Босс знал, что её многофункциональность сильно превосходит размер оклада, поэтому периодически «подкармливал» персональными премиями втайне от бухгалтерии. Поэтому с шефом у них сложилось полнейшее взаимопонимание. Иногда ей снилось, что они занимаются сексом прямо на его рабочем столе – это несложно было воплотить, но тогда их отношения утратили бы свой неповторимый трепет, да и ей уже несвойственны были поступки с дешевым и предсказуемым сюжетом.

Горючая смесь Шабли, Божоле и Пино Нуар уже выдавала себя нездоровым блеском глаз, но вполне здоровым румянцем. Почти нетронутая бутылка Шабли, за бокал которого в ресторане она отдала бы четверть зарплаты, согревала душу, неприлично выглядывая расковырянной пробкой из дамской сумочки. Символичная надпись «перевозка СТОЯЩИХ пассажиров запрещена» всегда веселила и удручала её одновременно. Маршрутка, громыхая, затормозила у остановки. Вошла семья «иностранных работников», как принято говорить у «политкорректных» кадровиков. Они уселись аккурат напротив неё, поэтому пришлось украдкой разглядывать их.

Изработанные, в плохонькой одежонке на национальный манер: у него – тюбетейка, у нее – длинная пестрая юбка и платок, ребятишки совсем тихонькие в своей замученности, неопрятные, но не грязные. Видимо, приехали недавно и совсем еще не обжились. И читалось по лицам, что согласны они на любую работу, и будут заискивать и переминаться с ноги на ногу у тебя в приемной, боязливо показывать документы, с надеждой заглядывать в глаза и видеть в них «всемогущего». Но какие красивые и трогательные они в своей сплоченности, неподдельной любви и заботе друг о друге. Сколько перелопаченной земли, потных строек в его жилистых руках с въевшейся работной грязью, сколько ведер воды, застиранных пеленок и огромных баулов в ее ранних морщинах… Откуда в этих диковатых глазах столько наивности, как не сгинула оттуда эта глубоко запрятанная нежность, ЧТО может заставить этих людей выглядеть счастливыми?

Вдруг девушка почувствовала, как от кончиков пальцев до макушки прониклась вселенской любовью ко всему на свете. И в этот момент не было в мире никого красивее этого тщедушного мужичонки в тюбетейке с торчащими наружу плохими зубами, этой безропотно отдавшейся судьбе женщины, этих карапузов, которые еще вряд ли умеют говорить, но уже всё понимают. Она мысленно стала желать им счастья, но тут же устыдилась своего порыва: почему ей кажется, что у них настолько всё плохо?! А у лощеного хмыря с новыми «санфаянсовыми» зубами – всё хорошо, хотя никто и никогда не посмотрит на него так, как эта женщина смотрит на своего мужа.

Как ей самой хотелось бы так смотреть на него. На его копну иссиня-черных, кудрявых волос… Теперь она почти уверена, как выглядит её рыцарь, во всяком случае, со спины. А чем должна быть наполнена его светлая чернявая головушка – она сочинила уже давным-давно…

Девушка скользила по гололеду, демонстрируя чудеса эквилибристики: шпильки увязали в насте, и она вынуждена была семенить «на носочках», безнадежно опаздывая…

Колкая снежная «морось» уже прекратилась, но легче от этого не стало. Холодно, скользко, серо. Она никогда не ленилась приводить себя в порядок, особенно перед публичными выступлениями, но только не сегодня. Еще с утра припухли веки: то ли от недосыпания, то ли от вчерашнего бургундского «попурри» – и она совсем не любила сегодня ни себя, ни эту погоду, ни кожано-меховой магазин, где сегодня полагалось завершить курс тренингов по продажам. Отчаянно желая возвыситься над прочим офисным планктоном, а вовсе не из жадности, девушка научилась продавать впечатлительным провинциальным бизнессам авторский курс тренингов для продавцов.

