвенчались, только почему-то скрывают свой брак.

А Гамильтон все тянул. Эмму очень заботили эти проволочки. Чего он боится? И однажды она решилась поинтересоваться.

— Видишь ли, Эмма, я готов обвенчаться с тобой хоть сейчас, этому нет препятствий ни со стороны закона, ни со стороны моего сердца. Но это поставит тебя в особые условия, изменить которые я уже не смогу.

— Вы боитесь, что я не буду соответствовать роли леди Гамильтон?

— Нет, дорогая, не этого. Я посол и в определенные минуты обязан быть с супругой, если таковая имеется официально, например, на приемах при дворе. Ты прекрасно знаешь, что сейчас я не могу брать тебя с собой, поскольку ты не представлена.

Эмма изумленно смотрела на него, в голубых глазах вместе со слезами застыл вопрос: так в чем же дело?! Сэр Уильям, дипломат до мозга костей, подыскивал слова, чтобы не обидеть любовницу.

— Я должен быть уверен, что тебя примут при дворе, ведь там строго следят за происхождением, потому что в противном случае будет неприятно, если супруга посла не сможет сопровождать его.

Он был прав, он был абсолютно прав! Но как это узнать?

Все равно все дороги вели в Англию.

Гревилл, увидев, в кого превратилась бывшая любовница, просто обомлел! Перед ним стояла очень красивая светская дама; правда, красота несколько меркла, стоило той открыть рот, но Эмма, прекрасно понимая, что уэльский акцент и деревенская манера строить фразы легко выдают ее происхождение, больше помалкивала.

Пришел в восторг Ромни, тут же взявшийся писать портрет своей любимицы.

Время в Лондоне пролетело незаметно, Эмма сумела произвести впечатление, но в высшем обществе она оставалась персоной нон грата, о представлении ко двору не могло идти речи! Королева Шарлотта, ревниво следившая за всем происходящим, дала понять супругу, что если только Георг посмеет дать аудиенцию любовнице лорда, то может рассчитывать на большой скандал.

Эмма вспомнила королеву Неаполя, тоже Шарлотту, но куда более сговорчивую. Там тоже не помышляли о представлении любовницы лорда ко двору, но хотя бы при встречах на прогулке беседовали.

Может, все изменится, когда она станет леди Гамильтон?

Даже давние знакомые Лорда Гамильтона предпочитали увиливать от общения с ним, пока сэр Уильям разгуливал под ручку с любовницей. Ладно бы просто с любовницей, но девушкой, вытащенной буквально из помойки! Ну и что из того, что она хороша, деревенские замашки непроизвольно лезут у нее из всех щелей! Сколько ни воспитывай, из деревенщины леди никогда не сделаешь!

Некоторые дамы, сделав вид, что жертвуют собственной репутацией ради утоления любопытства общества, нашли в себе силы пообедать или позавтракать с лордом Гамильтоном и его пассией. И все ради того, чтобы передать впечатления.

Даже если бы они влюбились не меньше сэра Уильяма, правила приличия требовали осудить ту, которая, едва скинув деревянные сабо, спешила в общество.

Отзыв был соответствующий: да, она хороша собой, имеет прекрасный голос, великолепную фигуру, актерский дар, очень старается произвести благоприятное впечатление, но… Голос не поставлен, иногда пискляв, речь не жеманна, но пуста, произношение… фи! точно пахнуло из коровника… Девятнадцать лет жизни на помойке не могли не сказаться, она вульгарна.

Это не мешало критиканшам с удовольствием слушать пение Эммы, аплодировать ее знаменитым «позам», в которых девушка изображала богинь или греческие скульптуры.

Общий вывод был в пользу Эммы: если она все же станет леди Гамильтон и сумеет побороть свою вульгарность, то сможет быть принята в обществе, конечно, не в самом строгом и высшем, но все же.

В начале сентября 1791 года в небольшой церкви Марилебон без излишнего шума и помпы лорд Гамильтон обвенчался с Эммой Лайон, которая стала леди Гамильтон.

Эмма стала леди Гамильтон, супругой господина посла, а ее мать Мэри Кидд, миссис Кэдоган — матерью супруги господина посла! Она леди!!!

Как пережил такое известие Гревилл, неизвестно, но провожать «тетушку» при отплытии домой он не пришел.

На обратном пути господин посол Англии в Королевстве Обеих Сицилий с супругой остановились в Париже, и им была дана аудиенция у королевы Марии-Антуанетты. Все скромно и без свидетелей, потому что у королевы просьба — передать письмо сестре в Неаполь, причем лично в руки. Лорд Гамильтон с трудом сдержал довольную улыбку, потому что это невольно означало для Эммы быть принятой Ее Величеством. Замечательно, лучше быть не может!

И действительно, сразу же после прибытия посол с супругой получили приглашение во дворец на аудиенцию.

Эмма быстро поняла, что Мария-Шарлотта на прогулке и Ее Величество Мария-Каролина во дворце — это не одно и то же. Вежливый кивок и интерес в глазах первой и улыбка второй словно небо и земля. Но теперь и Ее Величество могла позволить себе быть благосклонной к Эмме, потому что та леди Гамильтон и потому что привезла письмо от другой королевы — ее сестры. Быть принятой одной королевой не значило обязательно быть принятой другой, с этим Эмма столкнется позже, но позволяло надеяться на прием.