– Привет, не спишь?

– Привет, нет, на спине не могу, на боку – надоело.

– Привыкай. Родишь – тоже, поди, не поспать будет.

– У меня нянек куча.

– Короче, я тебе кое-что расскажу, а ты скажешь, съехала я с катушек или нет

– Валяй.

Выслушав эмоциональный сорокаминутный рассказ о пятиминутном событии, просветленный разум, психологическое образование и пока еще не признанный гений Аньки резюмировали, что с катушек подруга не съехала. Начав с обывательских представлений о судьбе, Анька закончила рассуждениями о законе притяжения, как одном из основных вселенских законов, силе грамотно выстроенного механизма визуализации и, наконец, изрекла:

– Короче, если это судьба, то тебе показывают ее трижды. Так что жди. И активно работай над визуализацией. А сходи вообще в этот банк. Хочешь, я с тобой схожу, чтоб уж ты наверняка не обмочилась?

Он попросил Сашу припарковаться возле остановки и отпустил на обед, а сам планировал пообедать с Юлей, раз уж она так внезапно и настойчиво предложила секс в условиях дефицита последнего у него. Часа через два: сначала в депозитарий, потом пешком гулять. Без Юли – она не поймет. А может он и не будет с ней спать, просто хочется пообедать с кем-то, кого зовут не Сашка Стрельников.

Мужчина купил в ларьке воду без газа, арбузный «Орбит» и вышел на улицу. Солнце слепило, а солнцезащитные очки остались в машине. Не успел он проковылять и трех шагов, как вдруг Евгений Феклистов, вместе со всем своим инструментальным ансамблем, ворвался в голову со словами: «Где моя ясная, белая девочка с длинной и острой косой…»

Небрежно заплетенная длинная коса с остроконечной кисточкой, похожая на жало скорпиона, пронзила мозг молниеносно и насквозь, зацепив даже Феклистова. Лицо девочки, и вправду, было белым, даже светящимся, то ли от яркого солнца, то ли от оправы из темных волос и густой челки. Что-то трепетное и пугающее стало опускаться по позвоночнику: от головы к шее, оттуда мурашками по спине, ускоряя пульс. Профиль и коса отчаянно требовали дополнений к портрету – он зашагал быстрее. Азарт разгорелся не на шутку, но «белая девочка» безжалостно повернулась спиной и засеменила в другую сторону.

Светофор был неумолимо красным, пешеходы обгоняли, цепляя плечами и сумками. Ну как тут пуститься вдогонку мечте, если ты наполовину – циник, наполовину – скептик, да, к тому же – хромоногий?! Господи, какой же бред лезет к нему в голову! Пигмалион, блин.

И было уже не разобрать, на кого он злится: на себя – за нерешительность, на Пигмалиона – за Галатею или на Бакуса – за соль на рану. Изящная длинная спина девушки, туго подпоясанный короткий плащик и бесконечные ноги с каждым шагом становились все зыбче, отчего она еще больше становилась похожей на дурацкую Галатею.

Пешеходная «зебра» исчезала из-под ног, девичий стан – из поля зрения. Минуя неприлично маленькую для банка парковку, он начал взбираться на крыльцо с высокими ступенями, и только теперь вспомнил про боль в колене. Взявшись за дверную ручку, мужчина обреченно оглянулся и остолбенел: «белая девочка» прогуливалась в парке через дорогу, перешагивая через лужи, и определенно, никуда не спеша.

Он нервно глотнул невкусной ларечной воды и встал поодаль от входа, скрестив руки на груди. «Коса» неспешно огибала лужи, то и дело, поглядывая в его сторону. «Почему сразу в мою? Может она на перекресток смотрит, машину ждет. Сейчас подъедет Лексус какой-нибудь и увезет мою Галатею в ресторан, – он пытался убедить себя, что будет выглядеть придурковатым подростком, если кинется в парк знакомиться с ней, – девушка, Вы не меня здесь выхаживаете? Я вчера про Вас песню слышал: и белая Вы, и с косой. Что Вы, я вовсе не расист!»

Он, то прищуривался, то изо всех сил выпучивал глаза, пытаясь настроить на нее свои «пиксели», но тщетно. Всё оставалось неизменным: коса, челка, белое личико, талия и ноги, ноги… «Все, хватит бредить – отбредил! Одна «Галатея» уже сегодня звонила – трахаться приспичило», – и мужчина решительно дернул на себя дверную ручку.