Магазин «Мир Меха и Кожи» принадлежал индивидуальному предпринимателю Мухтаровой Розе Миннимухаметовне. Роза Миннимухаметовна знала всё о клеенчатых сумках в клетку и очень стыдилась своего «рыночно-челночного» прошлого, но ей повезло, и развитой социализм, когда она только начинала «челночить», очень быстро превратился в недоразвитый капитализм, а гусеница спекуляции через куколку кооперации – в бабочку кожано-мехового предпринимательства!

ИП Мухтарова жаждала перевоплощения из преуспевшей торгашки в лощеную бизнес-леди, потому очаровать ее психологическими терминами и англонизмами, презентуя довольно примитивный тренинг по продажам, оказалось несложно. Оживив базовые знания примерами из собственного опыта и элегантными метафорами, но цинично презирая подобного рода тренинги, девушка таким образом довольно успешно пудрила мозги всевозможным местным ИП и даже некоторым ООО.

Сегодня занятие проходило уже в магазине. Продавцы должны были закрепить свои навыки уже на «живых» покупателях и получить обратную связь от тренера. Выходной день межсезонья обещал покупательский аншлаг, но за 40 минут ожидания порог магазина переступил только щупленький паренек в потрепанной «аляске», очевидно, с целью погреться, и, испугавшись решительности расфуфыренной продавщицы, сбежал, не дав ей возможности определить: астеник он или шизоид.

Она заскучала… Захотелось бросить этих девиц на произвол Гермеса и пойти домой, спать.

Разочарованность молодостью, вкупе с безвременно одолевшим кризисом среднего возраста, сегодня достигли своего апогея. Ничего-то её больше не радовало, ничего-то не вдохновляло… Все время хотелось спать, реже – выпить, еще реже – есть. А иногда, наоборот, случались периоды эмоциональной «встряски», и она оплакивала своих бывших, набрасывалась на углеводы или погибала в спортзалах.

Теперь же девушке не хотелось даже шевелиться, не говоря уже о том, чтобы кого-то «поучать» даже за гонорар в размере ее двухмесячной зарплаты в Русимпорте. Сознание как будто погрузилось в анабиоз, а всё происходящее она наблюдает как бы со стороны, и картина эта выглядит крайне паршиво… Казалось: если сейчас, сию же секунду ничего не произойдет – анабиоз перейдет в глубокую, безвозвратную кому…

Подежурив в пустом торговом зале еще с полчаса, девицы уже было собрались угощать своего тренера чаем, как вдруг колокольчик над входной дверью радостно известил о долгожданном покупателе.

Она обернулась и… остолбенела… Как будто дверной колокольчик и стал тем судьбоносным будильником от комы.

А дальше всё происходило, как в замедленной съемке: высокие потолки, усеянные хрустальными бликами от пышных люстр, заснеженные окна, винтажные подлокотники кресел, сверкающие ледышки кафеля и меховые джунгли шубных рядов, словно сценические декорации, стали медленно, а потом все быстрее и быстрее, закручивать ее в своей карусели…

Высоченный красавец с копной небрежно вьющихся волос, в распахнутом пальто, припорошенном снежной пылью, прихрамывая, но, не теряя стати, двинулся прямо на нее. Выхватив из секстета прицелившихся в него глаз именно её взгляд, мужчина запнулся на ровном полу и… тоже остолбенел.

Ураган невероятных мыслей мгновенно вскружил ей голову до легкой тошноты. Охваченная паникой, нервно сглотнув и силясь понять, что происходит, она уставилась взглядом умалишенной на несчастного парня. Казалось, стоит лишь моргнуть или отвести глаза – он тут же исчезнет вместе с воспоминаниями о себе. Девушка еще не успела сложить в единую картину гриву смоляных волос, греческий нос, мужественный, слегка небритый подбородок, огненно-карие глаза, четко очерченные губы в неописуемой полуулыбке, как все это вмиг очутилось в опасной близости к её лицу, и прозвучало невозможно бархатное, щекочущее:

– Здравствуй… те.

Чья не кружится голова,

Кто все движенья, все слова

В их переводе ненавидит,

Чье сердце опыт остудил

И забываться запретил!»                                                               Пушкин, «Онегин».