Пятница в Русимпорте считалась полурабочим днем, в особенности для сотрудников офиса, которые не относились к зарабатывающему звену. Для шефа уик-энд начинался в четверг вечером, поэтому в пятницу можно было бесцеремонно опаздывать, обедать по два часа, ничем не заниматься, изредка создавая видимость работы перед начальником отдела продаж, если тот был не в духе.

Обучающие дегустации для торговых представителей и продавцов, то есть, тех самых зарабатывающих звеньев, она проводила, не иначе, как по пятницам, но не чаще двух раз в месяц. Дегустации предшествовала лекция, но девушке не особенно хотелось повторять заезженный, но не запомненный материал, а небогатым умом «звеньям», в свою очередь – не хотелось слушать, особенно в пятницу, особенно – когда вино уже призывно «дышит» откупоренными горлышками. Сегодня в «винной карте» дегустации винодельческий регион Бургундия, про который сами французы говорят: «Бургундское вино – лучшее во Франции, Бордосское вино – лучшее в мире». Каламбур французам удался, а вино тем паче.

Она сидела на корточках в узких джинсах и на каблуках перед нагромождением пыльных коробок. Виктор Иванович, известный складской «мнемотехник» знал сложно произносимые названия и шестизначные коды всей алкогольной продукции Русимпорта, а также ее запах, вкус и цвет. А похмельное «послевкусие» его вообще не покидало.

– Пти Шабли Ля Маргэрит, шестого года, – она говорила название вина, а Виктор Иваныч по коду искал нужную коробку в куче.

– 11532, Петит Шабли, Ле Маргуэ… шестой год, вот держи, – у Виктора Иваныча пятница началась еще в среду, когда списали некондиционный товар. – Дальше!

– БожПоле Виллаж, аппеласьон Мулен-а-Ван. Шато де Жак

– 112378, БожПоле Виллаж, Мулена Вана, Шато де Яшка, – тут Виктор Иваныч сделал паузу, чтобы она смогла оценить его креатив. – Что еще?

– Еще Пино Нуар, Бургонь – любое, которое проще найти.

– Ишь ты, какая шустрая! Говори четко: скока вешать в граммах, а то – любое! Вам, я погляжу, в офисах совсем делать нечего, а мне не досуг из-за трех бутылей тут лазать, я тут с тобой лясы точу, а вся работа стоит, и вся фирма ваша потому тожа стоит, так что, соображай скорей.

Никогда прежде она не воспринимала проявления «синдрома вахтера» в свой адрес так снисходительно. Виктор Иваныч был настолько безысходен в своей уже почти четвертьвековой корпоративной преданности Русимпорту по причине губительной страсти к его продукции, что злиться на него мог только глупый и бессердечный человек.

– Хорошо, хорошо, Бургонь Пино Нуар, Луи Жадо, – девушке тоже не терпелось покинуть сырой, прокуренный ангар.

– Так, Луис Жадор, это на 18 код будет, 18 сверху вроде были. На, держи.

Девица сгрузила бутыли в полиэтиленовый пакет и засеменила к выходу.

– Опять, поди, без закуси будете пить, хоть бы хлеба с колбасой прикупили, окосеете ведь! – Прохрипел вслед Виктор Иваныч, причмокивая сигареткой.

Девушка только улыбнулась в ответ, предвкушая, как принесет домой по полбутылки роскошной французской «некондиции»!

Дегустации в «Русимпорте» проходили хаотично, быстро и весело. И если полгода назад она еще пыталась всучить торговым дегустационные журналы, учила долго всматриваться в винное «платье», различать в букете нотки ежевики, трюфелей и поджаренной корочки, ставить незамысловатые оценки, то сейчас все сводилось к простому: «нравится – не нравится» и «с чем бы пошло».

Рыба гниет с головы, а у Русимпортовской «рыбы» голова в дела компании погружалась редко и без энтузиазма. Поэтому босса любила, пожалуй, только она, и, скорее, за чувство юмора и дорогой парфюм, а не за таланты управленца. Босс тоже её любил, причем безо всякого эротизма. Просто у него был хороший вкус.